Отрывок из 24ой главы. Немного эзотерической микстуры

С козел снова донесся фальшивый тенор Жижки:

Колечки, кудряшки, зады, сиселя,

Расти, колосися, родная земля!

Курлымо, курлымо, курлымо, ку-ку,

Родная планета, ку-ку-ку-ре-ку!

Почувствовав новый приступ эстетической тошноты, Эрик высунул голову в окно, чтобы либо продышаться, либо проблеваться.

Реальный Туон, пасмурный, будничный, продуваемый приятным прохладным ветром, предстал перед ним. Туон не двигался и не смещался, карета стояла возле библиотечного корпуса. Ни полей, ни коровок, ни молоденьких девушек.

— Прибыли! — Жижка скатился с козел на дорогу. — Ко-ко!

Бесчувственные тела красных гильдийцев зашевелились, закукарекали и особенно резво для их прежнего состояния выбрались из повозки.

Кленц, Божко и Жижка выглядели совершенными петухами.

На всех троих были идиотские костюмы — желтые, бесформенные, с рукавов которых обильно свисали алые перья, а на задах торчали разноцветные хвосты. Божко и Кленц слегка покачивались от избытка света и кислорода и, не торопясь, помахивали крыльями. 

– Ать-два, ать-два! — скомандовал Жижка.

— Придурки! — заржал Эрик.

— Сам такой! — ощетинился перьями Жижка. — Вылезай, артист. Цирк прибыл, шатры распахнулись.

Эрик обреченно взял онемевшую лютню в левое крыло, завалившуюся между мешками трубку — в правое, и решительно шагнул к выходу. А шагнув, понял, что его красивые, длинные и кривые ноги — желтые.

Он вылез на белый свет и оглядел себя. На нем был надет костюм петуха. Точно такой же бесформенный костюм. Перья и... хвост... Хвост!!!

— Да вы охренели!!! — дурным голосом заорал музыкант. — Кто это на меня напялил? 

— Маши крыльями ровно, — терпеливо посоветовал Кленц. — Теперь ты один из нас. Иди работай. Твой выход. Мы выгружаем книги, ты отвлекаешь курочку. Понял?

— Библиотекаршу? Мадам Ализе? В этом? — Эрик обвел свой живот рукой, намекая на одеяние. — Да вы извращенцы!

— Кто бы говорил, — повысив голос до фальцета, кудахтнул Кленц. — Сам же подписал договор с Красной Гильдией. Не помнишь? Кровью и клювом. За деньги и веселье. Ага. Так что не выкаблучивайся. Старушка не должна увидеть ничего, кроме тебя. И проректор тоже. Он стопудово тут трется. Ему накудахтали про нас. Про товар. Поэтому-то ты нам и нужен. Ну, птенчик... ко-ко-ко. Сделай выход с музыкой!

Эрик хотел было врезать этому Кленцу кулаком по морде. А заодно врезать другим петухам, не перестающим идиотски махать идиотскими крыльями.

Красная Гильдия! Да они поехавшие. И товар у них липовый. И костюмы дурацкие.

Он попытался содрать с лица маску и покончить с этой петушиной клоунадой. Врезать кому, если придется и слинять к ведьмам. Катитесь вы все со своими деньгами, тугоухие торчки...

Маска не снималась...

Эрик дернул себя за клюв. Снова и снова. Но не тут-то было. Петушиная личина словно приросла к лицу.

Закинув лютню на спину, Эрик вцепился в маску обеими руками и потянул колпак с гребнем вверх. Взвыл. То же самое, что тянуть себя за волосы. Рвать на себе кудри. Один в один.

«Ведьмовщина какая-то! — билось в голове. — Как так-то? Гребаный договор! Кровью? Кровью подписывал? Идиот болезный... Ничего не помню...»

Он снова дернул себя за клюв, и на этот раз так сильно, что слезы брызнули из его некогда лучистых и теплых, а теперь красных глаз.

— Хватит тут плясать! — без всякого кудахтанья мрачно и грозно произнес Кленц. — Там иди пляши! И учти. — Кленц ткнул крылом в двери библиотеки и перешел на шепот: — Завалишь дело — первый пойдешь под суд. Вылетишь из Туона на крыльях. Товар чей? Твой. А чей еще? Ты у нас Пастушка. Внимаешь?

Эрик замер ни жив ни мертв. Вылететь из Туона на крыльях — это полбеды. Его накрыло ужасом из-за приросшей к лицу маски, из-за лютой странной хрени, происходившей с его лицом и телом. Он чувствовал искусственный хвост, как свой собственный орган...

— Пастушка! Иди! — рявкнул Кленц.

Эрик сделал несколько неуверенных шагов к крыльцу. Потом обернулся, пошел назад и спросил с опущенными плечами:

— Ребята, может у вас хоть водка имеется?

Получилось так кротко и заискивающе, что Кленц не стал орать.

Петухи как-то загадочно покивали друг другу клювами. Жижка нырнул в фургон и очень скоро вынес небольшой стеклянный пузырек и оловянную ложечку.

— Водки нет, есть кое-что получше. — Жижка наполнил ложечку жидкостью из пузырька. — Вот. Выпей, птенчик. Сразу полегчает.

Эрик выпил жидкость из руки Жижки, как больной ребенок микстуру из рук доброго доктора. Микстура оказалась сладкой и одновременно горькой.

Где-то он это уже встречал. В какой-то книге. Пузырьки с надписью «Выпей меня!» делали героиню то больше, то меньше. Эрик иногда думал: может, им с Эмилем в детстве попался по случайности один из таких пузырьков? А может, и не им. А тому, кто в их роду первым вырос до двух метров... Тогда это вполне мог быть пузырек второй, уменьшающий рост. А если рост — это не буквально? Вдруг речь шла исключительно о росте личности...

Действительно полегчало. Он расправил плечи и, уже не оборачиваясь, исчез в дверях библиотеки. Отрабатывать.

Окружающий мир заметно подобрел. Стал уютным и мягким как диван, и душистым как душистый горошек. Все превратилось в диван. Даже надраенный до блеска пол библиотечного коридора, даже стены, увешанные темными картинами, даже двери в читальный зал, и те оказались плюшевыми и податливыми. Он толкнул их крылом и влетел в обитель знаний.

Библиотечные шкафы сияли как горы на рассвете против солнечного света, выстроенные в ряды разношерстной просветительской армии книги слегка шевелились, толкая друг друга корешками в бока. «Меня, меня, выбери меня. Птица счастья завтрашнего...» Да нет, уже сегодняшнего дня. Паркет блестел как зимнее озеро. И по этому озеру, словно на крохотных конечках-каблуках, скользила ему навстречу крошечная лодочка — Ализе. Дама строгая и тонкая как трость чопорного джентльмена. И костюм у нее был мышиного, а чулочки — телесного цвета. Гладко зачесанные на затылке волосы уложены в строгий пучок. Очки. Тонкие алые губы. Идеальная осанка. Идеальная дикция. Эрик распахнул крылья и вытянул шею.