Делай что должен и будь что будет!

22 июля 1763 года был опубликован манифест Екатерины II "О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах". Воспользовавшись этим государственным актом, с 1763 по 1766 год из германских земель в Россию уехало более тридцати тысяч переселенцев. После этого власти немецких государств спохватились и запретили эмиграцию. Но с началом Французских революционных, а потом и Наполеоновских войн вновь появилось немало желающих перебраться из неспокойной Европы на восток. 

Христиан Иванович Цингер переехал в Россию в конце XVIII века. Скорее всего, он эмигрировал из прирейнских земель, которые аннексировала Франция. В Москве в начале XIX века проживало примерно 8 000 немцев, в городе имелись лютеранские и католические храмы, при которых существовали школы, а также немецкие культурные и прочие общественные объединения. Так что добрый лютеранин из Священной Римской империи мог получить на первых порах поддержку от единоверцев и даже от бывших соотечественников, что позволяло гораздо легче найти своё место на новой родине.

Когда в 1802 году в Москве открылась Голицынская больница, среди её персонала через какое-то время, естественным образом, оказались и уроженцы других стран. Так, главным врачом 1 октября 1810 года стал Антон Антонович Альбини, выходец из Швейцарии. Должность аптекаря примерно в то же самое время занимал некий Винтер, вероятно, бывший немцем. А должность эконома (что-то вроде завхоза, казначея и коменданта одновременно) получил Христиан Цингер. Вероятно, он успел заработать себе в России хорошую репутацию, раз ему доверили больничное имущество и казну.

Голицынская больница в 1825 году. Вид от Москвы-реки.

В августе 1812 года, когда армия, чиновничество и виднейшие представители дворянства покидали Москву, главный директор Голицынской больницы, Сергей Михайлович Голицын, уехал в Казань. Вскоре после него разъехались главный врач Альбини, штаб-лекарь Давыдов, а лекарь Клементовский ещё ранее был направлен сопровождать раненых офицеров в Казань и Ярославль. Больница, по сути, оказалась брошена.

Но Христиан Цингер, а также его помощник Анкудинов, надзиратель Томе и аптекарь Винтер решили не допустить разграбления больницы. Первым делом они заманили в аптеку всех служащих и работников, которые собирались бежать из города, и уговорами и разными посулами принудили их остаться.

2 сентября 1812 года, узнав от отступающих казаков, что к Калужской заставе подступает польский корпус под командованием Юзефа Понятовского, Цингер отправил к полякам Анкудинова и Винтера, дав им большой ржаной каравай и наказав предложить больничные палаты для раненых поляков и французов. Сам же Цингер тем временем подготовил стол с вином и закусками во дворе больницы.

Когда в два часа дня в больничный двор заехал Понятовский со своим штабом, его уже ждало угощение. Довольные поляки откушали, не сходя с лошадей, после чего благосклонно отнеслись к просьбам Цингера выделить караул в сорок человек для охраны больницы. Это позволило защитить имущество и персонал, а также раненых русских солдат от мародёров.

На следующий день, 3 сентября, польский караул снялся, чтобы отправиться в расположение своего корпуса, выводимого из Москвы. Тогда те же самые Анкудинов и Винтер отправились во французский штаб, который был расквартирован в Кремле. Их миссия увенчалась успехом. Французы выделили капитана с унтер-офицером и двумя десятками рядовых для охраны больницы, а к вечеру начали подвозить своих раненых, которых набралось до 250 человек.

На следующий день в больницу привезли все медикаменты из аптек на Полянке и на Пятницкой улице, а вскоре прибыли и французские медики во главе с Домиником Жаном Ларреем, главным хирургом армий Наполеона. Ларрей остался доволен, найдя, что кровати и все предметы больницы содержатся в большой чистоте и опрятности.

Анн-Луи Жироде-Триозон. Портрет Доминика Жана Ларрея. 1804 год.

Вскоре Ларрей лично прооперировал (по другой версии лично осмотрел раны и перевязал их после осмотра) российского прапорщика Авраама Сергеевича Норова, который в Бородинском сражении был тяжело ранен в левую ногу: ему ядром оторвало ступню. Передавая этого пациента на попечение своего помощника Бофиса, Ларрей будто бы сказал: "Вы мне отвечаете за жизнь этого молодого человека". Впоследствии, в 1854 году А. С. Норов пожертвовал храму Голицынской больницы образ Казанской Божией Матери, который был поставлен у кровати, на которой он лежал в 1812 году.

Большой операционный зал Голицынской больницы. Конец XIX века.

Все казённые деньги и ценности Голицынской больницы Христиан Цингер сумел спрятать до прихода французов. Более того, он добился того, чтобы остались невредимыми и коллекция живописи, собранная Голицыными в одном из зданий на территории, и отделка всех корпусов, и практически все ценности и реликвии храма благоверного царевича Димитрия при больнице.

9 — 10 октября 1812 года французские войска покинули Москву. Цингер, Анкудинов и Винтер и при этом сумели сохранить Голицынскую больницу от разорения. Когда 18 октября приехал главный директор, Сергей Михайлович Голицын, ему вручили рапорт, в котором говорилось, что:

1. Больничное, галерейное и богаделенное строения все целы, кроме оконных стёкол, разбившихся от взрыва Кремля.

2. Из больничного имущества пропало только то, что взяли с собой французы при отступлении из Москвы: бельё, подушки и одеяла для раненых французских офицеров; 50 пудов муки, 5 четвертей крупы и 40 четвертей овса.

3. В больнице на текущий момент находятся на излечении 13 русских офицеров, 1 унтер-офицер, двое рядовых, 14 французских офицеров и 14 французских рядовых. Итого 44 пациента.

4. Докторов и лекарей в больнице не осталось, поскольку лечили всех французы, которые уехали 9 — 10 октября. После отъезда французских врачей ежедневно приглашали лекарей из московской Павловской больницы.

5. На больничном дворе живут многие несчастные, чьё жильё сгорело при пожаре.

6. Из числа церковных вещей утрачены серебряные дискос, лжица, две тарелочки и звезда. Всё остальное церковное имущество сохранено.

Известно, что позднее за добросовестную службу Христиан Иванович Цингер был удостоен потомственного дворянства. Его сын, Яков Христианович, был простым учителем математики, а вот внуки, Василий Яковлевич и Николай Яковлевич, стали известными учёными. Правнук Христиана Цингера, Александр Васильевич, тоже был учёным, а также очень известным в своё время популяризатором науки. Так что бежавший из Германии лютеранин не только прославил свою фамилию, но и дал начало целой научной династии.