Дуй

Я одними губами, 

без звука, без понятых,

без свидетелей, 

и живых, и мертвых,

когда из тебя выходит под львиный рык

пятнадцать согласных, 

то мягких, как пух, то твердых,

одними губами,

сквозь мембрану,

 дрожащего как барабан,

свитого в косу сырого воздуха,

сдувая прядь облаков в океан,

где заходит малиновое солнце и возвращается прошлое,

где из синих вод и лазури лагун,

ломая волну, как руками глину,

ветер выносит парус из свитых рун

чужой взгляд, что сверлит чужую спину.

***

Когда пробьются, как тычинки, 

сухие прутики дождя

и снег растает на ладони,

и стает снег внутри меня, 

и расцветет, 

как из могилы, веселый, 

сочный фиолет, 

и всей весны слепые силы 

возьмут и обратятся в свет. 

Когда луч солнца золотистый, 

как спица,

тонкий и живой, 

узор завяжет в небе синем 

из первой радуги цветной, 

я вспомню все, 

что позабылось, 

и одуванчик,

и сирень,

и загадаю, чтобы чудо 

случилось именно теперь.

***

Как быстро отцветают и летят

с голов седых слепые одуваны,

подуй и эти головы - слетят,

покатятся, как волны в океане,

как мячики по высохшей золе,

как небо в  этом мае и огне.

как синева в серебряном окладе.

Как быстро цвет стирается на всем

и липнет то к стихам, то к одеялу.

И пух - летит, и мы - не отстаем -

парашютисты в шелковом и алом,

как мячики по высохшей золе,

как небо в этом расцветущем мае.

Как мы. как я. как ты. как эти все.

Слепые головы, дыхание, сдуваем.

***

А я смотрю и вижу - облака

и яблоко в сиреневой обертке,

и воздух оседает на века

татушкой на брезенте и футболке.

И дни летят, как белые слоны,

трубят в трубу и хлопают ушами.

И я хочу поймать все эти дни,

как бабочку в ладони на поляне.

А бабочки - трепещут и парят,

закручивая штопор и спирали,

а облака, что сквозь листву летят,

просачиваясь в небо над полями.