90-ые, пакеты и уроки труда
Автор: Дмитрий МанасыповКто не помнит пакеты с учебниками, тот рос не в девяностые. Почему вдруг стало стремно ходить в школу именно с чем-то удобным, так и осталось неясным для большинства. Да и зачем? Берешь пакет и идешь. Разве только пакет нужен типа красивый.
С 93-го и по 95-ый, как не хотелось бы иначе, все вдруг стало одинаково. Еще не бритые головы повсюду, но уже широкие штаны, олимпийки, чертовы турецкие свитера и рубашки в клетку. И… злоба. Такой жуткой злобы еще поискать, не всегда найдешь. Мир вокруг рушился, хрустел и трещал всеми швами, окнами в будущее и, куда важнее, фундаментом.
Семейные связи с ценностями вдруг оказались слабыми и ненужными. Дружные родственники вдруг дружно кинулись кидать друг друга, деньги выплыли на первый план стремительнее падающего домкрата, а мат, все же живший не повсюду, неожиданно оказался востребован и нужен, да громко и не всегда по делу. Как тут удержаться молодым, ранним, голодным до жизни и желающим свободы. Пампасы в виде прогулов манили даже сильнее обтянутых модно-тугими рейтузами задниц старшеклассниц.
Так что пакеты… пакеты с учебниками в наших школах были самой мелкой проблемой учителей и ряда учеников. Да и порой учениц.
- Родители видак купили, ваще клево теперь…
- А у того мелкого, прикинь, Денди есть.
Того мелкого возили в школу с телком, здоровенным мужиком-телохранителем, не прятавшим ствол на поясе. Три года назад баню папки мелкого, где шились первые коммерческие меховые шапки, за зиму подпаливали раза три, не меньше.
Спустя два года папа мелкого купил «линкольн» и круче этой тачки в городе не виделось даже в перспективе. Ее как-то угнали, но прошло два дня и утром она уже снова, величаво и неторопливо, катила по городу с хозяином за рулем. Чего уж тут про приставку?
- Это чо у тебя? Сюда иди… чо, боишься?
Еще бы ему не бояться? Мокрый был странный, закрытый в себе и все еще старался быть школьником, приходя в рубашке под каким-то совершенно нелепым джемпером, связанным, наверное, бабушкой. На голове гнездо, уши торчат, никакого спорта и порой погрызенные костяшки пальцев. Обычно таких стараются не трогать, от греха подальше, но девятиклассникам, отмороженным по самые колена, сегодня хотелось выместить откуда-то свалившуюся злость.
- А кто у тебя класснуха?
Класснуха Мокрого, Танечка, учила всех химии, любила не всех учеников, но и не придиралась зря. Ее восьмой класс не отличался самой завидной лихостью в школе, но все же… Но все же добраться до крутости девятого, жрущего водку из горла на двоих в сортире и поносящих толстожопую физручку при всех… его восьмому было не суждено.
- Зырь чо, пацаны, у него сумка с учебниками…
Агагага… Олололо… Вот ведь, сумка у лошка, гыгыгы…
Мы к Мокрому не относились никак, влезать за него не хотелось, мы тупо ждали трудов в нижней рекреации, разделенной на спортзал и кабинеты со станками. А девятые, ждущие Шланга и двух часов бега с прыжками, только-только пришли с химии. Точно… А там Танечка, видно, снова влепила по колу этим вот троим.
- Твоя класснуха…
Дальше рассказывать тем, кто учился в девяностые, точно не стоит. И так все ясно, прямо как на ладони. Пар, мать его, надо выпускать из котла. Срочно.
В кроссовках, даже поддельных турецких, типа итальянских «Симод» крутить вертушку аки Ван-Дамм проще некуда. Особенно, когда живая груша стоит и боится. Н-н-а-а…
А Мокрый сорвался. Не умея драться, не занимаясь, вялых и полудохлый, Мокрый кинулся на то ли Олега, то ли Санька, хрен знает, сложно вспомнить. В общем, как сказали бы года три спустя – лет мортал комбат бегин. Вот он и набегинился.
Техничка орала как потерпевшая, отмывая пол. Шланг, накидав лещей и жутко взбешенный, загнал девятый на прокачку, и никто даже не подумал вякнуть. Мокрый пришел в себя и плакал, мешая сопли, слезы и кровь из губ с носом. Но… потом месяца три Мокрого никто не трогал.
А, да. Нам досталось вместо станков рубанком херачить швабру за шваброй. Трудовик крутостью не отличался, но посчитал, что мы не шиша не пионеры, раз не вмешались. Чего с него взять, он арбузы в детстве воровал и убегал с ними по сугробам. Ага.