Центон в прозе

Жили-были старик со старухой у самого Дюнного моря. Долгими зимними вечерами, когда восходит Чёрная Луна, они пели своими страшными голосами -- такими, словно они говорили костями -- на высоком скалистом берегу воззвания к Великим.

Тщетны были надежды, молчали Великие.

И в некий год, дракона чёрный год, проклятое время перемен, снова воззвали они. Но молчало море, не шурша и песчинкой малой.

Не отступая и не сдаваясь, запели старые громче. Всколыхнулось море, вынырнул из моря молотильщик. У высокого скалистого берега ярился он долго, минут двадцать, ничего не добился и ушёл обратно в море.

Не отступая и не сдаваясь, запели старые громче. Всколыхнулось море, вынырнул из моря Создатель. Но вод прозрения его старые не желали, не верили, не просили. Упущено время, подумали они, к совершенству через телесное мы не приблизимся. И канул Создатель обратно в море.

Не отступая и не сдаваясь, запели старые громче. Всколыхнулось море, как будто бы подёрнулось рябью. Пробудился от полумёртвого сна своего некто двуногий, беспёрый, крылатый, зашевелил щупальцами. Но старик со старухой, взывающие к Великим под Чёрной Луной, не ответили манящим изгибам; и утихла рябь, и вновь воцарилось спокойствие.

Не отступая и не сдаваясь, запели старые в последний раз. Выпал грохочущий звездопад, иссохшие скалы не выдержали и рухнули, небо свернулось обветшалым свитком, древнее Дюнное Море устрашилось и отпрянуло: никогда ещё не слышало оно ничего подобного. И из глубин, пугающих даже крылатых, пришёл к старикам Великий, сказал им безмолвно и ласково: сущность грезит грёзой формы, но порой надо пробуждаться.

И нынче настало ваше время, добрые люди.

Я там был, ничего не пил, да и вам с три короба наврал... но во всяком вранье есть доля правды, а через правду можно раскрыть и двери Истины. Главное -- помнить о законе равноценного обмена и быть готовым к расчёту по векселям.