Пророки

Пророк Илья сидел в глубоком, как силосная яма, узком окопе и соскребал дюралюминиевой ложкой со стенки длинного и узкого, подковообразного котелка пшенную кашу. Напротив него сидел пророк Гена и тоже скреб ложкой кашу, только соскребая ее со стенок крышки от котелка. Крышка и котелок были разыграны в простой и незамысловатой игре. Камни, ножницы и важные бумаги. Важные бумаги победили.

- Слышь… - задумчиво обратился младший пророк Гена к своему старшему товарищу, с сомнением разглядывая комок каши, прилипший к его ложке.

- Дай пожрать спокойно, Гена, без этих твоих тупых вопросов.

Илья к каше не приглядывался. Не до того ему было. Забрасывал ложкой слегка тепловатые комки в рот, смыкал челюсти и равномерно перетирал все подряд, а потом проглатывал.  Кидал, как кидают лопатой уголек в жадное нутро печи старенькой котельной, захлопывая чугунную заслонку и бодро топая к слежавшейся куче угля за новой порцией. С ложкой. Чтобы печь гудела. И вода грелась. И чтоб уголька всегда был в достатке.

- Слышь… - снова обратился к Илье не внявший и не успокоившийся Гена, меланхолично роняя с ложки комок каши обратно вовнутрь крышки от котелка. Каша отваливалась от ложки вяло, неохотно и упала тяжело, с глухим, влажным шлепком. – А ты чё будешь делать лет через двадцать? В смысле, как жить будешь?

Илья Гене на вопрос ничего не ответил. Прожевал, проглотил, поскреб и закинул. И стал жевать следующую порцию армейской пшенки. Жизнь коротка и никаких нервов на нее не хватит, если переживать на пустом месте. Нужно экономить все.

- Слышь…

- Гена, ты жрать будешь? Или чё?

- Наелся я. Не хочется мне.

- Слышь, ты, младший пророк Гена, заткнись, пока по-хорошему, и жри, пока время у тебя для этого есть.  И зубы. Детский сад, на. Хочу, не хочу. Жри давай! Это, если что, – приказ! – Илья сдвинул к переносице брови, обозначая суровую складку непоколебимой решимости, облизал ложку и посмотрел на Гену, как санитар на вошь. Внимательно и категорично.

Гена не выдержал, отвернулся, опустил покаянную голову вниз и взялся за ложку. Зачерпнул со дна крышки от котелка каши и, после тщательного осмотра комка слипшейся пшенки, с отвращением затолкал этот жуткий конгломерат еды в себя, медленно пережевывая и время от времени страдальчески морщась. Илья выдохнул, дернул головой, как припадошный, и спокойно закинул в печь еще одну порцию угля. Какое-то время слышно было только позвякивание ложек о края посудин, да тяжкие вздохи Геннадия.

А потом каша кончилась. А вопросы у Гены остались.

- Слышь…

- Слышу, Гена, слышу. Ты все съел? Если все – давай сюда ложку.

- Слышь…

- Чё тебе?

- А зачем тебе моя ложка?

- За надом. Перископ буду делать.

Илья примотал клейкой лентой ложку к жердине, прихватил с собой ранец и, как опытный лесной охотник, на полусогнутых, подошел к краю бруствера. Гена с интересом, то есть, открыв рот и впав в состояние созерцательной восторженности, следил за действиями Ильи. Илья осторожно перемещал шест с ложкой, пока ложка не вылезла за край окопа. Здесь Илья притормозил, перестал выдвигать эту несуразную конструкцию вверх, а стал аккуратно ее вращать в ладонях.

- Слышь… А это – что ты сейчас делаешь? 

- Заткнись, Гена, не мешай. Сейчас увидишь. 

И Гена, действительно, увидел. Ложка, торчащая над окопом, прикрученная к жердине, печально звякнула и согнулась, как самурай перед сепуку. Илья ее тут же опустил на дно траншеи. Но сначала ботинком прочертил линию, параллельную сгибу ложки. Внимательно рассмотрев дыру в кашеприемнике, Илья полез в ранец, достал из него карандаш и карту-миллиметровку. Покрутил ее в руках, сориентировал по местности, провел линию карандашом, рассмотрел свои художества, хмыкнул и достал из штанов мобильник.

- Э… - удивился Гена, потому что вспомнил, что в приказе, который довели до всех пророков, командование категорически запрещало пользоваться мобильными устройствами на линии соприкосновения, в прифронтовой полосе. Категорически.

Илья провел указательным пальцем по губам, а  потом выставил этот палец перед собой в жесте, похожем на запрещающий дорожный восклицательный знак. Попутно он набрал, им же, неведомый номер и небрежно приложил мобильник к уху, глазами протирая дырку во лбу Геннадия.

- А приветики, Георгий. А… ага… знаю… да знаю я… короче. Тут такая тема, Победоносец. Кинь две дыни по вот этому адресочку. Записываешь? Ага, записывай. Жду. Готов? Ага. М 27-01, Д 12-18. Повторить, нет? Ага, ладно… давай.

- Слышь…

- Слышь, Ген. Ты нет-нет в армии, и я тебе ниху* не друг-товарищ по детским играм в песочнице, а я тебе, Гена, товарищ командир. Поэтому - так, если у тебя есть вопрос ко мне, ты его можешь, конечно, мне задать. Но - обращаясь по всей форме. Для этого тебе нужно выучить простую формулу армейского обращения от младшего по званию к старшему. Звучит это так – разрешите обратиться, товарищ командир. Запомнил?

- Так - это…

- Запомнил, мудрило, или чё?! Ты лучше сразу все запоминай. Потому как, достал ты меня за эти два дня до полной невозможности. А меня доставать нельзя. Я нервнобольной ранетоотконтуженный до изморози. Кровью умоешься, Гена. Доступно объяснил или тебе все еще что-то не понятно?

- Так – это… мобильниками пользоваться же нельзя?

- Нельзя! Еще вопросы есть?