Про дотошность и полковника Циллергута

Про многословность и "воду" в сетературе я уже писал. Сегодня хочу поговорить про частный случай этих явлений. Слово "дотошность" тут, может быть, не вполне подходит, но не знаю как обозвать это более ёмко. Речь идёт и про периодический перессказ событий и фактов повествования, уже известных читателю (это как если бы, например, Конан Дойл напоминал читателю в каждом рассказе про Холмса: "ну, вы же не забыли, что Шерлок курит трубку? так вот, он действительно большой любитель трубки"), и про описание каких-то очевидных вещей и явлений вообще ("вы же в курсе, что дождь падает сверху вниз, а солнце встаёт на востоке?"), и излишне скрупулёзное описание мыслей, поступков, и мотиваций героев, из-за чего живая картинка, в которую, в идеале, должен на лету превращаться хороший текст в голове читателя, блекнет или ломается, повествование начинает напоминать не "ожившие буквы", а ожившую мертвичину, и возникает желание проглядывать по диагонали целые куски текста. Чего в принципе не должно быть с хорошей книгой, я считаю.

При том, я отделяю это явление именно от "воды", т.е. затягивания сюжета, преднамеренного разгона объёма текста ради объёма, или необоснованного вписывания в повествование мировоззренческих пунктиков автора на тему политики/истории/социума, и т.п. В данном случае, как я понимаю, это делается автором скорее неосознанно, ибо он как бы хочет быть понятным и всё разжевать для читателя, до последней косточки. К счастью, мне редко попадался именно этот грешок, хотя я не претендую на репрезентативность своей выборки. Но, в любом случае, если уж такое попадается, то чтение превращается в тяжкий труд по преодолению словесных конструкций. И остаётся неприятный осадочек: то ли автор - очередной Капитан Очевидность, то ли он считает своих читателей дурачками, которым надо постоянно всё разжёвывать или напоминать сюжетные ходы и факты.

Ну а напоследок хочу процитировать отрывок из "... солдата Швейка ...". Похоже, что Гашек уже тогда предвидел что-то такое о сетературе. )

"Полковник Фридрих Краус фон Циллергут (Циллергут— название деревушки в Зальцбурге, которую предки полковника пропили еще в восемнадцатом столетии) был редкостный болван. Рассказывая о самых обыденных вещах, он всегда спрашивал, все ли его хорошо поняли, хотя дело шло о примитивнейших понятиях, например: "Вот это, господа, окно. Да вы знаете, что такое окно?" Или: "Дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, называется шоссе. Да-с, господа. Знаете ли вы, что такое канава? Канава — это выкопанное значительным числом рабочих углубление. Да-с. Копают канавы при помощи кирок. Известно ли вам, что такое кирка?"

Он страдал манией все объяснять и делал это с воодушевлением, с каким изобретатель рассказывает о своем изобретении.

"Книга, господа, это множество нарезанных в четвёртку листов бумаги разного формата, напечатанных и собранных вместе, переплетённых и склеенных клейстером. Да-с. Знаете ли вы, господа, что такое клейстер? Клейстер — это клей".

Полковник был так непроходимо глуп, что офицеры, завидев его издали, сворачивали в сторону, чтобы не выслушивать от него такой истины, что улица состоит из мостовой и тротуара и что тротуар представляет собой приподнятую над мостовой панель вдоль фасада дома. А фасад дома — это та часть, которая видна с мостовой или с тротуара. Заднюю же часть дома с тротуара видеть нельзя, в чем мы легко можем убедиться, сойдя на мостовую.

Как-то раз он даже пытался продемонстрировать этот интересный опыт, но, к счастью, попал под колеса. С той поры он поглупел еще больше. Он останавливал офицеров и пускался в бесконечные разглагольствования об омлетах, о солнце, о термометрах, о сдобных пышках, об окнах и о почтовых марках." 

P.S. В целом, это и напоминание самому себе - текст это как статуя, от которой нужно отрезать всё лишнее, до тех пор, пока она на станет совершенной. Хотя параметры совершенства тут тоже могут быть субъективными. )