Каркадэ

В кривых переулках не горят фонари отечества,

на дровах нехотя загораются огни,

ипохондрия - это имя, которое лечится,

это свет, в котором шевелится капля багровой тьмы.

Я живу, как бутылка вина с сургучом на пробе,

выпадаю, как винный камень на дно стекла,

а Луна обычная, в три четверти на небесном склоне

поднимается вечером и бегает до угла.

Слушай, а ты умеешь дышать сквозь листву и шорох? 

Умеешь видеть в выворачиваемой темноте?

как в янтарной мякоти исчезает взлетевший город

и качает листьями лодочки по воде.

*

Я собирал гранаты и цветы,

рвал лепестки цветущего граната,

застряла на гранитных скалах неба вата

стремительно летящих облаков,

Чтоб вычеркнуть закаты и рассвет.

Он приходил растерянный и бледный,

в руках подсохший нес пучок вербены,

не поднимая солнце и глаза,

все мямлил что-то. 

Непроизносимо.

Невыносимо медлил и косил,

и выдыхал потерянно и длинно,

когда слова не те проговорил.

Потом заваривал  в прозрачном дне-кувшине

последние звучащие цвета,

и в этой краске из аквамарина

качался куст из чайного листа

и цвел набухший розовый гранат,

и бурой краской в воздух поднимаясь,

как-будто растворяясь и светясь,

прикидываясь розой, возле чайной,

горел по-черному зарезанный номад.

*

В покрасневшие гланды зарева,

когда упал и пропал закат,

когда картошка сварилась заживо

и порезан на полосы сервилад.

Когда делать особо нечего,

потому что кажется не к чему,

незабываемое неизбежно случается вечером,

каждый раз неведомо почему