Истории мести

Дошло до меня, о любознательные читатели, что ан-Нуман, сын царя аль-Мунзира, воспитывался в семье Ади ибн Зайда. Вообще у того царя было десять с лишним сыновей — все красавцы-удальцы, белолицые и статные, кроме ан-Нумана; тот был рыжий, конопатый и невысокого роста. В дополнение ко всему, был он гол как сокол — все братья были богаче его. Но стараниями Ади и деньги у него появились, и внешность не помешала.

Итак, государство Лахмидов зависело от Персии, и царей назначал шахиншах. После смерти аль-Мунзира персидский правитель долго раздумывал, кого бы посадить на царство, но как-то не находил подходящего кандидата. Он думал даже ликвидировать это буферное образование и отправить в Хиру двенадцатитысячный гарнизон, которому и раздать жильё, имущество и жён местных арабов. И тут очень вовремя Ади ибн Зайд напомнил властелину, что у аль-Мунзира есть потомки — почему бы не передать царство кому-нибудь из них?

- Или так, — согласился шахиншах.

И вот, собрав у себя дома царевичей, Ади начал их наставлять. Он нарочно выказывал своё пренебрежение ан-Нуману, а остальным говорил таковы слова:

- Оденьтесь попышнее, при дворе ешьте поменьше, на еду не набрасывайтесь. Пусть не думает государь, что мы некультурные. Он спросит: «Сумеете ли вы, если что, сдержать натиск других арабов?» Отвечайте: «Сумеем». Спросит: «А если между вами начнётся раздор, сумеете сдержать мятежника среди вас?» — отвечайте: «Нет, друг против друга мы ничего не сможем поделать». Пусть знает, что арабы сильны и неустрашимы, и не пытается сеять среди вас раздор.

А своему воспитаннику Ади втихаря давал другой совет:

- Приходи к шахиншаху в дорожной одежде и при оружии. Перед обедом проголодайся хорошенько, ешь в три горла. Он считает, что хороший араб — жадный араб. Говори ему, что других арабов ты сдержишь, а уж братьев — и подавно.

Надо сказать, что один из этих братьев, аль-Асуад, воспитывался в знатном роду Бану Марина, где был другой человек по имени Ади, заинтересованный, разумеется, в воцарении собственного протеже. (Вообще его звали Ади ибн Аус, и он был тоже поэт, но, чтобы не путаться, будем называть его Ибн Марина.) Узнав о данным ему советах, он стал умолять аль-Асуада делать всё наоборот, то тот не послушал его, и в итоге царём стал ан-Нуман. После того как шахиншах вынес своё решение, Ади ибн Зайд пригласил Ибн Марину на угощение и сказал:

- Ты проиграл, я выиграл, но мы были в равных условиях. Не будем же держать друг на друга зла, — и поклялся не злоумышлять против него и не высмеивать его в стихах.

Ибн Марина дал такую же клятву, сам же решил его погубить. Был он человек состоятельный и стал делать ан-Нуману ежедневные подношения. Поначалу он сам намекал царю о том, что верить Ибн Зайду нельзя, а потом стал действовать иначе — сам хвалил его, а подготовленные тролли из царедворцев ворчали и говорили: Ибн Зайд царя ни в грош не ставит и называет своим наместником (сам, дескать, назначил). И ан-Нуман, естественно, на благодетеля обозлился.

Это тем печальнее, что — как сообщают разные источники, в том числе «Тысяча и одна ночь» — Ади ибн Зайд был женат на дочери ан-Нумана, по имени Хинд. Она была одной из самых красивых арабских женщин своего времени, а рассказывают, ещё и поэтессой. Как бы там ни было, родственные узы не спасли ибн Зайда. Зложелатели написали от его имени подмётное письмо, дали прочитать ан-Нуману, и тот в гневе бросил зятя в тюрьму.

В заточении Ади писал стихи. Напоминал ан-Нуману о родстве; сетовал, что пал жертвой коварства; заявлял о своей невиновности и тяжёлой участи. Сообщают, что царь вынудил его дать Хинд развод, но так ли это, не знаю. Наконец Ади написал своему брату в персидскую столицу, и шахиншах отправил к вассалу гонца с требованием об освобождении. Гонец, получив взятку, вначале явился к Ади, который пообещал щедро одарить его, как только обретёт свободу, и просил до тех пор не уезжать из тюрьмы, а письмо передать с кем-нибудь другим. Но шахиншахский посланец желал доставить приказ самолично. Как только он уехал, Ибн Зайда умертвили: ан-Нуману уже донесли, что поэта собираются увезти и это сулит большие неприятности.

Когда гонец на следующий день вернулся за пленником, ему сообщили, что тот уже несколько дней как умер.

- Неправда! — возмутился гонец. — Я беседовал с ним только вчера!

- Тебя же правитель ко мне послал, а не к нему? — деланно удивился ан-Нуман. — Ты, наверное, просто взятку у меня вымогаешь!

Гонец подумал, что действительно нарушил протокол, и согласился на взятку.

Известный арабский филолог VIII-IX веков аль-Асмаи отзывался об Ибн Зайде презрительно. Тот не попадал в бедуинский штиль и писал слишком легко и плавно — аль-Асмаи считал, что это не по-мужски. Однако его стихи о бренности бытия, по словам рассказчиков, были настолько проникновенны, что более века спустя халиф Хишам ибн Абд аль-Малик плакал, слушая их.

После смерти Ади ибн Зайда противники его осмелели, ан-Нуману стало очень неуютно, да и вообще он стал раскаиваться в содеянном. Желая загладить свою вину, он решил облагодетельствовать сына убитого, по имени Зайд, рекомендовал его шахиншаху, и тот назначил его заведовать своей перепиской. Об ан-Нумане молодой человек отзывался хорошо, но лелеял мечту об отмщении…

Вообще рассказов о падении ан-Нумана несколько. Кто-то говорит о том, что вассал потребовал от Персии полной независимости, кто-то ссылается на историю с восстанием Бахрама Чубина, но в изложении аль-Исфахани всё произошло из-за женщины.

У шахиншахов были свои представления о женской красоте, и существовала практика рассылки типовых описаний в разные земли. Если там отыскивалась такая красавица, её отправляли в персидскую столицу. У арабов красавиц не искали (всё равно бесполезно, мол), и как-то раз молодой Зайд ибн Ади сказал, что напрасно — у ан-Нумана как раз есть женщины, соответствующие описанию, — и вызвался сам отправиться за ними в Хиру, а в сопровождение попросил кого-нибудь из государевых доверенных лиц, кто понимает по-арабски. Прибыв к лахмидскому царю, он объявил, что шахиншаху нужны прекрасные пери, и зачитал описание.

В царстве Лахмидов, конечно, были красавицы. Кто говорит, что описание точь-в-точь соответствовало любимой невольнице, кто говорит, что персы позарились на саму Хинд, но, в общем, ан-Нуман огорчился. И спросил по-арабски метафорично:

- Неужто среди газелей Ирака и большеглазых красавиц Фарса нет таких, которые удовлетворили бы желания государя?

Перс, сопровождавший Зайда, спросил его по-персидски, кто это такие — «газели и большеглазые». Тот ответил: «Коровы». Перс промолчал, Зайд сказал что-то вроде «ну нет, так нет», и они вернулись к шахиншаху. На обратном пути Зайд сказал персу: «Смотри, говори повелителю правду о том, что слышал!» Тот и пересказал, как понял. С коровами. Шахиншах разозлился, а спустя некоторое время вызвал ан-Нумана к себе. Несчастный вассал пытался укрыться у разных племён, но нигде ему не давали приюта. Один вождь, его старый друг, согласился его защищать, но заметил, что нельзя мужчине скатываться в ничтожество, если был царём. Ан-Нуман подумал и, оставив женщин под защитой друга, поехал к шахиншаху. Говорят, на одном мосту он повстречал Зайда, который заверил его, что свил ему такую петлю, из которой ан-Нуман уже не выберется.

Ан-Нумана бросили в тюрьму, и он не то умер от болезни, не то был затоптан слонами. Государство Лахмидов было упразднено, а в скором времени бедуины (те самые, которых обещал сдерживать ан-Нуман) наголову разгромили персов в битве при Зу-Каре — мелкой, в общем-то, стычке, имевшей тем не менее важное символическое значение.

Ан-Нуман в этой истории кажется каким-то непутёвым. Но в действительности ему выпали очень тяжёлые времена, а он ещё ухитрялся покровительствовать стихотворцам. При нём, например, творил панегирист-первопроходец ан-Набига, личность блестящая и примечательная. Собственно, и прозвище своё («блеснувший талантом») он получил за то, что, по мнению филологов халифата, превзошёл всех своих современников. С ним связаны некоторые поучительные истории, но их уж я рассказу в другой раз.