Эмерджентность

Большинство споров о литературе рано или поздно упираются в один и тот же тупик, который формулируется так: где критерии? Чем хорошая литература отличается от посредственной? Где параметры, по которым можно было бы определить качество текста? 

На этот вопрос я отвечал уже множество раз, могу повторить: литература относится к сфере гуманитарного знания, она в принципе не аналитична (прежде всего из-за не аналитичности, многозначности языка), а потому никакие формальные критерии здесь невозможны. 

В литературе существует лишь экспертное мнение, основанное на культуре эксперта. 

Конечно, есть случаи вполне очевидные. Помню, одна девушка как-то прислала мне опус, где на первой же странице присутствовала такая фраза: «Я ложила ему руки на плечи и шептала: ты мой единственный!». 

Правда, тут речь не о качестве текста, а об элементарной неграмотности. 

Если же говорить именно об экспертизе, то в этих координатах мой личный критерий для подлинной литературы таков: 

В произведении должно быть сказано больше, чем написано. 

Представление чисто интуитивное и не поддающееся формализу. Ближайший аналог этому – эмерджентность, термин, заимствованный из теории систем, где под эмерджетностью понимается свойство системы, не сводимое к сумме ее частей. 

А для литературы это хорошо определил еще Лев Толстой. Он считал, что если сколь угодно подробно пересказать некое произведение, сколь угодно подробно его объяснить, и если все равно останется что-то необъяснимое, то это настоящая литература, а если нет, то – нет. 

Вот это необъяснимое и есть эмерджентность. 

Произведение не сводится к сумме идеи, сюжета, фактуры и персонажей. Автор может обладать вполне приличным уровнем литературного мастерства, но если в тексте нет того, что объяснить нельзя, то это все же не художественная литература, а лишь ремесленный профессионализм.