Здесь тоже есть основы и стандарты (продолжение)

40. "Какие факторы делают художественное произведение" "живущим в веках"?

          Изначально поставивший данный вопрос Иржи Морда соединил в нём союзом "и" выражения "высококлассный" и "живущий в веках". Такое соединение, без сомнений, означает следующее: Иржи твёрдо уверен, что для худ.произведения его объективная "высококлассность" и его "жизнь в веках" — это практически синонимы.

          Но на самом деле подобная уверенность не вполне основательна. Поскольку практика показывает: "в веках" прекрасно "живут" и явно низкокачественные произведения. Типа толстоевщины или упомянутых выше бестолковых, как попало, по-графомански сварганенных похождений кэролловской Алисы. То есть произведение вполне может "жить в веках", но иметь при этом весьма низкий, почти графоманский уровень.

          Нет, я, разумеется, не отрицаю, что на отсутствие или на наличие славы произведения, на его "жизнь в веках" или не "в веках" заметное влияние оказывает и уровень его потребительских качеств. Однако, повторяю, банальными ссылками только на высокие потребительские качества невозможно объяснить слишком многие аспекты популярности: с одной стороны, существуют кучи худ.произведений с высочайшими потребительскими достоинствами — но эти произведения были, увы, замечены публикой либо на секунду, либо же не замечены вовсе. А с другой стороны, имеется немалый объём почти откровенной графомани, слава которой с годами, опять же увы, совершенно не меркнет.

          В тексте "Логика славы художников" показано, что огромная популярность некоторых экстремально ублюдочных творений художников от слова "худо" вызвана ажиотажным спросом на эти творения со стороны любителей денег в результате формирования монополии, то есть радикально ограниченного предложения вышеупомянутых экстремально ублюдочных творений.

          В тексте "Вы спрашивали про красоту?" описано, каким образом возникает положительность восприятия:

          "Кстати, одна из так называемых "загадок красоты" заключается именно в приучении, в натренировывании, в привыкании: чем больше человек смотрит на объект, тем больше к нему привыкает, приучается. И тем больше этот объект кажется человеку красивым. При всём при том, что человек твёрдо помнит: раньше ему казались красивыми явно иные объекты. А данный объект красивым или симпатичным "почему-то" ну никак не казался.

          Напоминаю: положительность восприятия зависит от соответствия встреченного — имеющимся в памяти стереотипам. Но всё дело в том, что каждая встреча — например, с новым и поначалу, очень возможно, не совсем приятным объектом — оставляет в голове след.

          И если след от большого количества встреч с поначалу новым объектом делается очень глубоким, то этот объект попадает уже в разряд того, что воспринимается положительно. Хотя поначалу вызывал, напоминаю, протест. Но в итоге оставил глубокий и не воспринимаемый отрицательно след.

          Именно этим обстоятельством объясняется, например, искренняя любовь нынешних архитектурных эстетов к Эйфелевой башне — при всём при том, что в конце XIX века архитектурные эстеты Эйфелеву башню ненавидели. Этим же обстоятельством объясняется и любовь нынешних эстетов в сфере живописи к "безобразительному искусству" — при всём при том, что в середине XIX века эстеты в сфере живописи "безобразительное искусство" также ненавидели, всячески высмеивали и т.д."

          А текст "В чём причины популярности иррационального?" рассказывает, что устойчивая положительная известность суеверий как ложных знаний — то есть популярность вообще полной и часто даже вредной для жизни чепухи — вызвана ошибками "рефлексообразования", возникающими и затем закрепляющимися в ситуациях, которые, с одной стороны, очень важны для их непосредственных участников, а с другой стороны, не полностью им, непосредственным участникам, подконтрольны. То есть в ситуациях типа военных действий, первых запусков космических ракет или сдачи экзаменов в вузах.

          Здесь желательно обратить внимание на следующее обстоятельство: в трёх упомянутых выше текстах рассказано о причинах огромной и устойчивой положительной известности, которую вроде бы совершенно удивительным, полностью противоестественным образом приобретают даже ярко выраженные антиподы произведений искусства или знаний о реальности.

          Ещё раз: устойчивую и огромную популярность, как выясняется, вполне могут приобретать не просто слабые произведения искусства, но и предметы, не имеющие вообще ничего общего с искусством; и не слегка неточные знания о реальности, а самая что ни есть тупая и очевидная глупость. Типа ритуальных выкриков в форточку "Халява, приди" или предполётных мочеиспусканий генконструктора на дюзы космической ракеты.

          Так что немеркнущая слава всего лишь очень слабых, но тем не менее местами вполне художественных произведений — это феномен намного более естественный, объяснимый, понятный, "извинительный", нежели поразительно-скандальная популярность перечисленных выше абсолютных нулей в области человеческой культуры.

          Ещё раз: толстоевщина и бестолковые придумки Кэролла — они, слава КПСС, всё-таки не сплошные, не беспросветные ничтожества в плане культуры. А худо-бедно художественные произведения, имеющие кое-где вполне достойный уровень.

          Но в том-то всё и дело, что "высококлассное" худ.произведение не должно иметь очевидных недостатков. Ведь, к примеру, никто в здравом уме не считает красавицей женщину с выбитым глазом, с отсутствующей талией, с сильно разными по длине ногами и т.д. Пусть даже у данной женщины на вполне достойном уровне кожа, одна грудь и оставшийся глаз. Такую несчастную просто не выпустят на сцену конкурса красоты.

          Иными словами, красавица или художественный шедевр — это нечто именно безупречное, то есть не имеющее никаких значимых недостатков. А вовсе не смесь из конфеток и гнилушек.

          Так что широкая и положительная известность откровенно слабых худ.произведений (широкая известность объективно "высококлассных" худ.произведений, как отмечалось выше, не требует объяснения, ибо "заслужена"), то есть тоже некоего сбоя — но только сбоя уже относительно некрупного — в художественной сфере, объясняется третьим и, значит, новым, особенным фактором.

          А именно: попаданием данных слабых худ.произведений в число так называемых "достижений культуры". Которые, понятное дело, священны и незыблемы. И у которых поэтому даже очевидные недостатки получают статус великих достоинств. Ибо только такое отношение к недостаткам и объясняет, оправдывает пребывание их носителей в обойме достижений культуры.

          Однако тут остаётся следующий вопрос: каким путём происходит само попадание в число "достижений культуры"? Ответ на данный вопрос очевиден: путём всё той же старой и доброй раскрутки.

          Вот что по сему поводу написано в околоспортивном тексте "Каким должно быть публичное соревнование?", сочинённом в самом начале нулевых годов.

"...главное в славе, в наивысшей оценке публикой героя вовсе не то, что он совершил подвиг (Иван Сусанин, например, никакого подвига даже и не совершал, то бишь его подвиг — это пропагандистская выдумка). Главное в славе — раскрутка. Подвиги Космодемьянской, Талалихина, Гастелло и Матросова стали общеизвестными в СССР вовсе не потому, что указанные герои уникальны или были самыми первыми (некоторые люди "повторяли", как писали советские СМИ, подвиг Матросова за полтора года до момента совершения подвига самим Матросовым). Главное в их, героев, славе — то, что их подвиги оказались широко освещены, разрекламированы.

          Сегодня половина страны увлечённо слушает "песни" со словами типа

"Мы насосы, мы насосы,
Мы не курим папиросы,
Выглядим вполне конкретно.
Разве не заметно?

Вот какая ерунда,
Ла-ла-ла-лай-ла-ла-ла-ла-ла".

произносимыми под немелодичный, однообразный аккомпанемент голосами, которые больше всего подходят для выкриков "занято" в общественном туалете. Так почему же публика не слушает бельканто исполнителей с хорошо поставленными голосами, под завязку заполняющих собой музыкальные училища, консерватории и оперные театры, почему остаются невостребованными публикой массы нормальных мелодий и профессиональных текстов?

          Да всего лишь потому, что бездари — раскручены, а таланты — продолжают тупо надеяться на силу своих талантов".

          К счастью, толстоевщина или писанина Л.Кэролла — это, повторяю, всё-таки не экстремально бездарные "Мы насосы, мы насосы". А посему толстоевщине и пр. не требуется для обретения популярности раскрутка столь же оглушительная и назойливая, как шумиха, централизованно поднимаемая либо государственными СМИ, либо медийными продюсерами. То есть тут для достижения раскрученности хватает действия куда более слабых факторов. Перечислю их.

1. Предыдущие успехи сочинителя и, соответственно, благоволение к нему критиков с издателями.

2. В обстановке раскрепощения общества наличие в не вполне художественном произведении прогрессивных или просто модных идей и, соответственно, благоволение к нему, к не вполне художественному произведению, прогрессивно-модных критиков и издателей.

3. В обстановке раскрепощения общества реальное (то есть иногда даже имеющее последствия в виде административных или уголовных наказаний) противостояние сочинителя и власть предержащих. И, соответственно, благоволение к сочинителю прогрессивно-модных критиков с издателями.

4. Мода на антихудожественный стиль — типа затянутого морализаторства в литературе (а в других областях культуры мода на антиискусство типа кубизма или рэпа), облегчающая бездарям пробивание к известности.

5. Итоговое включение не вполне художественного произведения и биографии его сочинителя в школьную программу.

6. Экранизация не вполне художественного произведения.

          А ещё на популярность братьев Толстоевских и иже с ними крайне положительно влияет то, что Пушкины, Моцарты, Аристотели и пр. живут далеко не во все эпохи.

          Я имею в виду то, что, к примеру, в боксе чемпионы-тяжеловесы выявляются — на потребу взыскательной публике — именно каждый год. Но сии чемпионы-тяжеловесы далеко не каждый год имеют уровень Мохаммеда Али в его лучшей форме. Поэтому чемпионами по боксу в эпохи безвременья становятся боксёры далеко не высшего сорта. То есть чемпионами по боксу в эпохи безвременья становятся ребята типа Рокки Марчиано, Джерси Джо Уолкотта, Ингемара Юханссона, Флойда Паттерсона и пр.

          При столкновении с бойцами действительного высшего уровня перечисленные ребята валятся с ног в первых же раундах. Но, повторяю, весь этот не высший сорт — он тоже внесён в анналы бокса, он тоже "живёт в веках". Ибо этот не высший сорт — выявленные на конкретный момент чемпионы мира. И других чемпионов в данный момент, как говорил товарищ Сталин, "у меня для вас нет".

          Конечно, бокс — спорт не самый объективный. То есть содержит такие измерения, которые не всегда беспристрастны. Но тогда можно рассмотреть, например, прекрасно измеряемую тяжёлую атлетику. И обнаружить, что в ней совершенно аналогичным образом имеются внесённые в анналы чемпионы, которые уступают по части силы даже атлетам из более лёгких категорий. Например, некто Юрик Варданян выиграл Олимпиаду в Москве с результатом, превосходящим результаты чемпионов той же Олимпиады в Москве из двух более тяжёлых весовых категорий:

Ю.Варданян, собственный вес 82,5 кг, I место, сумма двоеборья 400 кг;
П.Бацако, собственный вес 90 кг, I место, сумма двоеборья 377,5 кг;
О.Заремба, собственный вес 100 кг, I место, сумма двоеборья 395 кг.

          Тем не менее, повторяю, Бацако и Заремба, эти два более слабых и, мало того, более тяжёлых атлета — они тоже без проблем "живут в веках" как нормальные, как совершенно не отличающиеся званиями от Варданяна чемпионы Олимпиады в Москве.

          То же самое произошло и после ухода из спорта чемпиона мира Василия Алексеева, поднявшего в 1976 году 255 кг: сила новых чемпионов мира сразу упала до уровня 230-240 кг. Однако сии объективно более слабые атлеты — они точно такие же, как и Алексеев, внесённые в спортивные анналы, "живущие в веках" чемпионы мира.

          В общем, создатели толстоевщины — это кулики, великие лишь на своём болоте, лишь в условиях безвременья, лишь из-за исчезновения в их эпоху превосходящих по силе конкурентов.

          То, что при длительном отсутствии новых шедевров просвещённая публика просто вынуждена читать продуцируемый современными ей полуграфоманами мусор — понятно. Но неужели просвещённая публика, насилуемая этими полуграфоманами, в итоге начинает искренне любить продуцируемый ими мусор и, соответственно, воспринимать его вопиющие недостатки как беспримерные достоинства? Неужели такое возможно? Да, возможно. Причём со страшной силой.

          Напоминаю об очередной банальщине, о мымролюбии: в подавляющем большинстве случаев мужчины влюбляются не просто не в красавиц, но даже вообще в дурнушек. Потому что красавиц очень мало.

          Напоминаю также о следующей банальщине: нам, мужикам, страшно повезло в том плане, что женщины, то есть половина человечества, устроены крайне извращённо: они почти поголовно влюбляются не в таких достойных восхищения и обожания существ, как молодые красивые девушки, а в совершенно неказистых и в более старых, чем они, женщины, мужиков. В без пяти минут уродов.

          То есть получается, что в феномене человеческой любви доминируют именно странности, а зачастую даже дикости, извращения, полные отходы от "здравого смысла", от "очевидности". Посему на фоне данной почти тотальной извращённости обожание небольшой частью человечества раскрученной полуграфомани — это всего лишь не различаемая без помощи микроскопа мелочь.

          А вот ещё вопрос на ту же тему: какую страну имеет смысл искренне, взахлёб любить? По идее, наверное, только Швецию или Швейцарию. Однако подавляющее большинство патриотов любит и гордится не просто какими-нибудь неоднозначными США или РФ, но даже полностью отстойными Гаити или КНДР. Которых, повторяю, любить вообще не за что.

          Ну и, наконец, нужно напомнить замечательно меткое четверостишье Н.А.Некрасова:

"Люди холопского звания
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказание,
Тем им милей господа".

          Лично для меня стало потрясением, когда я, неформал, боровшийся в меру сил на излёте перестройки с остатками проклятой КПСС, обнаружил в итоге, что на самом деле упомянутыми в стихотворении "сущими псами" "люди холопского звания" являются вовсе не "иногда". А почти, увы, всегда.

          Так что искренние любители толстоевщины — это вполне обычные, нисколько не удивительные люди с психикой, нарочно и стандартно изуродованной при помощи ментального изнасилования. То есть это извращённо воспитанные, организованно, на государственном уровне зазомбированные мазохисты. Ещё раз: искренние любители толстоевщины — это абсолютно нормальные и очень широко распространённые "сущие псы". Привыкшие, приученные надламывающей психику дрессурой получать извращённое удовольствие от издевательств, которым их, "сущих псов", подвергает наглая, распоясанная толстоевщина.

          И ещё вопрос: чем великая актриса отличается от заурядной? Известно, чем. Самый-самый главный признак великой актрисы — это пробивной муж-режиссёр. Сто́ит лишь такому замечательному мужу умереть или развестись с актрисой, как её талант сразу угасает. Почему угасает? Потому, что без пробивного мужа-режиссёра актрисе перестают доставаться крупные роли. И она больше не может создавать перед публикой незабываемые и великие образы.

          Точно так же быстро пропадает великий бизнес-талант и у родственников крупных чиновников — сто́ит лишь этим чиновникам типа Юрия Лужкова потерять свой пост. Но пока чиновник при должности, его родственники бьют все рекорды бизнес-проницательности: а где тут можно загрести горы бабла? Где тут можно сесть на нефтяную трубу, поучаствовать в прихватизации, погреть руки на госконтрактах и т.д.?

          Аналогичным образом обстоят дела и с великими книгами. Типа "Гарри Поттера". Каким самым главным и несомненным достоинством обладает данная серия великих романов? А вот каким: связью с литературным агентством Кристофера Литтла. Почему? Да потому, что (цитирую Википедию)

          "После восторженного отзыва Брайони Ивенса, читателя, которому было предложено оценить первые три главы книги, фулхэмская фирма литературных агентов Christopher Little Literary Agents согласилась представлять Роулинг во время поисков издателя. Книга была отправлена в двенадцать издательств, но все они отвергли рукопись. Год спустя она наконец получила зелёный свет (и 1500 фунтов аванса) от редактора Барри Каннингема из лондонского издательства Bloomsbury".

          Иными словами, если не было бы лит.агентства Кристофера Литтла, то Джоан Роулинг по сию пору писала бы свои худ.произведения на салфетках уличных кафе. Поскольку её великую книгу отвергли бы не только первые двенадцать, но вообще все издательства.

          А почему дело должно обстоять по-другому? Разве двенадцать издательств — это мало? Разве двенадцать отказов подряд — не показатель? Или издательства, отказавшие "Гарри Поттеру" в публикации, являются сплошь исключениями из правил? А может, эти двенадцать издательств были совершенно случайно укомплектованы одними лишь безграмотными идиотами, принципиально неспособными разглядеть мировой шедевр и золотую жилу?

          Нет, конечно. Во всех издательствах, отвернувшихся от золотой жилы, сидели и сидят совершенно нормальные люди. Просто, повторяю, данных вполне нормальных и грамотных людей никто не уговорил начать разрабатывать золотую жилу. То есть "дать актрисе большую роль".

          Соответственно, лит.агентство Кристофера Литтла — это "пробивной муж-режиссёр", самый главный фактор мирового признания писателя и, следовательно, его великого таланта.

          До кучи расскажу ещё об одном слабеньком, но, тем не менее, вполне реальном факторе получения или сохранения известности. Правда, известности, касающейся одних лишь художественных кинофильмов.

          Недавно я узнал о существовании совершенно отвратительного по качеству малохудожественного фильма под названием "Отважный Ширак". Вот так: фильм безнадёжно дрянной, но о его существовании люди тем не менее знают. То есть дрянной фильм помнят, он "живёт" — если не "в веках", то хотя бы в десятилетиях.

          А всё почему? А всё потому, что замечательная песня "Волшебника-недоучка" в исполнении Аллы Пугачёвой — она, оказывается, как раз из этого бездарного "Отважного Ширака". И знаменитый, но непонятный при прослушивании звуковой записи перебив в припеве "Волшебника-недоучки" после первого слова "даром" объясняется следующим: главный персонаж "Отважного Ширака", запевший "Волшебника-недоучку", сидит в тесной клетке, но во время исполнения припева пытается встать, отчего стукается головой о потолок клетки, ойкает и на секунду замолкает (0:50).

          Так полезна ли для мутьфильма включённая в него замечательная песня? Жутко полезна: без неё мутьфильм оказался бы с ходу забытым.

          Об этой полезности замечательных песен, судя по всему, догадываются очень многие создатели фильмов — далеко не всегда "высококлассных". И потому для верности вставляют в свои кинотворения кучи песен: а вдруг какая-нибудь из них станет знаменитой и потащит за собой к незабвению, к известности, а то и к славе весь фильм?

          Фильм Г.Александрова "Светлый путь" топорен и ходулен, но о нём россиянам не дают забыть головокружительные "Высоко, под самой тучей" и "Марш энтузиастов". Фильм "Я встретил девушку" сам уже давно не встречается в природе, однако о нём заставляет время от времени вспоминать сладкоголосый Рашид Бейбутов с песней "Я встретил девушку — полумесяцем бровь..." А о существовании убогонького фильма "Матрос с "Кометы"" напоминает песня "Самое синее в мире Чёрное море моё..." Только за счёт чудесных песен "Земля моя раздольная", "На крылечке твоём" и "Куплеты Курочкина" по сию пору держится на плаву откровенно лубочная, экстремально аляповатая "Свадьба с приданым". И т.д.

(Окончание следует)