Польза от пневмонии

Грудь болела. Открыв глаза, Филип увидел  над собой белый потолок, а с трудом повернув налитую тяжестью голову,  убедился, что лежит, укрытый простыней, в маленьком больничном боксе. К  руке тянулась капельница. Губы пересохли. На тихий стон отозвались:  прибежали две медсестры, засуетились, приподняли голову, что-то  спрашивали, дали попить. Было жарко. Одолела такая слабость, что Филип  закрыл глаза и опять провалился в темноту.

Во  сне он видел удивительно яркие картины: зелёные поля, горы, округлые  холмы, леса чистые и причёсанные, пасторальные, не чета тем диким городским чащам. Он бежал по ровным полянам, по склонам и гребням гор, порой  прыгал и летел, преодолевая целые долины с синими реками. В этом  пространстве не было людей и животных, только трава, цветы и деревья.  Чистый мир.

Но люди здесь когда-то  жили. Он видел странный дворец, сливавшийся с высокой скалистой горой,  выделялись лишь стройные башни, вздымавшиеся к тусклому солнцу. Из скалы  наполовину выступала гигантская фигура бородатого короля в массивном  венце. Зубцы каменной короны ограждали полукруглый балкон, на который  выходили окна и двери дворцового зала.

Балкон  пустовал, никто не показывался и в окнах, не выходил из дверей. Дворец  ждал, а Филип смотрел на него снаружи, паря в воздухе. Захотелось  ступить на балкон и полюбоваться с него на долину внизу, но распахнутые  бронзовые двери вели в темноту. Мало ли кто мог оттуда выскочить.

Отлетев,  Филип спустился вниз и побежал по крепостной стене, похожей на Великую  Китайскую неподалёку от Пекина — она протянулась по холмам. Иногда он  подпрыгивал, взлетая удивительно легко, опускался, бежал вновь, а стена  всё не кончалась. Наконец он достиг угловой площадки, где из-за зубцов  увидел внизу устремляющуюся к заходящему солнцу широкую серебристую  реку.

Подняв голову, Филип заметил  впереди на склоне высокой горы четыре высеченных в сером камне огромных  человеческих лица. Они напоминали национальный мемориал на горе Рашмор,  только здесь на него глядели не президенты США, а четверо незнакомых  мужчин. Их обрамлённые длинными волосами красивые, благородные лица были  отдалённо похожи, и лишь одно выделялось своей юностью. Кто эти люди,  он не знал.

Это связное видение  потонуло в череде обрывочных, где Филип от кого-то убегал, что-то искал.  Иногда он просыпался, отвечал на вопросы врачей, едва шевеля языком,  что-то послушно глотал с ложки, пил из стакана, заботливо поднесенного к  пересохшим губам, терпел уколы, перевязки и обмывания. Порой его трясло  в ознобе.

В голову будто залили  расплавленный свинец, настолько она стала тяжёлой и горячей. Лежащему с  закрытыми глазами Филипу чудились вращающиеся над ним пёстрые картинки  гигантского калейдоскопа, напоминавшие витражи в окнах-розах готических  соборов Европы. Вжимаясь в подушку, он хватал ртом воздух — казалось,  что витражи вот-вот осыплются на него дождём острых стеклянных осколков,  те вопьются в глаза и тело, и он истечёт кровью.

Боль  в груди постепенно утихала, уже не ныла левая рука, но жар не спадал.  Сны по-прежнему оставались цветными. Он видел Стива, вросшего в стену,  как старый Билл Тёрнер из фильмов про пиратов Карибского моря, только  друг состоял из шипастых лиан и узловатых древесных корней. Он тяжело  ворочался в стене, сверкал серебряными глазами, силясь высвободиться, но  не мог. Подойдя к нему, Филип попытался помочь: схватил за плечи и  потянул к себе. Вдруг шея Стива удлинилась, и он припал к груди друга у  самого сердца. Острые зубы вонзились в кожу, жидкий огонь разошёлся от  них по телу, и Филип со стоном проснулся.