Февральские иды

«.. Тотчас после погребения Цезаря народ с факелами бросился 

 к домам Брута и Кассия, но,  встретив по пути Гельвия Цинну, поэта,

 народ убил его, спутав по имени с Корнелием Цинной,

причастным к заговору»

Гай Светоний Транквилл 

(«Жизнь двенадцати цезарей»  1.86.)

                                                                      Фебруарий. Матрона спину

подставляет под ремень луперка.

Populus romanus c Палатина

тянется в Дециевы термы.

Рано темнеет.  В низком

можжевельнике – птичий щебет.

Солнце делит, бредя по карнизу,

его золотым сеченьем.

Ветхие старухи судачат

о Цезаре,  ценах на груши

и о погоде.  На Тибре прачки

полощут белье и сушат

его тут же, на парапетах моста.

Холодный ветер. Храмовая ограда

погружается в тень. В кустах –

поют цикады.

Из окна на Эмилиеву  базилику

взглянув, Цезарь финикийцу

делает знак и тунику

поднимает на  ягодицах.

Слуга, уставший от оргий,

мечтающий только лечь да

уснуть, - покорно обнажает орган,

ублажающий Отца Отечества.

Всходит луна. Кривизна квартала

обостряется с ее восходом. Ни звука.

Ветер доносит с причала

запах жареного лука,

рыбы и лавра. Одичалый пес,

задрав морду к крыше,

а может – к луне,  видимо, на неё

воет. Но воя не слышно.

Медленно тянется ночь. Старое

ложе скрипит.  «Беспокойными

стали  сны и кошмарами,

леденящими кровь, наполнились.

Тяготит предчувствие бед

роковых  и скорой смерти», -

напишет утром Гельвий

Цинна – Авлу Серцию.