Исповедь капитана Лацгуса

тяжелый для меня, психологически очень тяжелый фрагмент...

Согревшись у костра, Эмиль закутался в снятую с мертвеца накидку, сел к вожжам с арбалетом в руках и... сполз в телегу, мертвецки уснув через несколько мгновений. Весь караван задрых примерно так же быстро и безнадежно.

Незадолго до рассвета кто-то тронул Эмиля за плечо. Эмиль мгновенно проснулся.

- Стрелок... стрелок, ты здесь? – спросил его капитан, лежащий совсем рядом, но выше головой. – Стрелок....

- Да, господин капитан, - Эмиль приподнялся на локте.

- Дай пить, - сказал капитан.

 Эмиль не без труда выкопал из телеги свой полупустой мех, открыл его и приложил к губам капитана.

- Я тоже могу рассказать, - сказал капитан неожиданно твердо и ровно. 

- Может, лучше с утра, господин капитан? – Эмиль подтянул свои длинные ноги, готовясь либо помогать либо не мешать.

- С утра... с утра не получится, парень, - капитан с болью усмехнулся. - Никак не получится. Слушай меня. Тебя как звать-то…

- Эмиль.

- О... Эмиль. Ну так слушай... Слушай... Я тоже... Пять лет назад было. В Роане работали, на войне...

«На войне? В Роане? – подумалось Эмилю. – Какая война в Роане пять лет назад? Последняя тридцать лет назад была...»

- Ну или не на войне, или как это.... как это у них там... называется. Все время что-то... Мы там постоянно работаем. То догнать кого-то, то убить... Постоянно… туда заходим. И в этом году заходили, но уже без меня... Я уже в это больше… Нет… У них же ни границы толком... ни армии... гуляй - не хочу....

Эмиль обратился в слух.

- Ну вот... пять лет... пять лет назад было... тоже зашли. Додика одного искали... Ну и по ходу... Попадается нам один... один дом... Заходим... Ну, как обычно это делалось...  Детей в клетку, девок на баловство, а потом тоже в клетку... люди нужны... завсегда нужны... работы полно... в королевстве... а стариков в подвал... еду и ценности забираем... и все... уходим... все так делали, так... так велено. А если велено, то делай... ну и вот....

Капитан откинул голову, тяжело дыша. Эмиль почти неслышно пересел поудобнее, давая бедняге шанс заснуть, но в то же время тайно надеясь на продолжение рассказа.

- Вот.... – сказал капитан и помолчал немного. – Заходим. А там – мать, две старшие девки и пацаненок лет семи-восьми. Аккурат. Аккурат, в точности....

Он снова замолчал, переводя дыхание. Слеза потекла по его щеке.

- А заходим... заходим-то пьяные. Как дьяволы пьяные.... Ох сколько мы там пили... Солнце пресвятое. Ужирались как звери. Тебе столько никогда... никогда не выпить, - шептал капитан все тише.

Эмилю становилось все страшнее, хотя рассвет неслышным колесом подкатывался все ближе.

- А я... а я смотрю... мать, две дочери, пацаненок... это ж, как я... как я когда-то... меня же... меня же точно так же... в точности... забрали... я же роанец родом... я из Роана... Мне вот столько же было... как этому пацаненку... аккурат столько же... такой же пиздюк был... и отца тоже никакого... и две сестры старшие... даже имен их не помню... и мать такая же... того же возраста... и ее не помню тоже... ни как звали... ни даже лица... ничего...

Прокричала где-то предрассветная птица – тревожно, тоскливо.

- И тут меня перекрывает... и я вижу все это... глазами пацана... этого пацана.... но вижу-то своими... вижу, вспоминаю как это было...  так же точно, зашли, такой же бандой пьяной... такие же... как мы теперь заходим... и вижу, заходят-то в тех же самых мундирах, в каких мы сейчас... в каких я сейчас захожу... И так же... Девок за волосы на лавку... мать пинками в подвал... а меня на улицу. Так же... аккурат... в точности...

Голос капитана затихал. Он устал.

Эмиль отпил из меха один глоток, а оставшийся отдал капитану. Непросто было услышать такое, но видимо что-то подобное крылось под каждыми горделивыми усиками.

Плечи капитана вздымались, точно он раздумывал, умереть ли теперь или все-таки досказать. Эмиль не удержался и помог ему:

- И что же было дальше, господин капитан, - спросил он без особой надежды. Да, капитан и так сказал достаточно. Теперь уж точно не откроет рта либо до полного выздоровления, либо вовсе.

Но капитан, напротив, перейдя на более банальный тон, продолжил:

- Сорвался я...  на своих бойцов... с кулаками сначала... потом с палашом. Одного ранил, двоих покалечил, еще одному ногу сломал… Повезло, что не убил никого. В окно, и тикать. Ускакал хрен знает куда, думал схорониться. Какое там. Поутру уже нашли. В цепи заковали. Привезли на опорник. Там генералы, полковник наш. И судья гарнизонный. Ну, думаю... кабздец. Сейчас повесят. И правда. Виселица уже стояла. Но тут. Хирург наш дивизионный. В позу встал. Совсем, говорит. О-по-ло-у-ме-ли господа. Какой дезертир. Молодой. До чертей допился. У него. Горячка белая. Он больной. Его не вешать надо. Его актировать надо и на больничку. Генерал в залупу полез. Повешу, мол, сейчас же. И знать ничего не знаю... Они чуть не подрались. Старые друзья. Доктор кричит. Вы же сами. Сами, кричит. Сами им позволяете. Позволяете там. Пить в три горла. Поощ...поощряете.. Чтобы совесть свою залить. Понимаете, что творите. Сами приказы эти… А сами потом вешать. Это же ваша. Ваша вина...

Капитан снова затих и болезненно прокашлялся. Черты лица его заострились как на грифельной гравюре. Он явно спешил рассказать эту историю, как анекдот, который жалко уносить с собой в могилу. Рот его спазматически улыбался. Хороший, веселый анекдот. Жизненный. Анекдот про людей. Не про всякую блажь.

- Короче, вытащил меня... из петли... добрый доктор... вытащил.... Потом... потом... месяц больнички... полгода в крепости... два года в дисбате... причем первый... строго на карачках... даже срать на карачках... а потом... потом простили... простили потом... вернули... капрала почти сразу... капитана вот на новый год... - капитан закашлялся, закрыл глаза и примолк. 

Он уснул, а Эмиль больше не спал. Не мог. Рассказ капитана его потряс. Был ли это горячечный бред или правда? Эмиль чуял, что правда. Такая, которую всегда прячут от детей, надежно - во воторой подпол, как дед прятал трофейное оружее, как он, Эмиль, прятал свою трусость, как Эрик - детскую, ранимую душу, Кавен - любовь к поэзии, а Итта - двойную природу… Но, пожалуй, правда капитана Лацгуса все же была опаснее. Она касалась не только его одного - она касалась устройства мира вообще. Должно быть поэтому о таком редко пишут в книжках, и даже если пишут, даже если пишут - кто там этим фантазерам верит? 

(28 главу выложила, 29ая будет чуть позже, остался последний фрагмент)