ПОЭТ ДНЯ. Саша Чёрный (13 октября 1880 — 5 августа 1932)

Он же Александр Михайлович Гликберг — поэт Серебряного века, прозаик, журналист-сатирик.

Цитаты

Бархатный пиджак не делает писателя.

Если у тебя есть «имя», не пиши хлама. Если у тебя его нет, тем более остерегайся.

Если ты напечатал два рассказа в вечерних газетах и одно стихотворение в «Ниве» — не торопись выпускать в свет «Полного собрания» своих сочинений.

Профессионал-писатель как Будда, поступивший в коммивояжеры.

Молодых поэтов не читай. Если совсем не можешь обойтись без чтения — читай сказки Андерсена и «Записки Пиквикского клуба».

Лучше камни в почках, чем опечатки в стихах.

Расписывать, как у верблюда в ноздрях растут финики, — ещё не значит быть оригинальным.

Если у автора написано «солнце садилось», не кричи, что это украдено у Пушкина или у Шекспира, — автор мог сам до этого додуматься.

Критику

Когда поэт, описывая даму,
Начнёт: «Я шла по улице. В бока впился корсет» —
Здесь «я» не понимай, конечно, прямо —
Что, мол, под дамою скрывается поэт.
Я истину тебе по-дружески открою:
Поэт-мужчина. Даже с бородою.

1909

Из «Новейшего самоучителя рекламы» (1913)

В наше зоологическое время одно только искусство высоко держит своё знамя и неустанно опрокидывает на головы вялых современников собрание сочинений за собранием, альманах за альманахом… Невероятное количество начинающих поэтов пишет почти как Пушкин. Невероятное количество начинающих прозаиков пишет почти как Толстой. Сооружаются поэтические академии, цехи поэтов, лиги взаимного печатания и восхваления и проч., и проч.

В недалёком будущем все страховые общества, банки и конторы по найму прислуги должны будут прекратить свои операции, так как ни один клерк не захочет сидеть над презренным сведением балансов: все займутся составлением собраний сочинений — занятием лёгким и приятным, не требующим ни особых способностей, ни каких-либо предварительных знаний.

Но книг с каждым днём всё больше, ибо авторов всё больше: читателей же всё меньше. 

Как быть? Как выделиться из массы? Как схватить за волосы читательское равнодушие и, не давая читателю прийти в себя, заставить его если не прочесть, то хоть купить книгу?

Как навязать своё имя толпе, чтобы оно, как «тарарабумбия», преследовало её и в бане и во сне, в самые тихие минуты бытия? Все эти вопросы и составляют область сложной науки, которая называется рекламой и является, как известно из всех объявлений, «главным двигателем торговли».

Автору этих строк удалось в течение нескольких последних лет собрать по этому вопросу кое-какой материал. Материалом этим он и хочет поделиться с теми малоопытными начинающими (по большей части провинциалами) и так называемыми «молодыми», которые невинность уже потеряли, но капитала ещё не приобрели. Итак:

§ 1. Обложка — душа книги. Если прохожий заметит в книжной витрине на другой стороне улицы пятно цвета раздавленного попугая и неудержимо потянется к нему, как к зарезанной автомобилем на площади лошади, — значит, обложка удовлетворительна. Заглавие должно быть не менее выразительно: «Четыре пуговицы. Книга для крокодилов», «Кто и что?». Для сборника стихов предпочтительнее что-нибудь узывное и тугопонятное: «Пусть лилии молчат», «Филь», «Арфы из шарфов» или «Шарфы из арф» (по вкусу). Имя автора следует печатать такими крупными и необыкновенными буквами, чтобы все соседние вывески поблекли от зависти.

§ 2. Печатать на обоях и обёрточной бумаге уже старомодно. Следует искать нового материала: всё издание, напр<имер>, на берёзовой коре, а сто экземпляров на ослиной коже с рыжим обрезом (для любителей).

§ 3. Не считаясь с устарелым мнением Гоголя, высказанным им в «Завещании» (п. 7), и с его старомодной скромностью, к каждой книжке, независимо от её размера, необходимо прилагать свой портрет. Если лицо недостаточно умно и выразительно, следует во время позирования придавать своим чертам ту общую неопределённую напряжённость, которая легко может сойти за работу мысли и чувства.

§ 4. Предисловия бывают двух сортов: личные — от лица автора и в виде рекомендательных писем от лиц, получающих не менее 500 рублей с листа. Вторые выгоднее, ибо многие грубые читатели склонны видеть в авторских предисловиях то нервное интересничанье и «беспокойную ласковость взгляда», которые ассоциируются с известной вульгарной поговоркой о гречневой каше. Если же автора рекомендует какое-нибудь солидное и маститое лицо, читатель, не желая показаться нечутким самому себе и своим друзьям и родственникам, зачастую начинает видеть на голом короле платье.

§ 5. На каждой сотне экземпляров не лишне ставить цифру нового издания, причём с пятого или шестого издания можно начать печатать в объявлениях и в конце каждой книги:

Издание шестое только что вышло и поступило в продажу.
Седьмое печатается.
Восьмое готовится к печати.
Девятое готовится к приготовлению к печати и т. д.

§ 6. Посвящать книги лучше не ближайшим родственникам, как чаще всего делают, а лицам, значение которых в искусстве более или менее установилось: «Светлой памяти Гомера», «А. Пушкину». Можно и современникам: «Учителю — Анатолю Франсу». Франс далеко, русского языка не знает, да и уголовной ответственности автор за такие посвящения по закону не подлежит. Свидетельствуя о хорошем вкусе автора, посвящения эти сразу вводят его в избранное общество и намекают на неограниченные возможности в будущем. Можно посвящать и стихиям.

На титульном листе полезно напечатать какой-нибудь эпиграф на санскритском языке или древнебретонском наречии.

§ 7. Теперь о самом главном. Книга выпущена. Изумлённые народы толпятся перед витринами и у прилавков. Книга куплена. Надрезана. Огорчённый читатель с прискорбием вздыхает о потерянном рубле и времени и злорадно ожидает отзыва. Что делать? Если автор холост, лучшее, что можно посоветовать ему, это жениться на тётке секретаря, либо швейцара одного из наиболее ходких периодических изданий. Психология родства обязывает — оценщики, состоящие при этом издании, становятся близкими знакомыми, вместе закусывают, сравнивают автора с Шекспиром и доброжелательно хлопают его по плечу. Вытянет ли он от многописания себе жилу на руке, купит ли новые подтяжки, — об этом будет сообщено миру в специальных отделах: «Наш даровитый вытянул себе жилу», «Наш даровитый купил новые подтяжки».

В том случае когда с автором ничего не случится — и об этом доведут до общего сведения: «С нашим даровитым от такого-то числа по такое-то ничего не случилось».

Если же автор женат, тогда труднее указать определённую линию поступков, так как всё зависит от того, насколько автор обладает талантом общественности (умение играть на бильярде и переходить на «ты» со второй встречи, умение посетить в один вечер три ресторана, две премьеры и один литературный кружок) и насколько он ласков.

§ 8. При рассылке даровых экземпляров критикам следует избегать одинаковых надписей, так как критики ходят друг к другу в гости и могут, пересматривая новые книги, случайно натолкнуться на знакомую надпись. Если одному пишешь: «Самому чуткому», второму можно написать: «Самому умному», третьему: «Самому талантливому» и т. д.

Вот несколько более оригинальных надписей: «Кто горячее вас ненавидит бездарность, дорогой Иван Иванович? — Подпись», «Если бы я не был собой, я бы хотел быть вами. — Подпись», «Маяку Красоты и Правды. — Подпись».

§ 9. Так как, благодаря приложенному к книге портрету, автора начнут узнавать в трамваях, в театрах, в парикмахерских и прочих общественных местах, то ему следует для облегчения читателя придумать себе какую-нибудь гениальную внешность. Мягкие галстуки в виде слоновых ушей, бархатные куртки, длинные волосы, плащи, бурки, папахи и иные экзотические предметы пора сдать в архив, ибо всё это давно уже стало достоянием провинциальных суфлёров, псаломщиков, таперов при кинематографах и прочих пасынков русской жизни.

В наши пёстромигающие, ярмарочные, орущие дни надо прибегать к более смелым средствам: можно, например, сбрить брови и отрастить волосы в носу, можно носить красные очки со своим именем на каждом стекле или сшить из собственных обложек сюртук, а подкладку сделать из своих портретов. Можно вытатуировать на своём теле все заглавия своих рассказов или стихотворений, адрес и фамилию издателя и условия подписки на собственное собрание сочинений, что сослужит автору прекрасную службу в бане, в морских купаниях, при занятиях спортом и т. д. Можно… мало ли что можно? Надо только быть бесстрашным и отрешиться, наконец, от смешных шаблонов, которые давно уже стали чем-то вроде формы телеграфистов.

Полезно также завести какую-нибудь поговорку — повторять, например, через каждую фразу: «Три пупа, батенька». Поговорка, конечно, глупая, а в ушах останется — и можно быть уверенным, что с такой поговоркой вас ни один издатель, ни один редактор ни с кем другим уже не смешает.

§ 10. Не мешает завести приятельские отношения с каким-нибудь карикатуристом и художником-портретистом: карикатуры печатаются в периодических изданиях, а портреты выставляются на выставках. Если же подходящего знакомства нет, то надо, по крайней мере, возможно чаще сниматься. Лучше одному, но можно и с дочкой (щекой к щеке) или с собакой (символ одиночества); собаку, если нет своей, можно одолжить у дворника.

Снимки на группах требуют известной сноровки: надо уметь оттереть плечом соседей и попасть в центр группы, — что всегда несколько затруднительно, так как соседи стремятся к тому же. Составом группы отнюдь не следует смущаться; наоборот, если фигура автора мелькнёт и на воздухоплавательном банкете, и на съезде вольнопожарных дружин, и на балетной репетиции, и в отдельном кабинете, и в тесном семейном кругу, общество только приятно удивится разносторонности автора и широте его духовных переживаний.

Относительно снимков для кинематографа всякие указания излишни, так как кинематографы обращаются только к тем авторам, которые получают не менее 500 рублей с листа. Мы же имеем здесь в виду исключительно молодых и начинающих.

§ 11. Могучим средством для захвата поля зрения читающей публики являются выступления на литературных вечерах и чтение так называемых лекций. Нищета содержания и органические недостатки речи (пришепётывание, шепелявость, заикание и проч.) не должны служить препятствием, так как бородавки автора, его манеры, костюм и заикание часто интересуют публику больше, чем то, что он читает.

Что касается лекций, то лучше выбрать для них такие темы, которые, с одной стороны, не требуют знаний, превышающих словарь иностранных слов («Sic transit…» «Momento mori!»), с другой — дают неограниченный простор импрессионизму жеста и слова. Таковы темы, правда уже несколько обглоданные: Пол, Бог, Смерть, Любовь, Антихрист, Красота. Из неиспользованных тем можно рекомендовать: «О рекламе будущего», «Долой Пушкина», «О влиянии здорового смеха на открытие новых ресторанов», «Апология неонаглизма». Лучше всего, конечно, отбросить ложный стыд и читать о самом себе.

За неделю до лекции необходимо разослать в родственные периодические издания заметки, видоизменяя их изо дня в день в следующем порядке:

«Такой-то готовится прочесть лекцию. Захватывающий интерес!»
«Через три дня прочтёт…»
«Послезавтра прочтёт…»
«Завтра прочтёт…»
«Уже! Сегодня! Читает! Захватывающий интерес! Билеты распроданы!»

После лекции опять заметка: «Такой-то прочёл лекцию. Браво, бис-браво! По настойчивому желанию публики, лекция будет повторена тогда-то, тогда-то и тогда-то».

§ 12. Необходимо посещать все вернисажи и премьеры. Рекомендуется нанять двух прилично одетых восторженных юношей, которые ходили бы по пятам и всё время громко говорили: «Кто это?» — «Где?» — «Вон там, у колонны, такое необыкновенное одухотворенное лицо?» — «Как, ты не знаешь? Это автор полного собрания сочинений Черепахин». — «Черепахин?! Неужели? Боже мой, подойдём поближе, может быть, он что-нибудь скажет…»

И опять сначала: «Кто это?» — «Где?» И т. д.

§ 13. Изредка полезно печатать раздражённые «письма в редакцию» о заимствовании авторского сюжета каким-нибудь португальским писателем (португальскую фамилию придумывать поправдоподобнее: Гварильянос, Лопо-де-Сильва и т. п.).

§ 14. Общее правило: надо напоминать о себе по крайней мере раз в неделю. Средств для этого немало: в любой вторник можно, например, сообщить о себе в третьем лице, что автор такой-то занят в настоящее время обдумыванием плана предисловия к своему новому роману «Женщина как таковая». В следующий вторник можно дать подробное изложение предисловия, а через неделю напечатать письмо автора в редакцию по поводу неполноты изложения и опечатки в третьей строке сверху.

Время от времени можно просто сообщать: «Автор такой-то собирается написать книгу: „Название, тема и число страниц пока неизвестны“».

§ 15. Можно указать ещё некоторые устарелые способы привлечения к себе внимания: 1) Пятилетние юбилеи. 2) Воспоминания о Толстом и Чехове, с описанием главным образом собственных привычек и времяпрепровождения. 3) Интервью (обои в передней автора, взгляды его на искусство в пределах собственного собрания сочинений) и т. д., и т. д., и т. д.

§ 16. В заключение не мешает остеречь неопытных начинающих и молодых от некоторых слишком интенсивных приёмов рекламы: меланхолические русские мужики, расхаживающие гуськом в лиловых пальто и со щитами на спинах по Невскому, никоим образом не должны их обслуживать, потому что даже в наше зоологическое время такая реклама, кроме убытков и неприятностей, ничего авторам не принесёт.

Стилизованный осёл (Ария для безголосых)

Голова моя — тёмный фонарь с перебитыми стёклами,
С четырёх сторон открытый враждебным ветрам.
По ночам я шатаюсь с распутными, пьяными Фёклами,
По утрам я хожу к докторам.
Тарарам.

Я волдырь на сиденье прекрасной российской словесности,
Разрази меня гром на четыреста восемь частей!
Оголюсь и добьюсь скандалезно-всемирной известности,
И усядусь, как нищий-слепец, на распутье путей.

Я люблю апельсины и всё, что случайно рифмуется,
У меня темперамент макаки и нервы как сталь.
Пусть любой старомодник из зависти злится и дуется
И вопит: «Не поэзия — шваль!»

Врёшь! Я прыщ на извечном сиденье поэзии,
Глянцевито-багровый, напевно-коралловый прыщ,
Прыщ с головкой белее несказанно-жжёной магнезии,
И галантно-развязно-манерно-изломанный хлыщ.

Ах, словесные, тонкие-звонкие фокусы-покусы!
Заклюю, забрыкаю, за локоть себя укушу.
Кто не понял — невежда. К нечистому! Накося — выкуси.
Презираю толпу. Попишу? Попишу, попишу...

Попишу животом, и ноздрёй, и ногами, и пятками,
Двухкопеечным мыслям придам сумасшедший размах,
Зарифмую всё это для стиля яичными смятками
И пойду по панели, пойду на бесстыжих руках...

1909

О глупости

Есть ум скептический, критический, практический, иронический и т. д. Глупость — только одна.

Глупого мужчину всегда можно узнать по глупым глазам. Но женские глаза… Чёрт их знает! Не то глубина — не то томность; не то мысль — не то любопытство… и вдруг дура!

Глупость все ценности превращает в карикатуры: вместо гордости у неё — наглость, вместо общественности — стадность, вместо искусства — любительство, вместо любви — флирт, вместо славы — успех…

О жизни и людях

Для всех, кто носит имя человека,
Вопрос решён от века и на век —
Нет иудея, финна, негра, грека,
Есть только человек. (из стихотворения «Еврейский вопрос», 1909)

Ставлю три звёздочки. Я видал в детских книжках: когда человек делает прыжок новой мысли, он ставит три звёздочки….

Вы любите чердаки? Я — очень. Люди складывают на чердаках самые интересные вещи, а по комнатам расставляют скучные столы и дурацкие комоды.

Никогда не спорь, ибо все одинаково верят в свои заблуждения.

Детские стихи 

Написано в эмиграции: Хотелось бы всё-таки для детей ещё что-нибудь состряпать: они тут совсем отвыкают от русского языка, детских книг мало, а для них писать ещё и можно и нужно. 

Книги Саши Чёрного для детей

Детям

Может быть, слыхали все вы — и не раз,
Что на свете есть поэты?
А какие их приметы,
Расскажу я вам сейчас:

Уж давным-давно пропели петухи…
А поэт ещё в постели.
Днём шагает он без цели,
Ночью пишет всё стихи.

Беззаботный и беспечный, как Барбос,
Весел он под каждым кровом,
И играет звонким словом,
И во всё сует свой нос.

Он хоть взрослый, но совсем такой, как вы:
Любит сказки, солнце, ёлки, —
То прилежнее он пчёлки,
То ленивее совы.

У него есть белоснежный, резвый конь,
Конь Пегас, рысак крылатый,
И на нём поэт лохматый
Мчится в воду и в огонь…

Ну так вот, — такой поэт примчался к вам:
Это ваш слуга покорный,
Он зовётся «Саша Чёрный»…
Почему? Не знаю сам.

Здесь для вас связал в букет он, как цветы,
Все стихи при свете свечки.
До свиданья, человечки! —
Надо чайник снять с плиты…

1920

Что кому нравится

«Эй, смотри — у речки
Сняли кожу человечки!» —
Крикнул чижик молодой.
Подлетел и сел на вышке, —
Смотрит: голые детишки
С визгом плещутся водой.

Чижик клюв раскрыл в волненьи,
Чижик полон удивленья:
«Ай, какая детвора!
Ноги — длинные болталки,
Вместо крылышек — две палки,
Нет ни пуха, ни пера!»

Из-за ивы смотрит заяц
И качает, как китаец,
Удивлённой головой:
«Вот умора! вот потеха!
Нет ни хвостика, ни меха...
Двадцать пальцев! боже мой...»

А карась в осоке слышит,
Глазки выпучил и дышит:
«Глупый заяц, глупый чиж!...
Мех и пух, скажи пожалуй...
Вот чешуйки б не мешало!
Без чешуйки, брат, шалишь!»

1921

Поэтесса

Я люблю стихи ужасно…
Сяду с книжкой на крыльце:
Строчки катятся согласно,
Рифмы щёлкают в конце, —
Словно умный соловей
На тенистом деревце
Распевает средь ветвей.

Только тот стихов не любит
Ни печальных, ни смешных,
Кто, как мясо, строчки рубит
И не ставит запятых…
Зубрит, зубрит свой урок
И, не слыша слов живых,
Знай вздыхает, как сурок.

Посмотри, цветы сквозные
Распускаются в садах.
Это все стихи цветные,
Божьи рифмы на кустах!
Вот весёлый барбарис
В мелких жёлтеньких стишках,
Вот сирень — поэт-маркиз…

Ну а птицы, — ты послушай!
Пусть без слов, но от души
Над расцветшей старой грушей
Не стихи ль звенят в тиши?
Как хрустальный водопад,
В зеленеющей глуши
Плавно льётся мерный лад…

Не задумавшись над темой,
Вздув волнистые бока,
В небе белою поэмой
Проплывают облака…
И ручей, нырнув в лесок,
В тесной раме бережка
Распевает свой стишок.

Даже бедный лягушонок
Что-то квакает в пруду…
Неужели я, ребёнок,
Слов согласных не найду?
Даже сны мои — стихи:
Звёзды, феи, какаду
И во фраках петухи…

Завела себе тетрадку
И решила наконец, —
Засушила в ней я мятку,
Надписала: «Мой дворец».
Утром спрячусь и сижу,
А потом на ключ в ларец,
Никому не покажу!

1925

***

Ты, читатель, улыбнулся?
Это, милый, всё, что надо,
Потому что без улыбки
Человек противней гада… 

1927 

***

Слово Мастеру. Писатели о писательстве — список статей

***