Десять лет спустя. Рокировка

Эмиль тянется, чтобы погладить ее по теплой щеке, убрать со лба волосы, но неудачно моргает и, оставив тот прекрасный день на переломе истории, переносится в настоящее время, в лазарет.

Вот только он видел Итту и низкий деревянный потолок избы, как потолок меняется на высокий, белый, с купольным сводом. И никого рядом нет.

Большие зашторенные окна роняют на стены тусклые прямоугольники зимнего дня. По подоконнику стучат капли. Оттепель.

Голова слегка плывет от гашки, в груди жжет и слабость в теле такая, что трудно шевелиться. Он осматривается.

Рядом еще одна кровать, но она пуста. Простынь аккуратно подвернута под матрас. На столике у изголовья всего вперемешку: стакан воды, флакон с йодом, бинты и небольшой пузырек с коричневой жидкостью — лекарство Польги. Тут же медный колокольчик, чтобы вызвать дежурного.

Эмиль по привычке трижды повторил гармонические упражнения, чтобы вернуть мыслям ясность и, почувствовав себя в полном сознании, размял затекшие кисти рук, проверил пальцы на гибкость, затем приподнял повязки на груди, осмотрел шрам. Разрез шел от плеча до солнечного сплетения. Десять швов. Судя по скорости заживления тканей, через пару дней швы уже можно снимать.

Надо позвать кого-нибудь, спросить, сколько он тут лежит. Но прежде необходимо как следует все обдумать. Хотелось пить, но, чтобы не спугнуть мысль, он продолжал недвижно лежать и слушать, как капли лупят по подоконнику. Они стучали то в такт, то нет, и, наконец, перестали напоминать капель. Эмиль с усилием повернул голову. В стекло нетерпеливо долбила клювом красноглазая перепелка.

Прямо над ней была гостеприимно распахнута форточка, но сокрушаться о птичьей глупости Эмиль поленился, а просто указал рукой вверх. Перепелка сообразила, спешно влетела в комнату и села Эмилю на живот.

— Надо же как похожи, — скосив на Эмиля красный глаз, прощебетала птичка. — Разве что ты вымыт и выбрит, а тот грязный и с бородой.

— Ты о чем? — Эмиль непроизвольно ощупал лицо. Он действительно был гладко выбрит, кто-то заботился о нем, пока он лежал без сознания. — Не тяни время. Я занят.

— Я вижу, чем ты занят. Лежишь тут в тепле. Я жду пароль. Как бы там ни было, а правила есть правила.

— Кожаные рукавицы, — пароль с трудом выбрался из глубин разворошенной памяти, но Эмиль напрягся и вспомнил, о чем сразу же пожалел.

— Подлая скотина, — без вступлений начала перепелка. — Надеюсь, ты там оклемался. Потому что я бы с радостью навалял тебе снова. Надеюсь ты осознал, что натворил, пока валялся в больничке. Надеюсь, ты ещё там, и тебе так же хреново как мне.

— Пропусти вступление и давай к делу, — Эмиль поморщился.

— Не перебивай птицу, чистоплюй. Я знаю, что ты не любишь правду. Но мне плевать. Ладно. Ведьма с тобой. Слушай. Король в курсе про нашу тайну и про то, что ты накопал лишнее. Он хочет остановить войну. Цена его не волнует. Кто-то нас сдал. Может, даже я, не помню ни ведьмы. В общем, жди от короля жирные приветы. И очень скоро. Мы с тобой в ссоре. Ты мне не брат. Понял? Иначе король выставит меня под залог. Не ведись. Ни на что не подписывайся. Я — не я, и хата не моя. Усек?

Эмиль взял со стола стакан с водой, выпил один глоток, поперхнулся, начал стонать и сдерживать вызывающий боль кашель. Птичка тактично подождала, а когда Эмиля отпустило, сказала:

— Там еще не все. Слушай дальше. «Ситуация очень серьезная. За финт с Польгой тебя тупо повесят. Будешь болтаться на площади, как виновник войны. Король больше ни за что не отвечает. Почему? Объясняю! Королева оказалась редкая стерва. Прям как моя бывшая. Будь поосторожнее с обеими. Не то влетишь! Говорю, как главный семейный бабник. А, нет, соврал, уже не главный. Береги Итту, придурок». Вот теперь все. — Перепелка с чувством склонила голову, точно актер, окончивший длинную и важную реплику.

Эмиль молчал, смотрел мимо птицы, в угол просторной комнаты, где в дешевой кадке раскинуло высохшие листья неизвестное ему растение.

— Не знаешь, что это за цветок в углу? — после долгой паузы, поинтересовался он.

— Чудненько, — перепелка вспорхнула и присела на столик с лекарствами, поближе к Эмилю. — Я тащилась сюда аж из королевской тюрьмы. Зимой. В эти лютые времена. Выучила такое длиннющие послание. Мог бы проявить уважение и сказать птице спасибо.

— Не мог бы, — Эмиль откинул голову на подушку и закрыл глаза. — Лети в питомник. Там согреешься и отдохнешь. Давай уже. Мне надо подумать.

— Думай как следует, гильдиец. Мир в беде. Гонцам уже не говорят спасибо, и то ли ещё будет! Помяни мое слово! — обиженно прощебетала перепелка, вспорхнула на раму открытой форточки, но так и не дождавшись от Эмиля ответа, фыркнула и улетела прочь.

Эмиль полежал еще несколько минут, потом протянул руку и нащупал колокольчик. Пора было возвращаться к делам. Королевская тюрьма его не устраивала. И не устраивала виселица. Для успешной рокировки у него было готово почти все. Оставалось выяснить расположение на доске остальных, важных его сердцу фигур.