Последнее покушение на честь героини...

Клянусь, последнее!

Пожалуй, это максимальный объем текста, который я могу  выдать за день с нуля. Не густо, но как есть...

***

Светало. С востока плыли облака, красные и длинные, как татуировки на лбах серных ведьм. Полная луна побледнела и откатилась на север.

Тухлое озерцо и окружавший его жидкий лесок остался далеко позади. Я бежала лугами Южных Чуч, как можно дальше от Дубилова тракта, туда, за луной, на север.

Иттиитская накидка впитала в себя озерную воду, отяжелела, утренняя прохлада пробралась под короткий полог. Было колко, мокро, противно, холодно и страшно. Рана на шее жгла. Компас я крепко обвязала вокруг запястья, а кинжал примотала веревками иттиитов к поясу. 

Я дрожала всем телом до  полудня, пока не вышла из леса под палящее солнце, и оно не принялось за меня всерьёз. Накидка быстро высохла, и пот покатился по телу,  как в горячей бане. Макушку пекло. Очень хотелось снять этот полог к ведьмам и идти так, но тогда я бы осталась совершенно голая у всех на виду. Мне могли повстречаться пастухи или крестьяне, да кто угодно… 

Могли, но не встречались. Не было ни души. Словно вся земля, прилегающая к  Южным Чучам, вымерла в одночасье. Вокруг, сколько хватало глаз, лежали усыпанные стогами луга, да пшеничные поля - созревший хлеб моего королевства…

Что-то с ним будет?

Что будет со всеми?

Ведьмы… Как легко они убили этих мужчин! Всех... В трех иттиитских повозках ехало полтора десятка мужчин и восемь женщин. И только один подросток - Кит. Почему они не убили его? Уж точно, не потому, что пожалели. Возможно, заберут в плен. Если они вообще берут пленных. А, возможно, ведьмы любят портить не только девочек. Закон морриганок разрешал среди женщин только однополые связи, а связи морриганок с мужчнами в южном королевстве считались такими же позорными, какими у нас, в северном, считались однополые. Мужчин ведьмы использовали только ради зачатия, но, кто знает, какими больными фантазиями полнились умы этих убийц?

К полудню солнце меня доконало. Ноги гудели, а ступни были изрезаны травой и натерты камнями. Я отыскала ручей, напилась, искупалась, и легла в тени стога, чтобы отдохнуть. Сном это нельзя было назвать. Страх так натянул нервы и так заострил слух, что я слышала каждую мышку, каждого кузнечика и каждую пугую ундину, прячущуюся у ручья в траве. Но ундины, в отличие от меня, спали днем довольно крепко.

Промаявшись так с час, я снова освежилась в ручье, надела ненавистную циновку и продолжила путь. Страх велел мне избегать южных дорог, но голод донимал так, что в сумерках я вышла на небольшую проселочную дорогу.

Здесь мне попался одинокий хутор, на котором не было ни людей, ни собак, ни скотины. Можно было бы смело пойти и взять в пустом доме немного еды, но я постояла у ворот и не решилась. Все-таки это воровство - брать без спроса. Да и неприлично заходить в дом, если в нем нет хозяев.

И я двинулась дальше на север, голодная и несчастная...

Ночью ветер принес запах гари, и, когда взошла полная луна, черные клубы дыма, повалившие с юга, показались мне дымом из огромной трубки. Такую мог курить сидящий на горе великан, сам размером с гору...

Фантазия мне не помогла, я понимала, - это и есть война - дым небывалых пожаров. И не таких уж далеких. До Южных Чуч всего-то каких-то сорок верст. Столько я успела пройти за день. Сорок из четырехста семидесяти… 

Конечно, я плакала. Шла и слезы беззвучно катились по лицу. Было слишком страшно, чтобы рыдать в голос, слишком страшно, чтобы идти, и слишком страшно, чтобы остановиться...

 Дорога все больше дичала. Древние липы наступали на обочину толстыми корнями, тянули ко мне тяжёлые, черные ветви. Липы… это дерево всегда будет напоминать мне первый поцелуй Эрика, и его горячие ласки тоже… Где-то вы сейчас, мальчики...

Людей я почуяла издалека. Они будто вытекли из леса позади меня. Вышли на дорогу и направились следом. А когда они приблизились, я услышала их чувства. Трое пьяных мужчин горели желанием развлечься и были очень воодушевлены моей одинокой фигурой на дороге. Они выследили меня. А я позорно потеряла бдительность, все проворонила, пока наматывала на кулак слезы.

Я пошла быстрее, оглядываясь и отвязывая от пояса кинжал. Кинжал… Что он может против троих головорезов, от которых прямо таки разит азартом охоты на одинокую беззащитную девушку? Ничего он не может... 

Светлое Солнце! Да что же это? Что случилось с миром?

В душе все похолодело, я не выдержала и бросилась бежать.

Но, едва я побежала, как они побежали тоже.

Между нами оставалось несколько метров, когда я резко остановилась и повернулась к ним. Рука моя сжимала под накидкой кинжал иттиитов.

- Желаете поразвлечься? - Голос мой позорно дрожал, просто блеял. Тряслось все - ноги, руки, колени подкашивались. В пустом животе закрутило и заболело.

Мужики загоготали.

На всех троих были скрывающие лица широкополые шляпы, и у всех троих были за поясами широкие ножи. Такими ножами можно тонко срезать ломтики солонины, а можно оттяпывать рыбам головы... 

- От, мля, смелая… - хрипло оскалился один.

- Самое то, чтобы скоротать ночку молодым бретерам! - тот, кто смеялся, сделал шаг ко мне, протягивая руку, чтобы стащить покрывало.

 В этот раз я не стала ждать.

Если мир решил все-таки меня изнасиловать, я изнасилую его первая. Я не дамся! Черта с два вы мной отобедаете, ребята!

Мой гнев вырос из полного отчаяния, а потому оказался настолько мощным, что вытеснил меня из собственного же сознания...

Я больше не принадлежала себе и больше ничего не боялась.  

В моем обостряющемся зрении держащая кинжал рука была уже не смуглая, а синяя, как у морелака. 

Движения наступающих бандитов замедлились, а мои ускорились. Один взмах - и я с утроенной даром силой резанула острием по заросшей морде ближайшего ублюдка. Прямо поперек бровей, по всей переносице и глазу...

Бандит истошно заорал и схватился рукой за лицо.

Двое других оторопели, точно кол осиновый проглотили. Теперь они пялились во все глаза на мой изменившийся вид и уже не наступали, а пятились. Страх их был весьма обоснованным. Встретить нечисть в ночь луностояния - шанс никогда не вернуться к Солнцу.

 Кто- кто, а ночные головорезы это знали. Поэтому все трое отступили, развернулись и, матерясь и молясь, побежали прочь по дороге.

Затмивший мое сознание гнев требовал погони и немедленной смерти этих ублюдков. И всех остальных ублюдков, которые нападают ночью на пятнадцатилетних девушек с целью скоротать ночь, жгут мою страну, и убивают родню моего отца...

В новом обличье мне ничего не стоило это сделать. Я даже представила все в отвратительных мельчайших подробностях. Как я бегу, прыгаю на шею одному, перерезаю ему горло. А потом проделываю то же со вторым и с третьим. Я вижу кровь и трупы, вижу всех троих лежащих на дороге у моих ног.

Я подняла окровавленный кинжал Кита Масара и увидела между пальцев тонкие кожные перепонки…

Что-то странное творилось со мной. С моей второй природой. Это могло быть связано с шоковым состоянием, а могло с тем голубым наркотиком… Неважно. Спасибо, дорогой папочка, как бы там ни было, а твои гены спасли меня уже в третий раз. Пусть спасают и дальше!

Я стащила с себя ненавистное покрывало, бросила на обочину и нырнула с дороги в чащу леса, голая и быстрая, как рыба в воде. Зрение мое не просто заострилось, позволяя видеть в темноте лучше любой совы, оно стало круглым, словно кривое зеркало, берущее в себя в два раза больше, чем глаз человека. Яркие, нестерпимо яркие ветки папоротника и колкие лапы елей хлестали меня по новому лицу и новому телу - я неслась на север, мимо лешаков и маигр, мимо лис и волков, бежала как испуганный уутур, беззащитный, но быстрый. Впереди лежало большое озеро, которое соединялась с Аагой резвым и глубоким ручьем. Теперь карта местности предстала в моем сознании куда подробнее прежней. Я знала все, что происходит в ночном лесу на пару верст вокруг... 

(Черновик, отрывок из 34 главы)