Те, кого теперь не делают ™

Чарльз Герберт Лайтоллер(30 марта 1874 года, Чорли, Ланкашир, Северо-Западная Англия — 8 декабря 1952 года, Ричмонд, Лондон, Англия) был человек на редкость жизнерадостный и оптимистичный. А также с рождения имел шило в седалищном нерве и шутиху под хвостом. Вышеупомянутые девайсы заставляли его регулярно искать на свой афедрон приключений, и на результаты поисков никак нельзя было пожаловаться. В 13 лет, поработав на хлопковой фабрике, куда его пристроил отец — в надежде, что хотя бы шутиха несколько поугаснет; вотще, — и, осознав, что он и хлопок совместимы только в виде предметов одежды, Чарли сдёрнул из родных пенатов юнгой на корабле «Примроуз Хилл». Да не куда-то, а сразу в Новую Зеландию. Через «ревущие сороковые», на минуточку. Под парусом, угу.

Ничего, добрался.

В возрасте 21 года Чарльз получает квалификацию «помощник капитана» (для парусных судов). К этому времени он успел пережить два крушения средней тяжести, один судовой пожар (корабль сгорел полностью), а также для разнообразия побывал в «глазу бури». Последнее, согласно моряцким поверьям, делало человека непотопляемым. Разумеется, он мог утонуть в стакане виски или в луже напротив кабака, но вот в океане — никогда. Забегая вперёд, скажем, что поверье сбылось в полный рост, даже с запасом: Лайтоллер не только категорически отказывался тонуть, но и окружающие его люди выплывали с ним за компанию. Не хотели расставаться с таким славным парнем.

Получив корочку помощника, Лайтоллер решил сменить парус на пар, и вплоть до 24 лет прослужил в Королевском Африканском торговом флоте. Начал было копить денежку… и чуть не помер от тяжелейшей малярии. В Африке и сегодня её подцепить легче, чем высморкаться, а уж тогда…

Едва выздоровев, он рассудил, что пора менять климат. Но, поскольку шило вкупе с шутихой оправились от малярии несколько раньше, а то и вовсе не болели… Короче, вместе с климатом Чарльз ненавязчиво сменил полушарие. Причём дважды — Южное на Северное, а Восточное — на Западное. Подался наш весёлый парень в Калифорнию, а там и на Аляску. «Ну а мне плевать — я здесь добывать буду золото для страны!» Это у нас — для страны, а там и тогда старались для себя. Везло добро если одному из тысячи, но «золотая лихорадка» — болячка обстоятельная, так что…

Лайтоллеру не повезло. Или повезло, как поглядеть: не заработав ни гроша и проев все флотские накопления, он не попал на корм волкам, на скальп индейцам, и даже не умер с голоду. И его не грохнули завистливые конкуренты, ибо чему тут завидовать?

Из Аляски на товарных поездах Чарли выбрался в Канаду. Где осел ещё на год, осваивая новую профессию — cowboy называется. С этим делом парню, наконец, слегка пофартило в финансовом смысле, и за год он сумел заработать на билет обратно в родную Англию. Возвращению блудного сына дома обрадовались, но сын недолго вкушал покой. Море неумолимо тянуло обратно.

Заметим: все его скитания, в результате коих он минимум пару раз обогнул планету (по сумме преодолённых миль), никак не повредили, а возможно, и помогли его дальнейшему трудоустройству. Ибо его без разговоров приняли в компанию White Star Line. Кому эти слова ничего не говорят — «Белая Звезда» в тогдашней Британии была примерно так же значима и столь же знаменита, как «Газпром» в сегодняшней России.

 ***

1900 год. Англо-бурская война. Австралийцы относятся к войне едва не серьёзней, чем англичане. А в сиднейской бухте застрял «Медик», корабль компании «Белая звезда». И если незанятый матрос опаснее незакреплённой пушки, то незанятый офицер опаснее незакреплённой батареи. Четвёртому помощнику Чарльзу Лайтоллеру стало скучно. Повторяю, скучно. Сидней он посмотрел. Гавань облазил. С акулами познакомился. На борту всё в порядке. А посреди гавани торчит, как зуб, крепость Форт Денисон — а в крепости довольно большие старинные орудия, с моря видно. И тут кто-то из мичманов говорит — вот бы пальнуть из такого. Всё. Судьба форта была решена. Разъяснили план строения и параметры пушек. Понемножку насобирали нужное количество пороха. Добыли запал и сколько-то хлопковой массы. А потом кому-то из заговорщиков пришла в голову светлая идея поднять над фортом «бурский» флаг — уж не знаю, чей именно. Так что сшили и флаг.

И однажды ночью позаимствовали лодку и добрались до форта. Зарядили пушку (заряжали, естественно, с дула, и заряжающий — Лайтоллер, — должен был выполнять эту работу, вися вниз головой с обратной стороны стены, чего не сделаешь из любви к искусству).

Подняли флаг. Зажгли шнур. И тут выяснилось, что лодку — и без того хлипкую, — волной от проходящего судна шарахнуло о берег. В борту дыра, в лодке полно воды. А шнур горит. Что-то как-то вычерпали. Лайтоллер заткнул дыру рубашкой. Мичмана гребли как сумасшедшие — знакомиться с местными акулами слишком близко им очень не хотелось. Тишина.

Добрались до берега, привели себя в порядок. Тишина. Бегом к своему кораблю в соседнюю бухточку. Тишина. Ясно. Зря гребли, погас фитиль. Могли не торопиться. Три с чем-то утра. БАААААБАХ.

Утром в городе вместо ожидаемых шума и крика вялое «Интересно, а что это было?» «Да то ли розыгрыш, то ли у нас кто-то бурам сочувствует». «Буры? Форт Денисон? Ну посидят и обратно отдадут — кому он нужен…»

Зато власти оказались на высоте. Сначала они попытались эту историю скрыть. Вот интересно, как это вообще можно было сделать, если выстрел слышало полгорода, на берегу кое у кого и стёкла повылетали, а флаг наблюдали все, кто случился утром на берегу по обе стороны залива? Но попытались. Не получилось. Тогда флот начал валить на армию — мол, это ваше хозяйство, мы не виноваты, что у вас тут в военное время посреди гавани действующие пушки без присмотра стоят; а армия на флот — мол, это не наши бесхозные пушки, это ваши бесхозные пушки и нечего. Кто-то пытался убедить парламент, что пушка могла выстрелить сама (вероятно, предварительно сплавав на берег и отоварившись порохом).

Потом к делу подключились газеты, несколько обиженные тем, что им попытались скормить такую некачественную утку.

В общем, скандал получился до конца стоянки. Авторов так и не нашли.

И всё бы хорошо, да кто-то из своих же догадался, в чём было дело — и пароходскому начальству доложил. И по прибытии домой свистают это Лайтоллера на ковёр. Ну что тут думать, сам виноват. Написал заявление об уходе и пошёл на ковёр. Начальство высказало ему, что оно думает о такого рода шуточках в военное время, а затем — объективности ради, — предложило рассказать, как это выглядело с его стороны. Заявление написано и вручено, терять нечего. Лайтоллер рассказал. Про форт, про порох, про идею с флагом, про запал, поспешное бегство, отмахивание от акул и войну армии с флотом. Начальство фыркнуло, фыркнуло ещё раз, расхохоталось, порвало заявление и грозным голосом скомандовало «Марш на борт». Но от греха перевело Лайтоллера на атлантические линии. Потому он и оказался потом вторым помощником на «Титанике».

Последний раз Лайтоллер попал в историю в 1940 году, когда пришёл на своей яхте «Бродяга» под Дюнкерк, чтобы эвакуировать, кого можно. Яхта, на которую в теории влезало человек 20, уволокла 130. Когда спасённые узнали, что капитан — с «Титаника», несколько человек наладились прыгать за борт. Впрочем, им быстро объяснили, что они пользуются неправильной логикой — человек, который от айсберга ушёл, и от немцев уйдёт. И как в Ла Манш глядели.

(via Антрекот)

*** 

Историю  «Титаника» не знает только очень ленивый и очень нелюбопытный. Лайтоллер — на тот момент второй помощник капитана, — оказался единственным старшим офицером, выжившим в катастрофе. В момент столкновения он как раз сдал вахту и улёгся почивать. Будучи разбужен по тревоге, спокойно занялся прямыми своими обязанностями — эвакуацией людей. Правда, его роль в спасении пассажиров оказалась не вполне однозначной. С одной стороны, он, руководя эвакуацией с левого борта, железно соблюдал принцип ladies and children first. Настолько крепко, что нескольких самых истеричных джентльменов отогнал от шлюпок, просто вытащив револьвер и убедительно выстрелив сперва над головами, потом и под ноги. Членов экипажа он не допускал в шлюпки тоже, исключая женщин. Мужчины садились только на вёсла.

Увы, отчасти благодаря его действиям шлюпки отваливали полупустыми. Впрочем, главная вина в этом отнюдь не Лайтоллера. Просто большинство пассажиров до последнего момента, когда судно начало давать заметный дифферент на нос, было свято убеждено, что, оставаясь на борту, они рискуют намного меньше. Дескать, что с этой дурой сделается — а шлюпка и перевернуться может, да и вообще там сыро и противно. Когда ошибочность этого мнения стала ясна даже последним тупицам, было уже поздно — спустить на воду немногие оставшиеся шлюпки оказалось фактически невозможно из-за растущего крена и  всё ускоряющегося погружения дуры в океан.

Сам Лайтоллер был на борту до последнего. Объективно он тоже не должен был спастись: корабль таких габаритов утягивает с собой на дно всех, кто оказывается в радиусе полусотни ярдов от него. Когда нос корабля целиком ушёл под воду, Чарльз, особо ни на что не надеясь, отвязал одну из складных шлюпок, вообще не задействованных в эвакуации, сбросил её с борта и прыгнул вслед. Но даже на ней он вряд ли бы смог отплыть на безопасное расстояние. Помогла одна из труб «Титаника»: отломившись у основания, она упала в метре от шлюпки и волной просто отшвырнула её на дюжину саженей. Лайтоллер начал грести что есть сил — и таки увернулся от чудовищной воронки, засосавшей многих его сослуживцев, пытавшихся спастись вплавь.

После «Титаника» Лайтоллер сменил много кораблей, продвинувшись в итоге до звания commander (соответствует нашему капитану второго ранга). И у него вошло в традицию передавать вахту, ложиться спать, подниматься по тревоге из-за крушения и руководить эвакуацией личного состава и пассажиров. Сперва «Океаник» (Лайтоллер — первый помощник капитана), спешно переоборудованный в начале Первой мировой во вспомогательный крейсер, сел на мель в районе Шетландских островов. Затем в 1918 году, будучи уже капитаном эсминца «Сокол», Чарльз снова едва не проспал потопление корабля, столкнувшегося ночью с траулером. Между этими событиями Лайтоллер капитанствовал на эсминце «Гэрри», и, лично управляя кораблём, протаранил ко всем британским чертям немецкую подлодку UB-110. Для разнообразия, «Гэрри» в результате сего подвига не затонул, но всё-таки изрядно повредил нос. Из-за чего был вынужден возвращаться в порт задним ходом, пройдя таким макаром более ста миль. Узрев эсминец, идущий к причалу кормой вперёд, начальство так прониклось, что наградило Лайтоллера вторым по счёту крестом «За выдающиеся заслуги» и повысило его до lieutenant-commander (капитан третьего ранга). И вернуло на «Сокол», который по доброй традиции затонул (см. выше).

Когда война закончилась, Лайтоллер было решил вернуться в «Белую Звезду». Однако там с неудовольствием выяснил, что выживших офицеров «Титаника» компания, мягко говоря, не жалует. А уж с его-то послужным списком, смахивающим на корабельный мартиролог — в особенности. Пришлось уходить в отставку. И даже подрабатывать литературным трудом: книга Лайтоллера Titanic and other ships имела определённый успех и вроде бы удостоилась переиздания, но это неточно.   

Похоже, давнее поверье относительно «глаза бури» имеет под собой весомые основания. Так ли, иначе, но в судьбе Чарльза Лайтоллера оно исполнилось безупречно: утонуть лично ему не удалось, несмотря на многочисленные попытки. А эвакуация бойцов из-под Дюнкерка стала красивой точкой в непотопляемой морской биографии капитана.