Игра в бабки

- Деееееееерзость! – авторитетно выкрикнул король Кавен из своего уютного кресла, отчего выступающий поэт тотчас заткнулся, и наступила недолгая, но уважительная пауза. – Устранить!

"Наш гуманист, судя по тембру, все же выпил кубок другой," - заключил Эрик, но не осудил. Ну да, действительно, как не выпить, вслушавшись в эти неуклюжие стишочки. Но вот с чего вдруг орать "дерзость"? Этого Эрик никак не мог взять в толк. На кой леший собирать конкурс, если эта, даже не тонкая ирония, а простая констатация факта, ему вдруг «дерзость»?  И за это уже «устранить»? Ну, отличненько!

Эрик тихонько фыркнул, вспомнив, что сам недавно собирался участвовать в этом конкурсе.

Неееее, большое спасибо! Эти лицемерные голодные игры на тему «осмельтесь хоть на что-нибудь, плебеи» смердело провокацией на всю площадь. Ну, как обычно у них. То же, что делают платные провокаторы на регулярной основе. Так и любитель театра - «капитан Тибул» соизволит выволакивать на центральную площадь королевства простаков, подманив сотней золотых, чтобы познакомиться со своими самыми пылкими почитателями лично. Ну-ну! Ищи дурака!

- Ты должен мне два золотых, Пастушка, - хищно улыбнулся черноволосый пострелёнок, так сильно напоминающий  Итту, что вполне мог бы оказаться ее младшим братом. – Скажи вслух, что ты мне их должен, чтобы слышали все!

Наглый оборванец обвел рукой свою команду - детишек с озорными, задорными, удивленными, отрешенными, внимательными, обожающими, бегающими глазами. Это они звали Пастушку сыграть в бабки, и теперь перед ними надо было признать долг.

Эрик засмеялся, ему очень нравились подобные ситуации.

- Нууууууу, - протянул он фальшиво. – Вообще-то... гм...гм...гм... строго говоря, хммммммммм.... нууууу..... должен, да. Два золотых. Тебе. Как тебя звать-то?

- Четверг меня звать. Я со всех получил, они видели, - снова кивнул черноволосый на свою ватагу. Ватага покивала. – И с тебя получу, Пастушка.

- Хехехе, - посмеялся Эрик. – Интересно, как ты с меня получишь? У меня ни гроша нет! И вообще я гол как сокол. Так что нет, не получишь. Привыкай, малой. С меня получить не удастся. 

Беспризорник очень неприятно ошкерился и дерзко хмыкнул:

- Ты мне нравишься, Пастушка. Вырасту, возьму тебя любимой женой....

Эрик снова расхохотался, сгреб малыша длинными руками и поднял высоко над землей. Тот принялся брыкаться, размахивая ножонками и ручонками, и страшно  по-бандитски ругаться.

-Мерзааааааааааавец, - обращаясь к своему улову, полупропел-полупродекламировал Эрик. – Тебя предам я королевскому всесправедливому судууу... За преступлееееееееения, За дерзновеееееееееения.  За гряяязную немыыытую елдуууууууу....

Все это он продекламировал в стиле архаичной баллады, перебивая оратора на помосте и будучи уверенным, что даже эта грубая импровизация куда веселее, чем: 

"Сапоги у короля стоят больше корабля..."

И даже если Эрик был сто раз прав, все равно это было глубочайшее неуважение и, конечно, вопиющая дерзость. 

Кто-то подошел, отобрал у него бедного ребенка и всунул взамен кружку прохладного темного эля. Самое, пожалуй, правильное, что могло сейчас случиться. Эрик отхлебнул и подмигнул пацаненку. Тот, ничуть не переменив настроения, такой же самоуверенный и четкий, сидел на корточках у разваленных бабок и так же насмешливо смотрел на Эрика.

- Раз ты такой бедный, Пастушка, разрешу тебе отыграться два на три.  

  Эрик задумался на секунду и согласился.

На сей раз он не спешил, выглотал эль, встал на четвереньки, внимательно изучил рельеф мостовой и еще более внимательно осмотрел саму постройку. Четверг следил за его действиями с явным удовольствием, как опытный педагог.

В этой игре было много тонкостей, основная из которых состояла в том, чтобы уподобить сокрушаемому городку любое неприятное играющему явление. С этим и были основные трудности – не существовало еще явления, настолько Эрику неприятного, чтобы он выиграл в бабки у чумазого беспризорника.

«Но если уподобить городок нашему королевству, - вдруг осенило Эрика, - то мы очень даже неплохо можем сыграть. Метафора один в один. Здание неказистое, два основных этажа, а все прочее – бутафория. Феодалы, вокруг которых вращается вся рента, и один бездарный поэт в роли короля, находящий забаву раз в год в столичном карнавале. В остальное время народ видит его в гробу и занимается своими делами. Что выбрать? Служить или двадцать лет ходить в подмастерьях, уезжать за океан или бродить по приграничью? Бездарно. Просто бездарно все это. Зато по деньгам у него неплохо получается, но это только потому, что поэт он...поэт он посредственный. Архаично, вне актуальных тем. Детский сад, а не поэзия. Свою "импровизацию" (неплохую, кстати) к Прандту он наверняка написал заранее, и если бы не наша с Риром выходка, и если бы не был пьян как конюх, то так бы никому и не прочитал. Что по сути глупо и трусливо… да! Так что посыпется это несчастное королевство с одного хорошего удара. Ну ладно, с двух.»

Так и получилось, что под завывания очередного конкурсанта сосредоточенный на идее тождественности Эрик со второго удара вынес городок метким попаданием в самый центр конструкции.

Его радость была совершенно неудержимой. Он подпрыгнул почти на метр, он воздел руки, рывками притягивая к себе невидимый штурвал и крича непонятный набор слов. Малыш Четверг продолжал сидеть в той же позе, его улыбочка сделалась гнусной. Эрик схватил его подмышки и принялся обнимать и поздравлять с проигрышем и крутить вокруг себя точно тряпичную куклу.

Через минуту Пастушку крепко взяли под руки и увели на набережную. Трое стражников из Арочки, с тем же самым суровым басовитым конвойным капитаном, таким же пьяным, как и тогда. И двое молодых прыщавых карьеристов, радующихся встрече с бывшим тюремным постояльцем.

Конвойный капитан беспардонно рыгнул Эрику в лицо грогом и сказал ему с отеческой добротой, грозя пальцем в латной рукавице:

- Пас-туш-кааа! Не искушай меня без нужды!

- И не собирался! - радушно развел освобожденным руками Эрик. - Я за вами, ребята, как за каменной стеной. Во всех смыслах.

- Ты бы тормознулся, мил человек, - сказал один из молодых. – Сколько можно нажираться?

- Пап-рашу вас напрячь эм...эм патию и понять поэта, - сказал Эрик, почти не издеваясь. – У меня сегодня еще выступление во втором туре. На конкурсе Масхи… масхинг… тона....

- Забудь об этом, Пастушка, - грозно забасил старшой. – Реально, забудь!

Он не шутил.

- Щас идешь на ту сторону Ааги, - капитан показал на Майский мост, - ищешь себе ночлег и тихо ночуешь. Если появишься сегодня на этой стороне, мы тебя закроем до конца карнавала, гарантирую. Ты всех заколебал в этом городе. Так что лучше услышь...

Перейдя мост и струясь легкой нетвердой походкой в сторону «Золотой Антилопы», Эрик злорадно потешался над королем и его ратью, которые внаглую выкинули с мероприятия единственного настоящего победителя, чтобы остаться в компании инфантильных куплетистов и пьяных шутников. Он шел и утверждался в своей недавней мысли по поводу родного королевства в целом, и горе-поэта у престола в частности. Польза от этого умозаключения была только одна - в бабки он таки отыгрался.