О героях, которые гуляют сами по себе

Писатель никогда не хочет что-то написать, он хочет что-то _записать_. Переложить на бумагу то, что уже вертится у него в голове. Последний год - с тех пор, как я, по существу, закончил "Сталь и Золото", - у меня в голове царит разброд и полный хаос.

До сих пор любые персонажи и сюжеты всегда знали свое место. Начиная с моих тринадцати лет, они скромно существовали где-то на обочине моего разума, прекрасно зная, что они здесь - лица без гражданства, что эта земля и все ее плоды принадлежат не им. И что она никогда не будет им принадлежать, пока я не закончу писать о дан-Энриксе. Но, когда основная часть истории была закончена, и Крикс пришел в себя в Мире Былого и Грядущего, они воспряли духом и решили, что теперь у меня, наконец, найдётся время и для них. "Открылась бездна, звёзд полна". Они жадно толпятся у меня в голове, толкаясь и отпихивая друг друга. Подумай обо мне! Нет, обо мне! Нет, обо мне!.. Я чувствую себя, как калейдоскоп, который вертят и встряхивают.

Они даже не хотят быть книгой - не в том смысле, в каком история Крикса с самого начала, твёрдо и бескомпромиссно собиралась быть циклом романов. Эти просто требуют внимания. Они хотят, чтобы я записал их диалог или какую-нибудь сцену с их участием. Да, именно сейчас. Когда я собираюсь спать, мою посуду или еду на велосипеде.

Каждый раз, очнувшись от такого наваждения, я думал - "ладно, видимо, эта потребность что-то записать была ошибкой, она не перерастает ни во что серьёзное. Наверное, мне просто показалось". И тогда я чувствовал себя, как человек, который делает что-то постыдное. Я, не шутя, подозревал себя в желании найти какой-то суррогат реальному писательству. Я думал, эта тяга записать какой-то диалог порождена беспомощным, постыдным чувством - жаждой снова окунуться в работу над каким-то текстом, даже не имея истинной, императивной и нерассуждающей потребности рассказать что-то очень важное. Когда ты остро чувствуешь, что ты не будешь счастлив и не будешь знать покоя, пока не сумеешь справиться с этой задачей.

Потому что я привык к совсем другим героям - тем, которые не оставляли меня до тех пор, пока я не закончу их историю, не сделаю для них того, что должен сделать. Их желание во что бы то ни стало воплотиться на бумаге было постоянным, неотвязным фоном моей жизни. Я забыл, что в юности я имел дело и с другими - с теми, кто, как кошки, требуют внимания и ласки, а потом уходят и гуляют сами по себе. А потом возвращаются, скребутся в дверь и требуют еды. Впусти меня немедленно. Налей водички. Почеши за ушком.

...А теперь оставь меня в покое.

Иногда в моей голове совсем никого нет, а иногда они дерутся за мой мозг, как чайки. Я сажусь к столу, чтобы написать что-то об одном, а тут герой совсем другой истории, внезапно отпихнув его с дороги, говорит - а вот и я!

Потребовалось время, чтобы к этому привыкнуть, но теперь, когда я наконец-то понял, что все это не было ошибкой и каким-то суррогатом настоящего писательства, растущим из болезненной потребности _о чем-нибудь писать_, а было в принципе совсем другим явлением, я наконец-то смог расслабиться и получаю удовольствие.