Запретный вой (нанохулиганство)

Продолжение рубрики коротких рассказов.

* * *

Иванову давно уже хотелось волком взвыть. Почему и зачем, он скрывал даже от себя — просто хотелось и всё. Может же человек захотеть повыть? Допустимы ли простому человеку небольшие, мизерные слабости? Иванов всё убеждал себя, что, мол, допустимы, но никак не решался.

В полнолуние Иванов долго не мог уснуть в кровати — полная луна, будто свернувшийся калачиком полярный зверь, пялилась немигающим взглядом. Даже просвечивала сомкнутые веки. Хуже молчаливого укора совести. Не стерпел Иванов. Сам не свой поднялся с кровати и в майке да трусах вышел на балкон многоэтажки, помял в дрожащих пальцах сигаретный фильтр, а потом вцепился двумя руками в шершавый пластик подоконника, запрокинул голову и взвыл.

Стало легче, будто с плеч упал груз молчания. Пропала растянутая майка, засеребрился волчий мех. Понурился тяжёлый хвост, да вскинулись уши.

Иванов, растерявший всякий человеческий облик, самозабвенно и от души выл — он выл про всё, что он не мог и боялся сказать словами, что не мог передать в осуждаемых людьми слезах.

Отвлёк его яростный стук в дверь. Предчувствуя недоброе, Иванов потрусил к ней, кое-как неуклюжими лапами открыл замок, потянул ручку.

— Что вы себе позволяете, гражданин Иванов! — возникла на пороге внушительная женщина в какой-то вызывающей уважение форме.

Гражданин Иванов, прижал уши, поджал хвост.

— Извольте вернуть себе человеческий облик и достоинство! — прогрохотала женщина.

— П-простите, у м-меня т-тоска, — пробормотал Иванов.

— Вы что, не понимаете? — женщина нависла над Ивановым. — Надо радоваться!

— Я не м-могу, — понурил Иванов голову.

— Вы человек, гражданин Иванов. Вы можете всё!

— И выть? — с надеждой спросил Иванов.

— Вы что, — нахмурилась женщина, — издеваетесь?

— П-простите.

— Это последнее предупреждение. — Женщина выпрямилась. — Учитесь радоваться, гражданин Иванов. Смеяться.

— Чему, — грустно вздохнул Иванов.

— Тому, что вас лишь только предупредили! — сощурилась женщина и неестественно громко захохотала.

Хлопнула дверь. Кое-как справившись с замком, Иванов вернулся в кровать, под нахальный свет луны. Поворочался, пытаясь уложить хвост, подобрать лапы, но всё ловился себя на том, что смотрит на луну и тихонечко, против всякого желания поскуливает.

Не выдержав, он спрыгнул с кровати и забился под неё. Свернувшись калачиком, он наконец уснул.

Проснулся Иванов обычным усталым человеком. Побрился, оделся, провёл в неясных заботах день.

После ужина, чтобы не видеть луну, Иванов вышел на улицу и решил прогуляться. Он шёл по тёмным улицам, вглядываясь в асфальт, отворачиваясь от надменных лунных отражений в лужах.

Из окон доносился вполне искренний смех, хотя, порой в смехе чувствовалась фальшь, но тогда её заглушал звон стаканов. Иванов представил себя со стаканом. Нет, ему не поможет, он ещё сильнее взвоет. От очередного весёлого хохота, Иванов затравленно вздрагивал и осторожно, чтобы не видеть луны, осматривался.

В освещённых окнах в довольном танце извивались сытые тени. Среди тёмных окон чудились грустные глаза, влажно искрящиеся лунными бликами.

Услышав очередной взрыв неистового смеха, Иванов даже споткнулся и чуть не грохнулся в лужу, грозя разбить лунное отражение. Он хмуро оглядел окна — освещённые были закрыты, хохот из них заглушала музыка. А тот самый неистовый смех лился с тёмного балкона. Но звучал он искренне и заразительно. Быть такого не может!

Заинтересовавшись, Иванов поднялся на этаж, позвонил в дверь. Смех приблизился, гулко разносясь на пустой лестничной клетке. Царапнули когти с той стороны двери, клацнул замок. Дверь распахнулась под оглушительный, нечеловеческий хохот.

Иванов застыл, глядя в глаза смеющейся пятнистой гиены. Глаза, полные ужаса и тоски. Тогда Иванов понял этот смех.

Он не помнил, как добежал домой, как пытался непослушными руками закрыть дверь, как откупорил бутылку. В ушах, в голове, по прежнему чудился тот смех.

Опьяневший, Иванов попытался уснуть. Закрылся подушкой. Но заразительный смех по прежнему звучал.

Иванов вышел на балкон. Помял сигарету. Он что-то понял. Как же всё просто! От этого ему стало смешно, смешно в унисон с навязчивым хохотом в голове.

Иванов вцепился в шершавый пластик подоконника, запрокинул голову. Глянул в печальные глаза настырной луны и заразительно искренне захохотал, покрываясь пятнистой шерстью.

_________

Предыдущие рассказы в блоге по тегу или в сборнике.