Заметки о Венеции

«Венецианцы рождаются усталыми и живут, чтобы спать».

Это одна из их поговорок (и прямо сейчас я чувствую себя венецианкой на все сто, это все ноябрь виноват)). Венецианцы вообще остры на язык, поговорки у них емкие и своеобразные. Большинство, конечно, связаны с деньгами и коммерцией, все-таки торговля изначально составляла суть этого города.

«На воде нет пятен».

«Деньги – наша вторая кровь».

«Правдой, неправдой, а товар продай».

«Как только появляется закон – находится способ его обойти».

Законы Венецианской республики (просуществовавшей с конца VII века до конца XVIII) – это отдельная песня. Ни в одном другом городе-государстве не было выпущено столько законодательных актов, многие из которых противоречили друг другу. Подбор юридических формулировок свидетельствовал о богатстве фантазии сенаторов. Бывало такое, что на Большом совете вдруг вспоминали  некий закон. Когда выяснялось, что на самом деле его не существует, его разрабатывали и вводили. В городе говорили: «Достаточно семи дней, чтобы венецианский закон стал непонятным».

Теоретически применение этих законов было беспристрастным. Со всеми, кто владел собственностью, будь то патриций, гражданин или ремесленник, обходились одинаково. Патриций не мог просить или ожидать привилегий. Кроме того, существовала система подачи апелляций. Другая поговорка гласила: «Хлеб на площади и правосудие во дворце» (pane in piazza e giustizia in Palazzo). На практике, однако, Венеция была государством богатых и для богатых. Весь город представлял собой огромную торговую гильдию, где значительную часть коммерции контролировало небольшое количество семей.

Венецианская политическая система, вероятно, была одной из самых сложных в мире. Она ухитрялась сочетать демократическое правление (Большой совет), аристократическое (Сенат) и монархическое (дож). Всем этим советам и коллегиям как-то удавалось уравновешивать друг друга, образуя в целом вполне эффективный механизм, просуществовавший несколько веков.

Хорошее представление о чрезмерной усложненности венецианских политических игрищ дает описание процесса выборов дожа. Утром в день выборов самый молодой из членов Синьории  (это одна из ветвей администрации), пав на колени и помолившись в базилике, выходил на площадь Святого Марка и останавливал первого встреченного мальчишку. Этот ребенок становился ballotino, и ему вменялось в обязанность тянуть номинационные бюллетени из урны во Дворце дожей. В первой баллотировке Большой совет выбирал тридцать своих членов. Во втором голосовании из этих тридцати выбирались девять. Эти девять, в свою очередь, выбирали сорок, каждый из которых получал по семь номинаций. В следующей баллотировке эти сорок должны были сократиться до двенадцати, которые голосованием выбирали двадцать, которые выбирали девять, которые выбирали сорок пять, которые выбирали одиннадцать. Одиннадцать выбирали сорок одного. Этот окончательный состав из сорока одного избирателя и определял дожа. При всем желании трудно изобрести более запутанную и громоздкую процедуру!

Дожи правили в Венеции более тысячи лет; представьте себе длинную непрерывную цепочку из ста двадцати человек в «корно дукале» (золотой шапке). Обычно дожем становился человек в зрелом возрасте (в XV–XVI веках средний возраст дожей на момент избрания составлял 72 года). Это было тонко придумано! Во-первых, пожилой человек, как правило, уже довольно долго варился в политическом котле – а значит, обзавелся необходимым терпением и мудростью. Во-вторых, ни один дож не мог руководить слишком долго и добиться слишком большого могущества (помним, что главное – равновесие между политическими партиями!)

Нужно отметить, что в Венеции всегда был силен общинный дух, так как людям приходилось сообща противодействовать коварной морской стихии: осушать болота, строить крепостные валы, прокладывать канавы для сточных вод, присоединять острова, возводить дамбы, сооружать пристани, налаживать паромное сообщение… Все это требовало организованных совместных действий, умения договариваться. Чего стоила одна только борьба с затоплениями, которые в VI веке были такими сильными, что течение некоторых рек повернуло вспять.

Некоторые поговорки демонстрируют характерное для исконных венецианцев недоверие к чужеземцам: «Кто любит иностранцев – любит ветер».

Венеция всегда держалась обособленно, во многом благодаря своему необычному расположению. Да, в IX веке она была провинцией под управлением Византии, а также платила дань королю франков, чей трон в то время находился в Италии, но зато это освобождало ее от господства чужаков. Она всегда искусно лавировала между франками и византийцами, между католичеством и православием, между Западом и Востоком; всегда держалась изменчивого курса, склоняясь то в одну сторону, то в другую – смотря куда выгоднее. Это обеспечивало независимость, хотя в то же время провоцировало разногласия среди правящих семейств лагуны. (Опять-таки помним о равновесии!)  Венецианцы в совершенстве научились поддерживать баланс. Они веками оттачивали это искусство.

В других пословицах можно уловить отзвук своеобразной философии:

«Первый грех – родиться с отчаянием в душе».

«Брак получается из любви, как уксус из вина».

«Перемены нужны лишь тем, кому нечего терять».

«Богу мы нужны искалеченными, но живыми».

«Венеция всегда рушится, но никогда не падает».

Мне нравится вот эта поговорка, она романтичная:

«Первая красивая женщина, которая когда-либо была создана, была из венецианского стекла».

Стекло – еще один своеобразный символ Венеции. Водная гладь лагуны в лучах вечернего солнца напоминает расплавленное стекло. По виду города можно предположить, что он застыл в раздумье над своим отражением в воде, отчего возникает навязчивая ассоциация между Венецией и зеркалом. К слову, это первый город, в котором зеркала начали производить в промышленных масштабах. Правда, стеклодувов пришлось выселить на остров Мурано, так как их ремесло было очень пожароопасным.

Лагуна всегда была зыбким, нестабильным местом, меняющимся под действием приливов. Нормальные города обычно растут из центра к окраинам; их территория очерчена кладбищами и защищена стеной. У Венеции с самого начала не было периметра, она слилась в одно целое из отдельных разрозненных фрагментов. Как и для стекла, для нее характерны хрупкость, текучесть, прозрачность. Мария Рильке, посетив город в 1920 году, сказал: «Так же, как человек не может ничего схватить в зеркале, но только погружается в тайну его неуловимости, здесь тебя целый день наполняют образы, но ты не можешь воплотить ни один из них. Венеция – это вопрос веры».

Я в последнее время много читала об этом городе, и у меня сложилось о нем противоречивое впечатление. Венецианцы в исторической перспективе – жесткие коммерсанты и разнеженные сибариты, приверженцы строгой дисциплины (иначе не выжить в условиях постоянных ограничений) и медленного, неспешного ритма жизни, чему немало способствовало отсутствие скоростного транспорта. Этот город парадоксальным образом сочетает в себе романтичность и прагматизм. В его характере за дымкой тонких чувств скрывается алчность и безжалостность.

Большинство поговорок и обычаев, описанных здесь, взяты из книги Питера Акройда «Венеция – прекрасный город». В ней вообще масса полезного! Очень рекомендую ее всем авторам, желающим сочинить что-нибудь в венецианском антураже.

(я ее перечитала вдоль и поперек ради написания вот этой повести: https://author.today/work/21697  )

Кроме Акройда, могу посоветовать еще несколько интересных книг о Венеции.

Самая пронзительно-красивая: эссе Иосифа Бродского «Набережная неисцелимых».

«…и я почувствовал, что шагнул в собственный портрет, выполненный из холодного воздуха.

Весь задник был в темных силуэтах куполов и кровель; мост нависал над черным изгибом водной массы, оба конца которой обрезала бесконечность. Ночью в незнакомых краях бесконечность начинается с последнего фонаря, и здесь он был в двадцати метрах. ..»

Самая забавная: Тициано Скарпа «Венеция – это рыба».

Это короткие остроумные разрозненные заметки о венецианских улочках, традициях, блюдах, обычаях… Было бы здорово почитать такую книгу, бродя по узеньким calle Венеции!

(между прочим, «scarpa» означает «башмак» по-итальянски, у меня в повести есть персонаж с таким именем; только сейчас сообразила, что они тезки с писателем!)

Самая волшебная: Альберто Тозо Феи «Венецианские тайны».

Семь ночных прогулок по сестьерам (районам) Венеции, сопровождающихся рассказами о венецианских призраках, скелетах, дожах, рыбаках… Городской фольклор здесь так тесно переплетается с историей, что не сразу разберешь, где кончается одно и начинается другое. Пока читала, все время ловила себя на мысли, что Венеции очень к лицу эта мистическая атмосфера...