Рыцарский турнир ч.5

Особую прелесть происходящему придавало отсутствие «единообразной формы одежды».

«В битве рыцари узнавали друг друга по гербам, цветам и фигурам» - это ж все знают!

Здесь фигуры - не то, что в седле, а то, что на шлемах.

На ринге четыре десятка чудаков с фигурами. Разными. И гербами. Такими же. У каждого - своё. Выучившийся герольд, без сомнения, легко идентифицирует каждого. Но герольды залезли на верхние жерди ограждения, чтобы на поле не затоптали, и, сидя там, как воробушки на ветках, негромко чирикают - запоминают победителей. А по полю носится толпа здоровых мужиков с дубьём. Которые отличают. Своих. От всех остальных. Свои - которые с такой же вышитой  хренью, как у конкретного «дубинщика» на груди и спине.

Ни у «вестфальцев», ни у «остфальцев» общей «формы одежды» нет. Команды сборные - на этот турнир. В каждой есть «примкнувшие» из других земель. Да и вообще - ежели какая-то скотина долбанула меня оглоблей по загривку, то хрена ли мне в его вышивке по костюму?

Две смешавшиеся толпы вопили, ругались и поднимали пыль своим топотом. Оттуда периодически выносили и выводили тех, кто уже… стал достаточно выносимым и выводимым. Их просовывали сквозь ограждения первого периметра и утаскивали к местам постоянного складирования, отдыха и лечения. Естественно, такие маршруты иногда пересекались, да и толпившиеся в кольцевом коридоре слуги не всегда способствовали бесперебойному трафику. Общая драка развернулась и там.

За вторым периметром - тоже живые люди. Хоть и без титулов. А зачем нам титул, когда мы видим противную морду? Ну явный же «марковец»!

Марк и Берг пока одно графство. Но это неважно - морда всё равно противная.

Коллеги, я предупреждал. Вы, конечно, супер прогрессивное попандопуло, но «любить вас будут не за это». А за принадлежность к соседнему феоду, определяемую по форме шапки, шнурку на манжете или по количеству лепестков фантастического цветка, вышитого пьяной швеёй спросонок на вашем лапсердаке.

Генрих обернулся к жене и поделился:

- Какая красота! Как на настоящей войне.

Лицо его раскраснелось, глаза расширились. Казалось, он стремится запомнить, впитать все мельчайшие детали разворачивающегося перед ним действа. «А тот того - конём, а этот его кулаком…!».

Кстати - это правда. Увиденные подробности позволяют делать суждения о характерах бойцов, а упоминание в беседе в позитивном духе эпизода - служит важным средством поднятия реноме рыцаря и укрепления феодальной лестницы в форме личной благодарности.

«Доброе слово и кошке приятно».

А уж непрерывно озабоченному своим статусом рыцарю...

Мордобой на ристалище нарастал, пыль поднималась всё выше. Хотя копья почти у всех были сломаны и, казалось бы, спешивать друг друга уже нечем, но количество ползающих, лежащих и уносимых на руках представителей «соли земли, цвета нации» увеличивалось.

По счастью, в первый день турнира предполагалась только копейная сшибка. Рыцари были без мечей, топоров и булав. Тут выяснилось, что у «вестфальцев» есть инициативные личности. С хорошими кавалерийскими навыками. Три рыцаря, построившись в шеренгу стремя к стремени, разогнались и сшибли одинокого “остфальца”, неосторожно повернувшего своего коня к ним боком. После чего двое спешились и принялись бить упавшего остатками копий и попавшимся под руку дубьём.

«Гербовой король» кинулся сказать им, что так не по правилам, что нужно только выбить из седла или преломить копья, что пешие схватки будут только послезавтра. Но не успел. Толпа в пяток остфальцев бросилась на выручку товарищу. И принялась топтать конями спешившихся противников. Туда же подвалила разнообразная (в части вышивки по костюмам) пехота. Образовалась конно-человеческая куча, куда, совершенно случайно, круп чей-то лошади внёс и «гербового короля». А в основании шевелящегося холма лежал конь. Которого снесли в начале и которому вся эта возня надоела. Что он и выражал беспорядочными движениями всех четырёх копыт.

- Б-боже! Его же там насмерть затопчут!

Генрих победоносно оглянулся на не сдержавшую выражения чувств супругу:

- Да, дитя моё, такова судьба мужчины. Путь чести. Занятие благородного человека. И вся-то наша жизнь, милочка, есть война.

- Но… они же втроём накинулись на одного!

- Увы, судьба иногда посылает нам тяжёлые испытания. Когда враги сильны и многочисленны. Но настоящие мужчины принимают бой, исполняют долг и не склоняют головы. Честь дороже.

- Какая честь нападать втроём на одного?!

- Наша. Настоящих благородных дворян Саксонии. Мои рыцари - лучшие, храбрейшие воины во всей империи.

Ростислава с ужасом смотрела на своего венценосного.

На «Святой Руси» при дворах князей проводят состязание по выездке, но такая драка… Хочешь драться - иди в Степь. А тут… свои своих… толпой на одного… все против всех...

Она перевела взгляд на поле. Один из толкущихся вокруг свалки пехотинцев упал. Поскользнулся на валяющемся щите. Стерев ногой с него пыль.

- Я не знала, дражайший супруг мой, что Голландия является Саксонией. Там на щите в золотом поле красный лев. Весь красный. А у его противников тоже лев, но другой… который… лев-соболь, вооруженный, безудержный и томно красный…

Уроки геральдики оказались не пустой тратой времени. Как её задалбывала необходимость запоминать эти идиотские картинки и эпитеты! Как можно скрестить соболя и льва?! Да ещё получить «томного» и «безудержного»?

Но теперь она в состоянии сказать, что фландрцы бьют голландца.

- Генрих! Они же выпустили Флориса Голландского из тюрьмы! Только в прошлом году! А теперь пытаются забить насмерть!

- Да уж. Видать, не договорили. Этот Филипп Эльзаский, который Фландрийский… лихой парень. Он-то Флориса три года назад и поймал. Да и вообще: толковый. Удачно женился. Жена у него… так себе. Но в прошлом году братец её… ушёл в монастырь. С концами. А владения достались этому… В январе и папаша отошёл в мир иной.

Генрих, как и положено, перекрестился при упоминании покойного.

- Похоже, графы сводят личные счёты. Но правила турнира не нарушены, дорогая.

Ростислава судорожно пыталась найти доводы для прекращения этого… мордобойного развлечения благородных рыцарей.

- А как же «гербовой король»? «Особа герольда неприкосновенна»! А его затолкали в самый низ этой свалки. И его там все… прикасают.

Герцог задумался. Нахмурился. Огляделся. Поднял деревянную резную палку в руках, убедился, что трубачи увидели его движение и подняли свои трубы. И бросил жезл на арену. Трубадуры, которым уже надоело держать длинные и тяжёлые дуры в поднятом состоянии, взревели. Звук был другой, но не менее противный. И тоже - троекратно. К концу исполненной музыкальной композиции «слоны идут на водопой», драка на арене остановилась. Благородные рыцари и их слуги принялись расползаться, вытряхивая песок из ртов, ушей и других частей тела и амуниции.

Несколько служителей кинулись к холму из людей и коней, наглядно выражавшему нынешние сложные отношения между Фландрией и Голландией. И приступили к поиску в его недрах «гербового короля» Саксонии.

Один из рыцарей подбежал к ограде перед помостом, сорвал с головы шлем и принялся орать на герцога. Обвиняя его в нарушении правил - в незаконной остановке схватки. Тот набычился, постепенно наливаясь кровью. Потом рявкнул, показывая рукой на выход. Типа: «пшёл вон!». К крикуну подскочили его спутники и принялись уговаривать, подталкивать, тащить, подвели коня, помогли…

- Каков мерзавец! Весь в отца!

Генрих раздражённо покрутил головой. А Ростислава услышала сзади на ухо голос подошедшей матушки:

- Ты нажила себе ещё одного врага. Сильного и злобного. Граф Фландрский. Дядя Иерусалимского короля. Человек Барбароссы. Псих. Полный анжуец и законченный крестоносец.

***

Софья несколько преувеличивает: завзятым крестоносцем был его папаша - четырежды съездил в Святую Землю, оставляя сына регентом. Благочестие отца наложит отсвет и на сына - через десятилетие ему предложат стать регентом королевства. Его отказ - эпизод в цепочке событий, приведшей к падению Иерусалима.

Сейчас это тридцатидвухлетний человек, высокий, красивый, с гладко выбритым правильным лицом. Со склонность к резким действиям, авантюрам и необдуманным словам, что постоянно проявляется в Анжуйских династиях. Его презрительная шутка в адрес тогда ещё принца Франции Филиппа II Августа приведёт к передаче французской короне нескольких владений (Артуа, Вермандуа…) и ряду франко-фландрских войн следующего столетия, включая знаменитую «битву шпор».

Выросший в сиянии славы своего отца, в собственных победах, он, несмотря на отдельные ошибки, был очень удачлив. И в войне, и у женщин.

Ему было дано многое. Кроме одного: наследника. Проблема была столь острой, что его жену поймали на прелюбодеянии - пыталась предложить собственное решение. Несмотря на публичный скандал - развода не последовало. Увеличившееся, процветающее графство пришлось передать сестре, а реально - её мужу.

Другой персонаж, «жертва конского сноса», Флорис Голландский - двадцатисемилетний тощий парень с постоянно страдальческим взглядом. Его отцу пришлось дважды подавлять восстания брата, организовывать тайное убийство из засады силами рыцарей епископа Утрехта. Парень в 16 лет остался сиротой и принял на себя заботы своего довольно беспокойного и бедного региона. Пытался как-то поднять бюджет, притормозить фландрских купцов - нарвался на войну с Филиппом. С ним и парой его союзников. Причём каждый богаче и мощнее Голландии. Закономерно побили. Попал в плен, отсидел два года. Недавно выпустили. Только начал возвращать форму и тут… снова трое на одного.

Неудачник. Который своим трудом пытается вытащить своё небогатое графство на уровень повыше. Всё против него: и соседи, и сама природа. Но ему дано другое. Жена хоть и не принесла богатых владений, как Филиппу, но родила (в РИ, за 18 лет) двенадцать детей, половина мальчики.

А умрут оба графа сходно: в 1190-91 г. в Третьем Крестовом походе. Один в Антиохии - дизентерия, другой в Акре - чума.

Так в РИ.

В АИ… я уже говорил: главным оружием княгинь, при отсутствии войск, денег, технологического и экономического превосходства, стали люди. Их отношения к ним и между собой. Интриги, заговоры, спец.операции.

***

- Эта… в-ваше в-вы… господин герцог…

Пожилой запыхавшийся стражник, прибежавший откуда-то сзади, пытался обратить на себя внимание Льва. Тот, не отрывая взгляда от разворачивавшейся на арене уборки славных рыцарей и их имущества, раздражённо дёрнул плечом.

- Чего тебе?

- Тама… эта… нашли двух… мёртвые.

- Экая ерунда! Да тут (герцог кивнул в сторону арены) покойников, пожалуй, куда больше.

- Дык… эта… мужик с бабой… голые…

Генрих удивлённо повернулся, наконец, к вестнику:

- Голые? Без доспехов?

- Без. Совсем без. И эта вот… горлы… ну… перерезаны. У обоих.

- Какие-то… бродяжка со шлюшкой? И ради этого ты отрываешь меня от прекраснейшего зрелища? От славной схватки лучших бойцов Саксонии и окрестностей?!

Стражник отшатнулся от львиного рыка господина, но герцогиня «перехватила управление»:

- Мой дражайший супруг. Отпустите воина - он лишь исполнил свой долг. Здесь жарко и душно. Я… нехорошо себя чувствую. Позвольте мне удалиться в свои покои.

- А турнир?

- Турнир... Это восхитительное зрелище, это торжество благородства, храбрости и рыцарской чести… Я буду скорбеть. О невозможности увидеть это. Мне жаль, но слабое женское тело нуждается в отдыхе.

- Да, дитя моё. Ваше здоровье важнее всех подвигов на турнире.

Герцог запечатлел отеческий поцелуй на челе своей юной супруги. И та, сопровождаемая матушкой, отправилась на выход. Давешний стражник стоял у лестницы с помоста и вытирал лысину, сняв шлем.

(Дальше уже не про турнир, а про двойное убийство. Поэтому - конец)