Ананасы в шампанском. Про первое разочарование года

Я – во всю голову кинестетик. Для меня важнее не звук и цвет, а вкус, запах и ощущения, в том числе мышечные. Курю, но запахи чувствую, как собака. Если бы не курила, наверное, сошла бы с ума от чужих запахов. И вообще от запахов – этот мир так пахнет, а закрыть ноздри, как закрывают глаза, нельзя. К тому же я любопытна, как кошка, поэтому не упускаю случая попробовать, понюхать и пощупать все подряд. Или то, о чем пишут.

Так вот, у Игоря Северянина есть стих:

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Удивительно вкусно, искристо́ и остро́!

Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чём-то испанском!

Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Стрёкот аэропланов! Бе́ги автомобилей!

Ветропро́свист экспрессов! Крылолёт буеров!

Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!

Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!

В группе девушек нервных, в остром обществе дамском

Я трагедию жизни претворю в грёзофарс…

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!

Раньше мне Северянин был до одного места, но у Умки попалось: «Из Москвы – в Нагасаки, из Нью-Йорка – на Марс». Умку люблю. Она – хиппи. Но в Нагасаки автостопом не попадешь, надо аквастопом. А на Марс – вообще космостопом. И вообще – герой ее «Автостопного блюза» едет в Тарту. По нашим сибирским меркам из Питера в Тарту – рукой подать, можно на выходные смотаться. По трассе – 330 км с хвостиком, в два раза ближе, чем от Омска до Новосибирска. Ну, или до Тюмени. Чего там ехать-то?

Стала узнавать, оказалось – цитата из Северянина. И еще везде упоминается история про то, как Маяковский макал ананасы в шампанское и предлагал всем попробовать. Маяковского тоже люблю. Он – такой же кинестетик, как я, и так же, словно кошка, любопытен. Вообще мы с ним были на одной волне с того момента, как я прочитала:

Багровый и белый отброшен и скомкан,

в зеленый бросали горстями дукаты,

а черным ладоням сбежавшихся окон

раздали горящие желтые карты.

Тут, конечно, все – через глаза, но и через кинестетику, через действие. Я потом долго рисовала город в тот волшебный миг, когда фонари вдруг становятся ярче неба на западе – еще не густо-синего, но бледно-зеленого, с проступающими звездами. 

Черное и грязно-желтое – внизу – и зеленое в белых искрах – наверху.

И вот, как гласит легенда, Маяковский на какой-то богемной пьянке засунул кусок ананаса в бокал с шампанским, поболтал и слопал. И стал предлагать всем: дескать, попробуйте, прикольно!

Хотя, подозреваю, слова такого – прикольно – тогда не было. Было «удивительно вкусно, искристо и остро». 

Маяковский вообще – еще тот приколист. Были в его жизни и ананасы в шампанском, и «две морковинки несу за зеленый хвостик»:

Не домой, 

              не на суп, 

а к любимой 

                  в гости, 

две 

     морковники 

                      несу 

за зелёный хвостик. 

Я 

  много дарил 

                    конфет да букетов, 

но больше 

               всех 

                     дорогих даров 

я помню 

            морковь драгоценную эту 

и пол- 

        полена 

                  берёзовых дров. 

У нас, несмотря на все ковиды, по деньгам еще и ананасы, и шампанское. Тем более – на Новый год. Правда, свежий ананас я покупать не решилась. Был печальный опыт разделки этого квази-фркута, который вовсе не фрукт, а то ли колос, то ли кочерыжка. Впрочем, биология тогда интересовала меньше всего. Купленный ананас не брал ни один из наличных ножей. Пришлось брать в гараже пилку по металлу. В результате изнахраченная попытками ее добычи мякоть выглядела не очень аппетитно…

В общем, решила взять консервированные. 

Хотя, думаю, во времена поэтов «серебряного века» никаких ананасовых консервов не было. Он – сам себе консерва. Толстая кожура дает возможность довезти его из Африки до наших северных краев. Наверное, в начале 20 века ананасы везли в деревянных ящиках, пересыпав какой-нибудь пальмовой стружкой. Или бамбуковой соломой… или еще чем… Каким-то упаковочным материалом, который потом таскался по ресторанной кухне:

Случайно на ноже карманном

Найди пылинку дальних стран —

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман!

Это уже Блок – и его Питер в золотых закатах и запахах оберточного материала, в котором привозили колониальные товары… 

И – да – свежий ананас не сладкий. Он лишь слегка сладковатый, его прикол – в хрумсткой клетчатке, наполненной кисловато-сладковатым и каким-то острым, словно в него добавили имбиря, соком. Так что я прекрасно понимаю Маяковского. Засунуть кусок свежего ананаса во что-то более сладкое, в то же шампанское, и высасывать смесь вина и сока… в общем, Маяковский – правильный кинестетик, умевший играть с оттенками вкусов. 

Но я купить свежий ананас так и не решилась. Купила банку консервированных и сладкое шампанское «Абрау-Дюрсо». Тоже, наверное, ошиблась. 

Потому что «серебряный век» - это сухое шампанское, это брют. Причем – «белый из белых». Такое же холодное, искристое, острое, бледно-желтое вино, как вечера в Питере:

Я сидел у окна в переполненном зале.

Где-то пели смычки о любви.

Я послал тебе чёрную розу в бокале

Золотого, как небо, аи.

Это – тоже Блок. Он предпочитал засовывать в вино не куски закуски, а всякие там розы. В общем, умел использовать и предметы, и символы по их основному предназначению. 

А у нас получилось слишком сладко. Настолько сладко, что вся острота ананасов и шампанского спряталась, и никаких «ножей карманных», никаких золотых закатов… просто зима, минус 20 и салюты за окном. Просто Сибирь 21-го века, упрямая и любопытная.

И – да – я теперь знаю вкус ананасов в шампанском. Еще кусочек того бессмысленного опыта, который делает нас нами.