Отеческий совет

(играем дальше)

Спустившись с крыши, Эрик снова забрался в госпиталь через окно черного входа. "Недозволенное" прояснило ум и слегка замедлило время. Оно же помогло добраться до четвертого этажа незамеченным и догадаться постучать в нужную комнату. 

Ему открыли сразу.

Ее звали Надин. Приятельница Рички, она не то чтобы была главной сплетницей этажа, просто по необъяснимым причинам все и всегда знала. 

- Ты? - полненькая девушка сняла очки, ее умные подслеповатый глаза уставились на Эрика как на привидение. - Совсем больной что ли сюда возвращаться?! 

Эрик облокотился об косяк, рассматривая Надин. Очень уж прагматична. И правильна. Не то чтобы без шансов. Но овчинка выделки не стоит. 

- Я не больной… Ну разве что слегка. А так, я смелый и... совершенно несчастный...

- Надо думать! Зайди, - она вернула на кругленький носик очки, ухватила его за грудки и затащила себе в келью. - Тебя же ищут! Где ты такую дорогущую рубаху украл? Мог бы выбрать размер побольше.

- Других размеров не было... - Эрик все смотрел на девушку. Старше его лет на десять. Вполне себе такая, которая могла бы подметать крыши. - Рассказывай! 

- Дай-ка подумать…

Ни капли иронии, да и чувства юмора днем с фонарем не разыщешь. Нетушки, дайте отдохнуть! Лучше этот Мастохон... 

- Начать с твоего выпадания из утробы комнаты? - Надин, как опытная акушерка подобрала сравнение по своим представлениям о мире. "Весьма удачно сказано" - подумало в Эрике "недозволенное". Именно так он и выпал из кельи Рички, подобно родившемуся младенцу. Из достатка и радости в мир, полный вражды, нищеты… да ещё с голым задом. Определенно в точку. 

Он попробовал сунуть руки в карманы. Но штаны Колича были такие узкие, что с трудом вместили в себя Эрика и то, что к нему прилагалось в области штанов. Рукам там места не было.

- Давай финалочку... - вздохнул Эрик. - Чем все закончилось? 

- Тем, чем и должно было закончиться. - Надин поправила на носу очки. Точно нет. Да она на него и не клюнет. Не сейчас.

- Хотелось бы без беззубых нравоучений... - Эрик поморщился. Надин говорила слишком медленно. Пока она говорила, Эрик успел подумать о десятке разных приятных и неприятных дел. - Кричали, били в двери, тащили Ричку по коридору за волосы. Особенно после того, как старшая медсестра проговорилась, что ты представился Маричкиным братом. Господин кричал так, что стены дрожали. 

- Ясно. И?

- Он ее домой забрал. Как я поняла из всего потока ругани - под вечный домашний арест.

- Вот же сволочь… - Эрик снова поморщился. - А вещи?

- Чемодан при нем был. 

- Ясное дело. Он ее добро не бросит. Старый маразматик. Псих. А мои вещи? 

- Полетели в окошко. Естественно. Прямиком в канаву. Все подчистую.

- И лютня? - Эрик похолодел и бросился к окну. Не то чтобы он на что-то надеялся. И все же...

Окно Надин выходило на ту же сторону,  что и окно Рички. Эрик забрался на подоконник и высунул голову в форточку. Что-то там белело внизу на камнях.

Он живо представил, как летели его штаны, размахивая штанинами, точно крыльями, и так же, размахивая рукавами, летели рубашка и фрак…

Но главное, он отчетливо, со всем размахом его воображения помноженного на "недозволенное", увидел и услышал, как больно, надрывно и глухо спела его лютня прощальный нестройный аккорд, а затем разлеталась в желтые щепки. Замолчала, навсегда...

- Сука… - выдохнул Эрик с такой болью, словно его самого скинули с четвертого этажа и приложили спиной о камни. - Ты у меня попляшешь!!!

Никакого четкого плана мести у него пока не было. Только горячее намерение. 

- Спасибо, Надин. Бывай.

Он вышел из одной комнаты, свободно, не заботясь больше о том, что его поймают, и пошел в комнату Рички. 

Комната была закрыта. Он выбил двери голой пяткой. 

Пустота. О, Ричка! Сколько сладких ночей, шепота, слез, обид, стонов, простого человеческого тепла, которое начинаешь ценить как следует только его лишившись. 

Эрик шагнул к умывальнику, открыл дверцу для ведра и сунул руку поглубже под столешницу.

Блокнот был там. 

Толстый, длиной с ладонь, к ушку на корешке вощеной веревочкой привязан графитный карандаш. Хоть так, хоть это тайное сокровище удалось сохранить. 

Эрик сунул блокнот за пазуху и пошел прочь из госпиталя. Уже навсегда. Он пошел, не оглядываясь, размашистым шагом двухметрового юноши, прямиком через главный вход, салютуя охраннику и даже не ускорив шаг на его окрики. Никто в здравом уме не полезет парню, которой потерял за одно утро и девушку, и штаны, и лютню.

Он направился в сторону "Золотой Антилопы", но по дороге свернул в парк, сел там на край скамейки и достал блокнот. Раскрыл на пустой страничке... Строчки пришли, как всегда, внезапно, и следовало их записать, пока они не затерялись среди карнавала.

"Герою юному, что женщины не ведал, сподоблюсь на отеческий совет.

Ищи такую, чей душевный свет, 

Играет ярче, чем глаза сияют, 

Что любит, греет, радует, прощает,

Не ту, что верность только обещает, 

А ту, что никого не замечает 

Кроме тебя, потерянный поэт…

И в этом весь секрет..." 

"Отеческий совет", -  гыкнул он, убирая блокнот за пазуху. -"А недурно!"

Эрик легко спружинил с парковой скамейки,  поднялся над собой и над потрясениями, что так или иначе делают из юнцов более-менее осмысленных граждан, и пошел в сторону площади. План был прост. Разведать обстановку, а потом сгонять за гитарой. Пиво тоже. А как же! Без него в такой день уж точно не обойтись!