Слово Мастеру: Майкл Муркок (род. 18 декабря 1939)

Майкл Джон Муркок (Michael John Moorcock) — английский фантаст, придумавший Мультивселенную и Вечного Воителя. Журналист, поэт и рок-музыкант.

Цитаты

Я считаю себя плохим писателем с большими идеями, но я лучше буду им, чем крупным писателем с плохими идеями.

Я начинал как журналист и в душе, думаю, журналист.

Книжная торговля изобрела литературные призы для стимулирования продаж, а не для поощрения заслуг.

Искусство отражает кризисы общества. Мы всегда пишем о нашем мире, осознаём мы это или нет.

С помощью наших мифов и легенд мы поддерживаем представление о том, чего мы стоим и кто мы есть. Без них мы, несомненно, сошли бы с ума.

О детстве

У меня действительно было очень эгалитарное воспитание.

Моя мать была хронической лгуньей. Я рано понял, что её версия правды и версии других людей далеко не близки. Как говорят в Техасе [где сейчас живёт Муркок], она предпочла бы залезть на дерево и солгать, чем стоять на земле и сказать правду. Она говорила о местах, где никогда не была, и заимствовала опыт других людей.

Майкл Муркок с матерью в Сент-Дэвидсе, Уэльс

Моя мать твёрдо верила в свободу. Она была ярым защитником индивидуализма.

Папа ушёл, когда мне было четыре года. Моя мама никогда не ругала его, за исключением слов, что мотоциклы ему нравились больше, чем мы, что было правдой. Это было всё, что его интересовало. Однажды он даже обменял мой поезд на мотоцикл. После его смерти я пошёл к нему и обнаружил, как обустроен его гараж, это было невероятно — полная противоположность мне. Я больше похож на маму, неряшливый, везде хлам.

О литературных влияниях

Я был в основном самоучкой, насколько хватало энтузиазма.

Если говорить о тех, кто повлиял на меня, то это Пелам Гренвилл Вудхаус. Ричмал Кромптон, писавший книги о Уильяме. По большей части это были комедии. Ещё я читал Эдгара Райса Берроуза, его книги мне нравились больше всего. А потом я обнаружил американские pulp-журналы в букинистических магазинах и стал их покупать. Многие из них мне очень нравились, в отличие от «Fantasy & Science Fiction» и других изданий, направленных на элитарный литературный вкус… Мне нравились старые добрые космические оперы, лучше всего — вокруг одного персонажа.

Знаете ли вы Ли Брэкетт? Она написала большую часть [фильма 1946 года] «Глубокий сон», и у неё была чудесная романтическая научная фантастика, которая на самом деле являлась фэнтези, в ней было не много науки. Большинство вещей, которые мне нравились, происходили на Марсе, очень запоминающемся, древнем Марсе с древними культурами, а её главный герой — парень по имени Эрик Джон Старк. Он вырос на Меркурии, где очень трудно жить, что сделало его невероятно крутым, знаете ли.

[Сегодня] я нахожу большую часть научной фантастики нечитаемой, нечитаемы для меня также большинство книг меча и магии, как и большинство детективных рассказов. Мне нравятся отдельные авторы, которые работают в определённом жанре, а не в сами жанры.

Откуда берутся идеи

Изнутри. У меня просто такое воображение — своеобразная смесь дикого романтизма и классического здравого смысла, может быть, из-за того, что я был единственным ребёнком и читал очень эклектично. Я не читаю много художественной литературы как таковой и очень мало фэнтези и научной фантастики. В основном я читаю социальную фантастику, и большая часть её написана такими авторами, как Роза Маколей, Юдора Уэлти, Элизабет Боуэн, Энни Прулькс, и многими другими. Хотя я сильно не люблю Хемингуэя и компанию, я большой поклонник Фолкнера. Мне кажется, я легко перемещаюсь между миром воображения и миром реальности, одно подпитывает другое. Я склонен использовать своё воображение, чтобы противостоять реальности, а не убегать от неё. Может, в этом и секрет.

Я до сих пор поражаюсь популярности «Властелина колец»! Как и многие из моего поколения. Это абсолютное избегание реальности (которой не является настоящая мифология) немного беспокоит, правда. Полагаю, меня больше интересует, как люди оправдывают и рационализируют свои акты насилия и / или зла. Вечный Воитель всегда появляется, чтобы представить одну группу явно «хороших» людей, а затем обнаружить, что он сражается не на той стороне. Вот почему Закон и Хаос гораздо более полезные противоположности. Одно не может существовать без другого. Ни то, ни другое не злы, оба способны на альтруизм. Это действительно лучший способ смотреть на мир.

О коммерческом успехе

Проблема с коммерческим успехом состоит в том, что эксперименты обычно не поощряются, потому что теперь у издателей есть информация по каждому аспекту продаж книги, и, поскольку они знают, что продаётся, это то, что они будут продавать. Таким образом, вы получаете тысячи реплик LOTR. В НФ то же самое, что и в фэнтези.

Когда я начинал, рок-н-ролл и фантастика / фэнтези только зарождались и предлагали возможности — вы могли делать из них то, что вам нравится. А теперь всё по большей части посредственное.

То, что случилось с фэнтези, случилось и с рок-н-роллом. Он нашёл общий знаменатель для получения максимальных денег. В результате потерял напряжение, злость, резкость и превратился в одну большую чашку какао.

Альбом группы «Hawkwind» (1975), 
созданный при участии и по мотивам творчества Муркока

По моему мнению, единственные полезные новации в художественной литературе происходят сначала в популярных СМИ. Для удержания своей публики им всегда приходится придумывать свежие идеи, свежие методы, свежие стили, свежие интонации, в то время как литературный роман становится по-своему фиксированным.

Жанровая литература вообще по большей части консервативна — вероятно, потому её и читают, потому её и пишут. Отчасти это объясняется вот чем: при чтении не ожидаешь никаких сюрпризов. Люди читают подобные книги — я читаю подобные книги, чтобы в очередной раз, так сказать, получить удовольствие.

О псевдонимах

Был такой писатель Крис Прист, так вот Крис посоветовал мне сменить имя, поскольку это выглядело бы более респектабельно: в книжках для интеллектуалов пользоваться собственным именем, а в ширпотребных — псевдонимом. Оказывается, такая схема работает. Результат вот какой: тем самым ты даёшь понять людям узко мыслящим, людям с предрассудками, что ты с ними согласен. А для меня это было совершенно несовместимо со всеми моими убеждениями. Я этого не хотел — я пытался создавать книжки, где эти две вещи ничто не разделяло бы. А стараться понравиться критику-снобу — такого желания у меня не было; у меня было желание от критика-сноба избавиться, вот что я пытался сделать.

О творческом процессе

Все мои ранние книги в жанре фэнтези написаны максимум за три дня. Я был работающим журналистом и привык выкладывать материал на следующий день, не говоря уже о следующей неделе. Я привык быстро печатать текст. Журналистика приносила больше денег, чем написание романов, три дня — это время, которое я мог потратить.

До начала 70-х я писал все свои книги в жанре фэнтези за три дня, в том числе Хокмуна, Вечного Воителя и Элрика. Адреналин, кофе и сжатые сроки.

Я вырос среди авторов — главным образом авторов лёгкого чтива, которые умели писать с такой скоростью. И ничего такого уж необычного в этом не было — нет, серьёзно. Знал я и таких писателей, которые могли закончить книжку в два дня. Я ещё, помнится, говорил: на самом деле на книгу уходит два дня, но нужен ещё третий, чтобы как следует всё отшлифовать.

Жанр как таковой меня не очень привлекает. Мне интересна та стадия, когда книга только начинает формироваться; ещё до того, как она сложится в определённом жанре; когда сама вещь только пытается вписаться в какой-нибудь жанр. И ещё интересно, когда в игру вступает сатира на жанр, в том или ином виде; то есть когда в результате выходит нечто совсем другое — книга, посвящённая собственно жанру. Взять, например, вестерн. Знаете фильм «Сверкающие сёдла» (Blazing Saddles), это пародия на вестерн; вот он мне понравился. Хотя на самом деле мне нравятся вестерны, так что это плохой пример. Вестерн, пожалуй, едва ли не единственный жанр, который я люблю… Но вот детективы мне не нравятся. Если я и писал детективные романы, то они всегда были либо комические — опять-таки пародия на форму, либо форма в них каким-то образом использовалась в качестве интеллектуальной шутки, что ли.

Я верю, что большинство новаций в первую очередь приходит через популярное искусство. Художники, писатели-литераторы могут его усовершенствовать или даже улучшить, но первоначальные идеи повествования и тона, как правило, исходят от людей с массовой, а не интеллектуальной аудиторией. Меня всегда удивляло, насколько высоко оценивают людей как оригинальных, когда я знаю, что они работают, может быть, через тридцать лет после популярных новаторов.

О смирительной рубашке

Во всех моих книгах за структурой стоит математика моего собственного изобретения. Попытайся я кому-нибудь это разъяснить, покажется, наверное, что это какое-то безумие.

Структуру я определяю так: сначала надо решить, какое число взять за основу и какие единицы измерения использовать в отдельных частях книги. Обычно я заранее решал, сколько в книге будет слов, как это количество разделить на главы. Так, в романе «Лондон, любовь моя» (Mother London), если я правильно помню, там… да, там всё делится на шесть и на двенадцать: в каждой главе по шесть или двенадцать тысяч слов.

Мне нужно получить практически идеальную форму — не сюжет или детали персонажа, а «форму» книги или рассказа. Как только я это получаю, она устанавливает требования — то, чего я должен достичь, чтобы это работало. Все мои книги структурируются до того, как я прорабатываю детали сюжета и героя.

Всё, что я пытаюсь сделать – создать, насколько это возможно, ощущение спонтанности. Видите ли, искусство же не спонтанно; ну да, определённые его элементы – может быть… Но просто взять и выплеснуть всё как есть на бумагу нельзя — по крайней мере, я так не могу.

У человека, по природе своей склонному к романтизму (если его, как меня, тянет к романтике), внутри куча всякого материала, и всё кипит… Приходится это сдерживать – обязательно, иначе наружу выплёскивается нечто огромное, бесформенное. По крайней мере, так кажется мне — не у всех такое бывает.

Существуют писатели — причём среди них есть писатели замечательные, которым романтический дух даётся с трудом. Они, по сути, романтикой восхищаются и изо всех сил к ней стремятся. В некотором смысле на них смирительная рубашка уже надета. Я отнюдь не возражаю против смирительной рубашки, не хочу сказать, что это плохо — тут ведь вопрос личности, характера. Но, поскольку смирительная рубашка на них уже есть, они пытаются из неё вырваться. А у меня (как, полагаю, и у большинства моих друзей-писателей) ситуация другая: стараешься найти смирительную рубашку, которая придётся тебе впору, такую, в которую поместится то, что ты пытаешься сказать.

От природы я склонен в писательстве к тому, чтобы давать волю своему воображению… Вот мне и приходилось читать много социальной литературы, чтобы научиться этому самому.

Мой любимый писатель, самый любимый из всех — Элизабет Боуэн, а ей, если вспомнить, доводилось писать истории о привидениях. Да-да, у неё действительно есть книги, которые к реализму никак не отнесёшь, хотя, конечно, в основном, как вам известно, её вещи — весьма точно выписанные, относительно небольшие полотна с относительно небольшим числом персонажей. Так вот ею я в действительности восхищаюсь, больше, чем кем бы то ни было…

Конечно, мне до неё всегда будет далеко, я никогда в жизни не стану таким же блестящим стилистом, как она. Она мне нравится больше, чем Вирджиния Вулф — ну, это всего лишь вопрос личных пристрастий. И знаете, что странно? Насколько я понимаю, серьёзные авторы — с Элизабет Боуэн я знаком не был, но знал других, в чём-то на неё похожих, работавших в таком же стиле… так вот они как раз любят читать научную фантастику и тому подобное. Тогда как я фантастику не переношу — не интересует она меня, и всё тут.

О писательской эволюции

Мои амбиции со временем выросли. Многие вещи мне быстро надоедают. Неохота постоянно писать одни и те же книжки или книжки одного и того же типа. Так что даже научная фантастика и фэнтези у меня сильно изменились. И в результате этого я, по сути, потерял кого-то из читателей. Читателям ведь нравятся истории попроще, и чем больше я их усложняю, чем более амбициозными они становятся, тем меньше у меня читателей. Так бывает, это совершенно нормально.

Отвлекусь немного: комедия и фантастика тесно связаны между собой. И там, и там требуется преувеличение и сжатие времени. Понимаете, ситуация смешна, когда она разворачивается быстро. У меня довольно много комических сюжетов, и мне почему-то действительно так кажется: что фантастика, что комедия… В смысле писательского труда они не так уж сильно отличаются друг от друга. При работе и над тем, и над другим задействованы одни и те же ресурсы.

«Доктор Кто» стал почти единственным бегством от действительности, которое я позволяю себе в последнее время. Хотя я почти не сочиняю фантастику, я начал серию автобиографических романов, в которых исследую свой интерес к романтике и фантазии: мои персонажи — чуть изменённые версии писателей и других сотрудников журнала «Новые миры» той эпохи, когда мы пытались изменить традиционный роман при помощи методов и идей научной фантастики. Это трилогия, в которой персонаж, представляющий меня, собирается изучать причины привлекательности историй о фантастических приключениях, наподобие тех, в которых действует мой самый известный персонаж — принц-волшебник Элрик из Мелнибонэ.

Элрик — это мой Шерлок Холмс, герой, которого будут помнить лучше других, но Элрик не стал для меня обузой, как Холмс для Дойля. Я доволен, что Элрик поддерживает меня в мои преклонные годы вместе с другими героями историй, действие которых происходит в «мультивселенной» — бесконечной системе параллельных миров, в которых одновременно существуют слегка изменённые версии нашей вселенной. Этот термин (который я изобрёл в 1962 году или, точнее, открыл заново, поскольку с его помощью Уильям Джеймс описывал множество миров, в которых существует наш мир) часто используется в беллетристике и попал в лексикон «Доктора Кто». В этом нет ничего необычного.

Терри Пратчетт говорил, что литература — большой котёл, из которого каждый немножко вычёрпывает и немножко добавляет. Я польщён, что некоторые ингредиенты, которые добавил я, стали важными элементами этого блюда.

Мультивселенная — это модель моего сознания.

Я был Элриком Мелнибоне, и у меня был меч с вырезанными на рукояти стихами, носивший имя Приносящий Бурю. С этим мечом в руках я бросил вызов лордам Хаоса…
Я был Дорианом Хокмуном и воевал против первых лордов Тёмной Империи, а меч мой назывался Мечом Рассвета…
Я был Роландом с волшебным Мечом Дурандана, умирающим в Ронсевалле, уничтожившим половину Сарасенов…
Я был Феремией Корнелиусом, и тогда у меня был не меч, а ружьё, стрелявшее лезвиями, и за мной через весь город гналась обезумевшая толпа…
Я был принцем Корумом в Алом плаще, требующим в Суде Богов возмездия…
Я был Артосом Кельтом с Горящим Мечом, защищавшим своё королевство от врагов…
Я был всеми ими… И не только ими. В одном случае моим оружием был меч, в другом копьё, в третьем — ружьё… Но всегда я носил оружие, которое было Чёрным Мечом или его частью.
Всегда оружие — всегда воин.
Я был Вечным Победителем. В этом была слава и моя судьба…

Из романа «Феникс в обсидиане»

Об ответственности

Я думаю, что несу определённую ответственность за эффект от написанной мной художественной литературы. Гнев по поводу несправедливости, жестокости или невежества — вот что меня зажигает. Я пытаюсь показать читателям, где мы все носим культурные шоры. Я ненавижу империализм, поэтому большая часть моих ранних работ была попыткой показать поклонникам Британской империи, скажем, на какой несправедливости, предрассудках и лицемерии эта империя основана.

О том, что вдохновляет

Природа, музыка, человеческое мужество и щедрость во всех их бесчисленных формах.

Советы начинающим писателям

Прекратите читать свой любимый жанр, читайте всё, что сможете, особенно классику — от Шекспира до Диккенса и современников.

Если вы читаете много социальной фантастики, выбирайте лучшее фэнтези. Если вы читаете Пруста, обратите внимание на таких авторов, как Роберт Говард из Техаса или Джим Томпсон.

Если вы не можете справиться с написанием романа, начните с 5000 слов и работайте, используя формулу Лестера Дента. Почти каждое типичное фэнтези, которое я написал, использует обычную формулу из трёх частей: завязка, развитие, развязка.

10 правил хорошего повествования

1. Первое правило было дано мне Теренсом Хэнбери Уайтом, автором «Меча в камне» и других книг об Артуре: «Читай. Читай всё, что попадётся под руку». Я всегда советую людям, которые хотят написать фэнтези, научную фантастику или классический роман, перестать читать все в этих жанрах и начать читать всё остальное — от Баньяна до Байетт.
2. Найдите автора, которым вы восхищаетесь (моим был Конрад), и скопируйте его сюжеты и персонажей, чтобы рассказать свою собственную историю, точно так же, как люди учатся рисовать, копируя мастеров.
3. Представьте своих главных героев и темы в первой трети романа.
4. Если вы пишете жанровый роман, убедитесь, что все ваши основные темы / элементы сюжета представлены в первой трети — завязке.
5. Развивайте свои темы и персонажей во второй трети — развитии.
6. Раскройте свои темы, загадки и прочее в последней трети — развязке.
7. Изучите знаменитую «формулу Лестера Дента», которую вы можете найти в Интернете. Она показывает, как писать детективы, но может быть успешно адаптирована для большинства историй любой длины и жанра.
8. Если возможно, позвольте чему-то происходить, пока ваши персонажи общаются или философствуют. Это помогает сохранить напряжение.
9. Убедитесь, что у вас есть кнут и пряник — главные герои преследуются (одержимостью или злодеем) и преследуют (идею, объект, человека, тайну).
10. Игнорируйте все предложенные правила и создавайте свои собственные, подходящие для того, что вы хотите сказать.

***

Рекомендую заглянуть также к Юрию Никулину
Сегодня 100 лет со дня его рождения 

***

Слово Мастеру. Писатели о писательстве — список статей

***