СЛОВО МАСТЕРУ. Филип К. Дик (16 декабря 1928 — 2 марта 1982)

Филип Киндред Дик (Philip Kindred Dick) — американский писатель, вопрошающий фантаст.

Цитаты

Писатель пишет, потому что это его ответ миру. Это естественный процесс, как дыхание.

Быть писателем — это одинокий образ жизни. Вы запираетесь в своём занятии и работаете, работаете.

Моя фантастика посвящена двум главным вопросам — «Что есть реальность?» и «Кто такой человек?».

Я хочу писать о людях, которых люблю, но помещать их в воображаемые миры, которые рождает моя фантазия, а не в тот, где все мы живём. Просто потому, что этот наш мир не удовлетворяет моим стандартам. В своих произведениях я подвергаю сомнению даже саму Вселенную — громогласно вопрошаю, реальна ли она, и столь же громогласно — реальны ли мы все.

О главных вопросах

С сожалением признаю, что мы — те, кто пишет научную фантастику — на самом деле ничего не знаем. Мы не можем рассуждать о науке, так как наши знания поверхностны и бессистемны; наша проза по большей части отвратительна. Ещё несколько лет назад ни в одном приличном колледже или университете даже не подумали бы пригласить кого-нибудь из нас для выступления. Нам милостиво была предоставлена возможность печататься в журналах с глянцевыми обложками, но эти публикации мало кого интересовали. В те времена знакомые спрашивали меня «Вы, конечно, пишете что-то серьёзное?», подразумевая «Ну, вы наверняка пишете что-нибудь, кроме научной фантастики?» А мы жаждали признания. Мы мечтали о том, чтобы на нас обратили внимание. И вдруг, в один прекрасный день, академический мир нас заметил. К нам стали поступать предложения читать лекции и выступать на телевидении. И тотчас же мы превратились в идиотов — для самих себя. Вопрос заключается в следующем: что знает писатель-фантаст? В какой области он компетентен?

Итак, я расскажу вам, что мне интересно и что я считаю важным. Не буду претендовать на роль эксперта в какой-либо области, но совершенно искренне скажу, что есть вопросы, занимающие меня целиком, и все мои произведения посвящены им. Два главных вопроса таковы: «Что есть действительность?» и «Что представляет собой подлинный человек?» В течение тридцати лет, что я публикую свои рассказы и романы, я снова и снова возвращаюсь к этим взаимосвязанным вопросам. Что есть мы сами? Что есть окружающее нас, известное как «не-я», «феноменальный» или «эмпирический» мир?

В 1951 году, когда я опубликовал свой первый рассказ, я и понятия не имел о том, что такие серьёзные вещи могут быть рассмотрены с помощью научной фантастики. Сначала я исследовал их неосознанно. Моя первый рассказ был о собаке. Она считает, что мусорщики, приходящие утром каждую пятницу, воруют еду, которую семья складывает в металлический контейнер. Каждый день члены семьи выносят пакеты с аппетитными объедками. Эти мешки убираются в бак, крышку тщательно закрывают, и… стоит лишь контейнеру наполниться, как появляются эти жуткие существа. Они забирают всё, оставляя бак пустым.

Ближе к концу повествования собака начинает предполагать, что однажды мусорщики начнут поедать людей, которые живут в доме — так же, как они воруют их еду. Конечно, животное ошибается. Мы все прекрасно знаем, что мусорщики не едят людей. Однако собачье предположение верно — с учётом тех фактов, что были ей доступны. Это рассказ о настоящей собаке — я наблюдал за её поведением, пытаясь влезть в её шкуру и понять, как же она видит этот мир. Определённо, животное воспринимает наш мир совсем по-другому, нежели я или любой другой человек. И затем я начал размышлять. Что, если каждый человек живёт в уникальном мире? В мире, отличном от тех, что обжиты и изучены остальными людьми. И это привело меня к вопросу: если действительность отличается от одного человека к другому, вправе ли мы говорить о единой реальности — или же нужно перейти к разговору о множественной действительности? И если есть множество отличных друг от друга реальностей, являются ли какие-либо из них более истинными, более настоящими, чем другие? Что можно сказать о мире шизофреника? Может быть, он столь же реален, что и наш мир? Может быть, вместо утверждения «мы связаны с реальностью, а он — нет» нужно говорить, что «его действительность столь отлична от нашей, что он не может объяснить нам её, а мы не можем объяснить ему нашу реальность»? Проблема здесь в том, что субъективный мир воспринимается слишком по-разному, коммуникация оказывается нарушенной… и это-то и есть настоящее заболевание.

Когда я писал свои рассказы и романы, я надеялся когда-нибудь найти ответ на вопрос: «Что есть действительность?» Тот же вопрос волновал и моих читателей. Прошли годы. Я создал более тридцати романов и около сотни рассказов, но до сих пор не могу понять, что есть реальность. Однажды студентка канадского колледжа попросила меня одной фразой определить, что есть действительность. Это нужно было ей для подготовки доклада по философии. Поразмыслив, я сформулировал: «Действительность — это то, что не исчезает, когда в это перестаешь верить». Вот всё, на что меня тогда хватило. Это произошло в 1982 году, и с тех пор я не могу подобрать более яркого и точного определения действительности.

Сейчас мы живём в обществе, где фиктивные реальности создаются правительствами, средствами массовой информации, крупными компаниями и религиозными группами — а затем эти псевдомиры с помощью радиоэлектронной аппаратуры обрушиваются на головы читателей, зрителей и слушателей. Часто, наблюдая, как моя одиннадцатилетняя дочь смотрит телевизор, я спрашиваю себя: «Чему она может научиться?»

Мы беспрестанно подвергаемся воздействию псевдореальностей, создаваемых весьма умными и умелыми людьми с помощью совершенных технологий. Я не сомневаюсь в их мотивах. Я не доверяю их силе. Их сила огромна. Это поражающие воображение возможности создавать целые интеллектуальные миры, новые вселенные. Кому как не мне это знать? Ведь я занимаюсь тем же. Это моя работа — построение вселенных, которые лягут в основу романов. И мне нужно создавать их так, чтобы они не рассыпались через несколько минут. По крайней мере, на это обычно рассчитывают мои редакторы. Вам же я открою маленький секрет: мне нравится создавать неустойчивые миры, такие, что расползаются по швам. Мне доставляет запускать их сырыми и недоделанными, а потом наблюдать, как персонажи романов будут справляться с возникающими проблемами. В душе я большой почитатель хаоса. Будь бы его больше — это было бы здорово. Ни за что не верьте — и я говорю это совершенно серьёзно — в то, что порядок и стабильность всегда хороши, для человеческого общества или для вселенной. Устаревшее, отжившее свой век должно уступать дорогу новому. И, чтобы новые вещи могли увидеть свет, старое должно погибнуть. Осознание этого неприятно — ведь это означает, что однажды нам придётся расстаться с тем, что нам дорого. И это причиняет боль. Однако таков закон жизни. Если мы отказываемся принимать изменения — мы сами начинаем медленно умирать, умирать изнутри. Сейчас я говорю о том, что всё обречено на умирание и исчезновение: образ жизни, предметы, привычки и обычаи. Только тогда подлинный человек может жить. Именно он важнее всего — тот, кто способен проявлять податливость и гибкость, принимать и создавать новое.

Я считаю, что вопрос «Что есть настоящее?» очень серьёзен и, можно даже сказать, жизненно важен. И где-то в глубине он скрывает другой, не менее важный вопрос — определение подлинного человека. Воздействие псевдореальностей приводит к появлению псевдолюдей, таких же ненастоящих и поддельных, как и та информация, что окружает их со всех сторон. Мои два вопроса на самом деле едины, и вот то место, где они соприкасаются: поддельные реальности способны создавать фальшивых людей. Или люди-подделки, формируя искусственные реальности, сбывают их затем другим людям, и те превращаются в поддельные копии. И вот что мы имеем в результате: фальшивые люди создают имитации действительности и затем продают их таким же людям-копиям. Это похоже на увеличенную версию Диснейленда. Здесь может быть американские горки, «Корабль пиратов» или кукла, имитирующая Линкольна — всё что угодно, кроме настоящего.

Основное средство манипуляции действительностью есть манипуляция словами. Если вы можете управлять значением слов, тогда вы способны контролировать тех людей, которые эти слова используют. Это прекрасно показано в романе Оруэлла «1984». Есть и другой способ управления сознанием людей — через воздействие на их восприятие. Если вы сможете заставить их видеть мир таким, каким видите его вы, они начнут думать так же, как и вы. Осознание следует за восприятием. Так как же заставить их видеть нужную реальность? Ответ прост: используя движущееся изображение. Вот почему так велика сила воздействия телевидения на сознание людей. Слова и изображение синхронизированы. Это даёт возможность управлять сознанием людей, особенно молодых.

Кадр из мультфильма «Помутнение» (2006)

[Но] вся мощь поддельных реальностей, обрушивающихся на нас каждый день, все эти искусно состряпанные имитации не могут затронуть душу истинных людей. Глядя на детей, сидящих у телевизора, я поначалу боялся того, чему они могут научиться. Однако потом я понял, что их нельзя испортить или уничтожить. Они наблюдают, слушают, понимают, а потом — там и где это необходимо — они отказываются. Есть великая сила в этой способности детей противостоять искусственному. У ребенка чистая душа и твёрдые руки.

Настоящий человек — это тот из нас, кто точно знает, чего не надо делать; более того, он упорствует в своём отказе это совершить. Он будет отказываться делать это, даже о том, что это повлечёт за собой страшные последствия для него и для тех, кто ему дорог. Вот в чём, я считаю, состоит героизм обычных людей: их «нет» угнетателям и спокойное принятие последствий своего сопротивления. Их деяния могут быть невелики, и почти всегда они остаются незамеченными Историей. Имена их не остаются в памяти, да они и не стремятся к тому, чтобы их помнили. Их подлинность может представляться странной: это не есть желание совершать героические поступки, это спокойные отказы. По сути, их невозможно заставить быть теми, кем они не являются.

О персонажах

Я считаю, что вы можете развить персонажей только на основе реальных людей; на самом деле не существует такой вещи, как персонаж, который возникает ex nihilo из чела Зевса. Тенденции извлекаются из реальных людей, но, конечно, люди не передаются в неизменном виде. Это не журналистика, это фантастика.

Основная вещь, которая мотивирует меня — это то, что я встречал в своей жизни людей, которые заслуживали увековечения. Я не мог гарантировать им бессмертие, но мог гарантировать им аудиторию в 100 000 человек.

Я оказался единственным, кто мог рассказать о них, запомнить их манеру речи и записать случаи великого благородства и героизма, которые они проявили в очень тяжёлых условиях. Я мог сделать это для них, даже когда их не стало.

Я пытаюсь вспомнить в диалогах и сценах, как мои друзья разговаривали и о чём, как они вели себя и взаимодействовали, как подшучивали друг над другом и во что играли, и так далее.

Самое главное — уловить речевой паттерн, уловить ритм реального разговорного английского языка. Это главное, что я ищу — маленькие особенности, выбор слов.

Я хочу, чтобы они были самими собой, и не пытаюсь ими манипулировать. Последняя вещь, которую я хочу делать — вложить свои идеи в их уста, чтобы они извергали мою философию. Это самое далёкое от того, чего я хочу достичь.

Итак, хотя я пишу романы с идеями, меня больше интересует человек, сталкивающийся с этой идеей, идея как экстраполяция в воображаемое общество, особенно в антиутопию. Но сами люди свободны говорить, и действовать, и быть такими, какими они есть на самом деле. Всегда быть самими собой и никогда продолжением меня.

Когда вы начинаете свой роман, вы отделяете себя от семьи и друзей. Но в этом есть парадокс, потому что тогда вы создаёте новых товарищей. Я бы сказал, что пишу, потому что в мире недостаточно людей, которые могут дать мне достаточно общения. Для меня большая радость в написании книги — показать, как какой-то маленький человек, какой-то обычный человек делает что-то в момент великой доблести, зная, что ничего не получит взамен и останется незамеченным в реальном мире. Таким образом, книга — это песня о его доблести. Знаете, люди думают, что автор хочет быть бессмертным, чтобы его запомнили через творчество. Нет. Я хочу, чтобы мистера Тагоми из «Человека в высоком замке» всегда помнили. Мои персонажи — это совокупность тех, кого я на самом деле видел, и единственный способ увековечить их — это мои книги.

О научной фантастике

В научной фантастике больше свободы для выражения чистых идей, чем в других жанрах.

В фэнтези вы никогда не вернётесь к вере в существование троллей, единорогов, ведьм и так далее. Но в научной фантастике речь идёт о вещах, которые сейчас не соответствуют действительности, но которые когда-нибудь будут. Все это знают! И это вызывает очень странное чувство — ощущение, что читаешь о реальности, отстранённой от тебя только во временном плане. Как будто вся научная фантастика происходит в альтернативных будущих вселенных, и когда-нибудь это действительно может произойти.

Научная фантастика — это мета-мир, рассказывающий о мета-человечестве, новой грани нас самих. Это расширение нашей сферы реальности, и с данной точки зрения она не знает границ. Уникально то, что она говорит не о том, что достигнуто человечеством и через что оно проходит, а о том, чем бы оно могло стать и что оно могло бы сделать. По сути своей научная фантастика или автор, который воплощает в жизнь эти силы, становятся создателями миров, вселенных.

Научная фантастика представляет собой необычный взгляд на наш мир и обычный взгляд на иной мир, альтернативный. <…> Это не отражение нашего мира. Центральная идея НФ есть идея динамики. События разворачиваются вокруг идеи какого-то допущения, существующего в обществе или существах, его населяющих. Эта идея должна быть новой, неким новшеством.

Хорошая НФ рассказывает читателю что-то, чего он не знал о возможностях мира. Обе вещи — новый фактор и описание мира, основанного на действии этого фактора — это изобретение автора, а не простое описание. И в конце концов НФ показывает то, что в противном случае было бы абстрактным допущением. Она делает это, описывая функционирование идеи на примере — во времени и пространстве, для чего необходимо выдумать это время и пространство. Персонажи не отличаются от персонажей нефантастических произведений, но они сталкиваются с чем-то, что отличается от того, с чем имеют дело нефантастические персонажи.

НФ существует потому, что мозг человека нуждается в размышлениях, в стимуляции, а необычный взгляд на мир и заставляет его работать. Её пишут, потому что человеческий разум нуждается в творчестве, и именно в творении необычных миров научной фантастики человеческое воображение занято в полную силу, потому НФ — это главный продукт человеческого разума для человеческого разума. Функция НФ психологическая — извлечь человека из его реального мира.

Вот почему я люблю фантастику. Я люблю это читать. Я люблю это писать. Писатель фантастики видит не только возможности, но и безумные возможности. Это не просто «Что, если…». Это «Боже мой, а что, если…» в безумии и истерии.

Об этапах работы

Во-первых, идея, идея в чистом виде. Затем персонажи, которым предстоит столкнуться с окружением, основанным на идее. То есть вы создаёте среду — своего рода макет идеи со спецэффектами. Идея воплощается в мире, где живут люди.

Я всегда стараюсь найти кого-нибудь, кто станет жертвой идеи, и кого-то, кто станет хозяином идеи. Итак, у вас есть раздвоенное общество, где всегда присутствуют проигравший и победитель. Кто-то откажется от идеи, а кто-то станет её жертвой.

Предположим, мы используем крендели в качестве денег. И все люди, владеющие пекарнями, вероятно, будут… вместо президента у нас будет главный пекарь. Понимаете, что я имею в виду? Есть ещё один парень, у которого дефицит питания. Ему надо съесть крендели, иначе он умрёт. И поэтому всякий раз, когда он получает их в конце месяца, он должен есть крендели вместо того, чтобы использовать их для покупок. Его месячная зарплата находится в бумажном пакете, в маленьком белом бумажном пакете. И он ест крендели по дороге домой, а потом понимает, что теперь не может оплатить ни одного из своих счетов. Но его организм требует соли в кренделях или что-то в этом роде…

О творческом процессе

Я пытаюсь написать лучшую книгу, которую могу написать — и если у меня ничего не получится, по крайней мере, я сделаю всё возможное. Я считаю, что человек должен всегда стараться изо всех сил, будь то ремонт обуви, вождение автобуса, написание романов или продажа фруктов. Вы делаете всё, что в ваших силах.

Всякий мой роман — по меньшей мере два романа, наложенные друг на друга. Вот почему в них так много оборванных линий, и по той же причине невозможно предсказать финал — ведь линейного сюжета как такового нет. При соединении двух романов получается 3D-книга.

Когда я пишу, со мной очень тяжело жить.

Я никогда не смогу усвоить режим: писать по десять страниц в день, писать с девяти до пяти. Вы делаете свои десять страниц, и когда вы их закончите, вы останавливаетесь.

Но если тебе жарко, тебе жарко. Если тебе жарко, ты будешь писать, пока не упадёшь. Если тебе холодно, ты можешь вечно сидеть перед пишущей машинкой. Так что, если мне жарко, я просто пишу. Прежде чем я написал роман за двенадцать дней, я делал заметки в течение 30 месяцев. 30 месяцев я не мог найти путь для романа. Как только нашёл, я прошёл его за 12 дней. Итак, у вас есть попытка написать роман одной непрерывной серией. Если бы у меня была возможность, я бы даже не спал, пока пишу роман. Я просто начинаю с первой страницы и двигаюсь дальше, дальше. Если вы в пылу вдохновения, никогда не останавливайтесь.

Я никогда не позволю ничему мешать мне, когда пишу, и, думаю, именно поэтому моя девушка уезжает. Она обнаружила, что… Ну, однажды я сидел и писал, а она вошла и сказала: «Может ли мой друг воспользоваться ванной?» И у меня случился истерический припадок. Мне пришлось перестать писать, чтобы он мог войти в ванную. И я слетел с катушек. Я был просто ужасен. Я был как Бетховен. Вы знаете, у Бетховена были ужасные истерики. И у меня случилась ужасная истерика.

Самое главное — это процесс, акт создания романа, потому что когда я это делаю, в тот самый момент я живу в том мире, о котором пишу. Он реален для меня, абсолютно и совершенно. Потом, когда я заканчиваю, я останавливаюсь и покидаю тот мир навсегда — это уничтожает меня. Женщины и мужчины перестают говорить. Они больше не двигаются.

Где мистер Тагоми, главный герой романа «Человек в высоком замке»? Он бросил меня; мы оторваны друг от друга. Перечитывание романа не восстановит нашу связь, не даст мне возможности снова поговорить с ним. Как только роман написан, он говорит со всеми, кроме меня.

Вакуум ужасен. Не пишите романы на продажу; продавайте шнурки для ботинок. Не делайте этого с собой. Я обещаю себе: никогда больше не писать романов. Я никогда не буду больше выдумывать людей, расставание с которыми причиняет так много боли. Я говорю это себе… и исподволь, осторожно начинаю писать ещё один роман.

***

Знаете, как я себя чувствую, когда читаю научную фантастику нового писателя, написанную намного лучше, чем делаю я? Вместо того чтобы сразу же расстроиться и сказать «Боже, как я устарел», я испытываю огромное чувство радости. Мне не нужно писать всю чёртову великую научную фантастику в мире. Кто-то другой будет нести этот факел. Это такое облегчение — сидеть, уперев ноги в стену, и знать, что, если я никогда не напишу ещё одну книгу, научная фантастика будет впереди.

***

Рекомендую также наведаться в гости:

к Артуру Кларку (16 декабря 1917 — 19 марта 2008)

к Джейн Остин (16 декабря 1775 — 18 июля 1817)

***

Слово Мастеру. Писатели о писательстве — список статей

***