Неснятое кино

В моём детстве была такая страшная история. У неё было много вариантов, но усреднённый звучал примерно так:

«На горе стояла церковь. Туда давно никто не ходил, потому что знали, что она проклята. Но однажды некто смелый все же заглянул внутрь и тут же умер от разрыва сердца. А потом те, кто смотрел ему в глаза, тоже умирали - раньше, чем могли объяснить, что же такое они разглядели.

Тогда позвали самого ужасного преступника, убийцу-рецидивиста, чтобы он посмотрел в глаза мертвеца. Убийца глянул и сказал: «Этого не должно видеть человечество».  Как-то так это звучало.

Теперь представим, что раз в столетие из этой церкви выходит нечто злое. Не совсем человек, но, по крайней мере, похож настолько, что не отличить. Выходит он и идёт в города, гуляет по улицам, смотрит на людей, видит, кто сколько проживёт. И тем, над кем висит полоска самой долгой жизни (реже короткой), он смотрит в глаза. И эти люди… нет, они не умирают. Но Проклятая Церковь (ПЦ) поселяется внутри них, как росток. Эти люди находят друг друга, они близки друг другу и родны, ибо не душевно не могут вырваться из ПЦ. Они помогают друг другу вознестись на самый верх социальной лестницы и оттуда воплощать. Эманировать. Искажать. Превращать хорошее в плохое под видом хорошего. Насаждать мнения и стороны.

Обычные люди не понимают, что именно в мире становится  не так, но чувствуют. Многие не хотят понимать и закрываются в своих домах и даже в своих - не проклятых - церквях.

Однако есть и те, кого зовёт Проклятая Церковь, и они не могут противостоять ее зову. И вокруг них, фигурально выражаясь, вянут цветы и разлагается все живое, любое хорошее начинание превращается в бюрократическую формальность, от которой тошнит и тд. Нет печати, нет универсального маркера, чтобы отличить осквернителей. Просто все, к чему они прикасаются, разворачивается, каким бы путём оно ни шло, и отправляется в ад.

Поскольку этого не должно видеть человечество, оно этого и не видит. Ибо его психика на разбор столь сложных полетов не рассчитана.

А теперь представим, что есть некий Мастер Оконных ЗамкОв, которого спасает защитное стекло профессионализма, как оно спасает, например, палача. И этот человек ходит смазывать замочки окон в Проклятой Церкви. Снаружи.

По некоторым, долетающим до него звукам, словам, образам, да, и чего уж греха таить - подсмотренному - он может в общих чертах представить, что происходит внутри ПЦ. Но как только он пытается это кому-то объективно изложить, на него накатывают эмоции, и он теряет слова, потому что доступными словами всю полноту и сложность происходящего увы, не выразить. А если выразить, то не поймут. Люди, до которых он пытается донести происходящее, либо говорят: «да, ужас-ужас, мы знаем, а те, кто не верит в ужас - козлы», либо: «не выдумывай, ничего этого нет, тебе враги засрали мозги, они козлы», и он понимает, что в сущности это одно и то же, и этот разносчик зла, похожий на людей, может им даже в глаза не смотреть.

Вот такое кино я сняла бы. Назвала бы его как-нибудь смешно, например, «Мастер Шпингалетов». Шпингалетов - это фамилия. Чтоб в его трагедию никто не верил, как в страдания Сирано де Бержерака.

И чтобы в конце фильма он бы в силу непереносимых внутренних коллизий решил бы покончить с собой, и зашёл бы для этого в ПЦ.

И все равно бы не умер. А какой-нибудь закадровый голос сказал бы ему: «хаха, ты давно в аду! Потому что был одним из своих собственных собеседников».