Волшебные существа
Автор: Вита АлаяК флешмобу Иты Эллиман я могу предложить несколько отрывков.
Во-первых, у меня есть Чёрный Дракон в одноимённом рассказе. Это драконы моего Мира Омана - одни из высших рас в нём. Правда, этот дракон особенный:
Как только они вышли из-за деревьев, Тарк поднял голову над тыном и издал угрожающий звук. Сарен застыл, как вкопанный. Надо сказать, тут было чего испугаться. Тарк вымахал уже больше дома ростом и легко выглядывал из-за высокого забора, лёжа прямо на земле. Огромный череп покрывала чёрная блестящая чешуя, а роговые отростки топорщились, словно клыки и рога. Не вызывало сомнений, что человек такому чудищу на один зубок. Если бы только Тарк не обладал таким добродушием, о чём, впрочем, знала, только одна Эмрис.
— Тарк, перестань, это друг! Он помог донести для тебя молоко. Идёмте, мастер Сарен, не бойтесь, он не тронет, — увещевала Эмрис.
Однако ни человек, ни дракон не шевельнулись, уставившись друг на друга. Эмрис даже немного испугалась. Ей показалось, что Тарк знает, что это за человек, а вот она — нет. Разве не глупо вот так доверяться первому встречному?
Однако Сарен вдруг сказал совсем другим, глубоким и гулким голосом непонятное слово, обращаясь к дракону, что несказанно удивило Эмрис: обычно люди пугались, и уж вовсе никому, кроме неё, никогда не приходило в голову с ним разговаривать. Но ещё больше её поразило другое — Тарк ему ответил! Это не походило на человеческую речь, однако, произнесённые звуки явно имели какой-то определённый смысл. После этого Тарк мирно спрятал голову обратно за тын, давая добро на проход, и Сарен спокойно продолжил путь к калитке.
<...>
На третий день Сарен принялся чинить Эмрис прохудившуюся крышу, и к вечеру девушка поняла, что больше не может откладывать назревшие вопросы. Закончив с делами и накормив волхва ужином, она решительно сказала:
— Я не знаю, чем заслужила такую помощь, но я не могу просто так её принимать. Объясните мне наконец, кто вы такой, что делаете в нашей деревне и почему помогаете мне?
В глазах Сарена мелькнула весёлая искорка:
— Имя моё ты знаешь, кто таков, догадалась, а пришёл я, если честно, за твоим драконом.
У Эмрис внутри всё сжалось, дух перехватило, глаза прокричали: «Не отдам!»
— Не волнуйся, я не стану его отбирать. Да это, похоже, и невозможно. Просто такой дракон очень редкий и нужен для одного важного дела. Я собирался просить его о помощи, но всё оказалось запутанней, чем я полагал. И теперь я не знаю, как быть. А пока размышляю и жду озарения, почему бы тебе не помочь? Мне не трудно.
— Вы хотите сказать, что Тарк не животное, а разумный вроде меня или вас?
— Должен быть намного разумней нас обоих, но он... неполноценен.
— Что это значит? Хотите сказать, мой дракон — дурачок? — обиделась Эмрис.
— Можно выразиться и так, — вздохнул волхв. — Но намного серьёзней то, что у дракона должно быть две души, а у этого только одна. И похоже, он восполняет недостачу привязанностью к тебе. Теперь понятно, как Ильмир подчинил своих драконов. Беда оказалась весьма серьёзней, чем я полагал.
— Что за Ильмир? Какая беда? — всё больше беспокоилась девушка.
— В северных землях объявился нехороший чародей. Он захватывает княжества и сеет в них хаос и страх при помощи наместников, летающих на драконах. Вообще, драконы — весьма могущественные существа, для которых так же смешно подчиняться человеку, как и угнетать княжества, но, видимо, его драконы тоже неполноценные. В них каким-то образом воплотились души, ещё не созревшие для таких способностей. Поэтому они и форму менять не умеют.
— Драконы умеют менять форму? — изумилась Эмрис.
— Нормальные — да. И ты вряд ли догадаешься, что встретила дракона, даже если он забредёт в этот мир. Но эти — нет. Они и половины положенного не умеют. Думаю, без партнёра они вообще вряд ли смогут существовать. Тарку просто удивительно повезло с тобой, Эмрис.
Во-вторых, у меня есть феечки из вымышленного мира в рассказе "Куда приводят сны":
Эрик решил посетить один очаровательный мирок, населённый этакими феечными созданиями, живущими в причудливых цветах фантастической местной флоры. Они резвились и порхали, гоняясь друг за другом, скрываясь по двое в чашечках цветов или водя вокруг них хороводы. Воздух был наполнен тихим звоном их тоненьких голосов и заливистого смеха, а также райским ароматом необыкновенно ярких лепестков, среди которых они прятались. Наблюдать за этими созданиями был сущим удовольствием без мыслей и хлопот, и в неприятные моменты жизни Эрик часто возвращался туда.
Однако, на этот раз его встретило ошеломляющее запустение. <...> Эрик решил облететь окрестности — во снах такие вещи давались легко — и поискать, куда делись феечки. <...>
Эрик приземлился прямо на пень, чтобы не примять цветы на маленьком пятачке, и сразу почувствовал себя как-то странно — навалилась тяжесть, его покинули силы, ноги подкосились, и он шлёпнулся, где стоял. Вокруг его головы загудело сразу несколько пар крыльев, по звуку похожих на шмелиные, но голова отказывалась поворачиваться — он словно попал в кисель.
Впрочем, ему не пришлось долго гадать, так как выполнив облёт его головы во встречных направлениях, в поле зрения вплыло два довольно пожилых на вид «фея» с полосатыми тельцами. Каждый был облачён в юбку из засушенного цветка календулы, наплечники из крылаток липы и венец из семянок одуванчика, а в руке держал жезл из заплетённых в «косу» сосновых иголок с окаменевшими капельками смолы на концах. Лица их были бесстрастны, но Эрик как-то сразу понял, что случилось. Это казалось нелепым, но, кажется, его взяли в плен...
Ну и наконец, целый сонм волшебных существ в продолжении "Хроник Амбера" - "Детях Янтаря":
1. Единорог (конечно, не мой авторский персонаж, но моё его видение):
Моргана хотела что-то ещё сказать, но тут под окном послышался то ли звон серебряных колокольчиков, то ли ласковое ржание... Сердце замерло у меня в груди, и я приоткрыла ставню, отмахнувшись от встревожившейся тёти.
Под окном стояла Единорог. Невероятно грациозное создание, серебристая шкура которого смутно мерцала собственным светом, положило мне морду на руку, когда я распахнула окно, и заглянуло в глаза...
Меня заворожила космическая бездонность этого взгляда и мириады звёзд, сиявших где-то в красноватой глубине тёмных глаз. Волна чистейшей энергии, подобной родниковой воде, окатила меня, и душа стала лёгкой, как пух.
— Я пошла, а ты как знаешь, — спокойно обернулась я к Моргане.
Надела свою портупею с оружием, взяла флягу с водой, половину припасов, кинула их в старую кожаную котомку, висевшую у дверей, и вышла в предрассветные сумерки, не дожидаясь её решения.
Единорог снова тихонько заржала, оказавшись у крыльца, и облегчённо рассмеявшись, я последовала за ней. Куда бы она ни повела, головокружительная пьянящая лёгкость, наполнявшая меня, говорила, что этот путь — мой, и на нём я обрету ту звёздную бесконечность, что манила меня сильнее всех благ сего мира и власти над себе подобными.
Теперь Отражения меняла Единорог, продвигаясь в том же направлении, в котором ранее ехали мы с Морганой. Рядом с ней я совсем не чувствовала ни давления ополчившихся на нас сил, ни тревоги за своё неясное будущее. Окружающее постепенно наливалось красками и обретало жизнь.
Где-то в середине дня, как только мы пересекли широкую прогалину в лесу и снова углубились под своды ветвей, Единорог остановилась и оглянулась назад. Я посмотрела в том направлении, но ничего не увидела. Однако существо не двигалось с места, и я стала прилежно вглядываться в заросли на противоположной стороне .Вскоре из-за деревьев выглянула женская голова. По неповторимому медно-бордовому отблеску солнечных лучей на волосах я поняла, что это Моргана. Убедившись, что никого поблизости не видно, она снова скрылась в лесу и спустя минуту выехала на прогалину на нашей повозке, запряжённой верными чухомами.
Внезапно Единорог тряхнула головой и топнула копытом. Я обернулась и, проследив за направлением её взгляда, заметила шевеление в кустах на левом краю прогалины. Через секунду послышался громкий женский клич, и из зарослей наперерез Моргане посыпались женщины-воины. Они были бы очень похожи на бабалонских амазонок, если бы не совершенно одичалый вид и перекошенные злобой лица. Моргана подстегнула чухомов, но она явно не успевала ни уйти в другое Отражение, ни добраться до леса на нашей стороне. Я решилась мгновенно — сбросила котомку с припасами, где стояла, и кинулась тёте на выручку, выхватив Эйрилан и Эйриаден одновременно.
<...>
Внезапно раздалось переливчатое ржание, и из зарослей нам навстречу грациозно выступила Единорог. Моргана посмотрела на неё с укоризной. Хорошо хоть не с подозрением, с неё станется. Но всё равно мне казалось смешным винить это существо за то, что оно не вступило в бой на нашей стороне (хотя кто-то ведь положил тех дальних девиц). В конце концов, это была наша, смертная судьба, а она отвечала совсем за другие, более глобальные вещи, за шахматную доску, на которой мы разыгрывали свои партии. Если вообще за что-то отвечала.
Единорог приблизилась к нам вплотную и развернулась спиной. Я поняла, что это приглашение — одновременно опереться о её спину и следовать за ней. Мы с Морганой переглянулись и на этот раз повиновались без разногласий.
Прикосновение к Единорогу придало нам какие-то сверхъестественные даже по амберским меркам силы — мы шли и шли сквозь Отражения, хотя, казалось, неспособны были пройти и мили после той изнурительной битвы.
Наша потрёпанная в бою и заляпанная кровью одежда незаметно сменилась на новую в наших же цветах, ещё более приятную, роскошную и удобную. Всё-таки королевское качество на Земеле даже за большие деньги не купишь — индустриализация.
На мне оказалась красная блуза из приятнейшего шёлка, украшенная золотой вышивкой и пышными манжетами. Джинсы в обтяжку сменили удобные штаны из чёрной кожи летучих дьяволов с Албана, цена на которую превышала по весу золото, поскольку её добыча была не только трудна, но и смертельно опасна. Зато эта кожа после выделки в моче красного саблерога становилась божественно мягкой и в то же время невероятно прочной, заменяя доспехи. Полтораста лет назад у меня была такая куртка; её, наверное, до сих пор носят потомки того фионийского шамана, который сделал лекарство, спасшее жизнь маленькой Текки. Из такой же кожи были сшиты удобные ботинки на упругой подошве и плащ, заменивший порванный кардиган.
<...>
И в этот момент я учуяла чьё-то присутствие в лесу на той стороне дороги. К нам приближался некто внушительный. Это заставило меня подняться и сделать пару шагов в сторону. Я положила руку на эфес Эйрилан, но почему-то медлила вытащить её, смутно предугадывая, что в этом нет необходимости. Тётушка тоже вскочила и насторожилась, подхватив с земли глефу.
Мне послышался едва различимый звон эфемерных колокольчиков, уже знакомый, но на этот раз какой-то более торжественный и драматичный, словно трубы судьбы. Похоже, с той стороны тоже почувствовали моё внимание — листья кустарника зашуршали быстрее, и через несколько секунд на обочине возникла отсвечивающая нездешним светом Единорог. Она смотрела на меня, и я не могла отвести глаз, чувствуя, как внутри поднимается мощная и светлая волна. Она нас не бросила!
Я сделала шаг по направлению к Единорогу, но тут меня окликнула Моргана:
— Если ты собираешься и дальше топать за этой скотинкой, то без меня. Я предпочитаю цивилизованных существ своего уровня и пойду в замок. Я решила!
Я слышала её словно сквозь сон, потому что была полностью поглощена Единорогом, вслушиваясь при этом в свои ощущения, ибо, глядя на божественного зверя, чувствовала себя очень странно — будто стоя на пороге чего-то, что может изменить всю мою жизнь. И ультиматум тётушки, ещё минуту назад казавшийся мне неразумным и невозможным, внезапно утратил важность под таинственно мерцающим взглядом Единорога. Я медлила в изумлении. Единорог тихонько заржала и приблизилась. Грациозное создание положило свою серебристую морду мне на плечо, осыпав его неосязаемой звёздной пылью, и я поняла, что она зовёт меня не в замок в конце дороги, а куда-то совсем в другое место.
— Так ты с ней или со мной? — в голосе Морганы звучало холодное бешенство.
Моя рука нашарила в кармане записку, слова которой запылали в памяти: «Если ищешь ответы, доверься Единорогу. Бресант». Так вот значит он о чём... Не знаю, кому из этих двоих я доверяла больше и почему вообще вдруг доверяла, но я неожиданно поняла, что путь в замок — не мой.
— Ты иди, — мягко сказала я тёте. — Я попозже присоединюсь.
Моргана ожгла меня выразительным взглядом «Чокнутая!», подхватила свои пожитки и зашагала вверх по дороге. Единорог снова тихо мелодично заржала и сделала шаг в сторону леса. Ну что ж, отправимся за судьбой.
2. Разумные яблони и мотыльки Тир-Теренгире (отражения Авалона):
Дерево было очень похоже на яблоню, но совершенно необычную. Серебристо-серый ствол неярко светился изнутри, словно по нему текли фосфоресцирующие соки. Серебряные листья на ощупь были гибкими и гладкими, но, похоже, именно от них исходил тот самый еле слышный перезвон. Ветра не чувствовалось, так что «яблоня» как будто сама легонько встряхивала ветвями, переговариваясь со своими сёстрами.
Это дерево было до такой степени наполнено магией, что казалась разумным. Вряд ли оно волшебное в традиционном смысле слова, просто в нём намного больше жизни, чем в обычном растении. И жизнь эта густо пробивалась на ветвях белыми сияющими цветами и золотыми блестящими плодами — одновременно! А благоухание какое шло от этой рощи!.. <...>
В животе у меня заурчало, и я решила попробовать яблочки — выглядели они, как ювелирные изделия, но пахли очень даже съедобно. По старому белерианскому обычаю, перед этим я мысленно испросила у дерева разрешения. Я всегда так делала, хотя ни в одном другом Отражении деревья на это никак не реагировали. Каково же было моё удивление, когда яблоня ответила! И не просто мысленно — она наклонила ветвь, так что листья коснулись моего лица. Ошеломлённо поблагодарив, я сорвала три пузатых златобоких плода и уселась на шелковистую травку тут же, под деревом.
<...>
Туман кругом сгустился, и смотреть было особенно некуда, разве что на крошечные пятнышки света, танцующие, словно листья на ветру.
Вскоре я заметила, что некоторые «светлячки» оставались перед моими глазами, не улетая. Похоже, им нравилось, когда их разглядывали. Постепенно в поле зрения стало собираться всё больше разноцветных мотыльков. Они порхали туда-сюда, образуя разноцветные узоры, словно картинки в волшебном калейдоскопе. Зрелище было завораживающим, и я сама не заметила, как погрузилась в сон. <...> А я проснулась.
В первый момент меня ошеломил этакий цветной стробоскоп перед глазами, но через мгновение он распался на тысячи светлячков, будто и не было ничего. Однако у меня появились обоснованные подозрения, что этот познавательный сон — их рук, вернее, крылышек дело... М-да, всё чудесатей и чудесатей!
<...>
Я замотала серебряную руку в плащ-невидимку, подхватила котомку и собралась уходить, как вдруг яблоня за моей спиной сильно зашелестела.
Я обернулась в недоумении, но тут же поняла: дерево недовольно, что я о нём забыла и даже не попрощалась. Действительно бестактно с мой стороны, как будто не я жила среди слитых с природой индейцев или с Дивным Народом, замечавшим и умевшим общаться с любым сознанием, а не только с ментальным разумных существ.
Обняв фосфоресцирующий ствол, я открыла сердце яблоне, направив на неё поток искренней благодарности и радости знакомства. Нежно погладила кору, на ощупь показавшуюся бархатистой. Ответные дружеские «чувства» дерева затопили меня тягучей, мощной, но лёгкой энергией, даже голова закружилась. Это было такое искреннее и чистое общение, что на глаза мне навернулись слёзы. <...>
Все мои переживания и мысли были открыты дереву, насколько оно могло их понять. Несколько слезинок скатилось на бархатистую кору и засветилось изумрудным светом, а одна — синим, и другая — оранжевым. Откуда-то я знала, что зелёный — цвет слёз печали, синий — боли сердечной, а оранжевый — радости. Ах, прости меня, яблоня за то, что делюсь горечью, и спасибо тебе, что напомнила, каково на вкус моё счастье!
Светящиеся капли высыхали прямо на глазах, но свечение оставалось, делаясь даже ярче, словно жидкость превращалась в концентрированный пар. Окончательно испарившись, эти пятнышки света вспорхнули и улетели светлячками, такими же, как тысячи других, кружащихся в этом тумане. Неужели всё это слёзы? Но нет, конечно, это просто вода. Кому же здесь столько плакать, здесь ведь почти никого не бывает... Я поняла, что яблоня тоже поделилась со мной какими-то своими«воспоминаниями». <...>
По дороге я поняла, что знаю теперь больше об этом Отражении — видимо, от яблони. Похоже, они тут старшие, как самые «разумные». Тёплый воздух, магическая вода — мотыльки были высохшей росой, да и сам туман был не просто влагой. Он явно помогал мне найти кратчайший путь, понемногу расступаясь. Я знала, что разойтись так далеко, как он это сделал, чтобы показать мне Лабиринт или стелу, этой обладающей примитивным сознанием массе было трудно, даже при помощи погонщиков-мотыльков, которые выполняли пожелания яблонь. Однако этот туман мог безнадёжно заблудить нежеланного гостя, а мотыльки — усыпить, хоть навсегда.
3. Конь Слип (Слейпнир) - скакун Корвина:
Над самой поверхностью стелился крылатый белый конь с золотыми копытами и серебристой гривой — прекрасное создание! И куда больше подходит правителю Авалона, чем бирюзовый ящер Шаск, которого я недолюбливала в детстве — побаивалась. Чёрный плащ развевался за спиной высокого седока, которым, конечно же, был мой дед, а ноги под конём сливались в сплошную линию, и я не могла разобрать, сколько же их — казалось, больше, чем четыре. <...>
Корвин пошарил взглядом по небу и что-то сказал коню. Тот сделал рывок, подобрал ноги и пошёл на подъём. Я увидела, что ног у этого красавца шесть, а крыльев четверо. <...>
Скалы предваряли находящееся на возвышенности плато, и, взлетев туда, конь снова понёсся над самой землёй. Он плавно скакал, еле касаясь копытами земли, а распростёртые крылья, чуть наклонённые вперёд, похоже, помогали ему поддерживать скорость. <...>
Трава быстро становилась выше, а небо — темнее. Конь сложил крылья, снизил скорость, и теперь можно было различить все шесть его ног, движущихся головокружительно сложным аллюром. <...>
4. Пегас Бресанта:
Перемещался Бресант на пегасе рыжего цвета с алым, как весенний закат, оперением. Зверь был похож на огромного гуанако1 с изящной головой, гибкой шеей, длинными ногами и мощными крыльями. Грациозное животное! Но не боевое... (1Гуана́ко — небольшое (высота в холке 90–130 см) изящное млекопитающее рода лам семейства верблюдовых, обитающее в Южной Америке.)
<...>
Подойдя ближе, я с удивлением узнала пегаса Бресанта. Учуяв меня, он вскинулся и распахнул крылья, словно хотел улететь, но мотыльки роем закружились над его головой, и животное успокоилось.
Я медленно подошла к нему, чтобы не спугнуть. Пегас смотрел на меня грустными разумными глазами.
— Здравствуй скотинка, — поприветствовала я его чарующим голосом, которому научили меня эльфы. — Где же твой хозяин?
Животное понурило голову. Говорить, как дедов Шаск, оно явно не умело. Однако на помощь пришли мотыльки, закружившись у меня перед глазами и передав его тоску. Я увидела, как пегас искал Бресанта у заводи и в округе, но не нашёл.
<...>
я пошла проведать Робана, пока его хозяин одевался <...>. Вскоре Бресант присоединился ко мне. Я передала ему остатки морковки, которой угощала пегаса, и он сердечно поприветствовал своего питомца, обняв того за шею и потрепав по холке. Даже удивительно было видеть на обычно неподвижном лице этого воина такую добродушную улыбку.
Пегас заржал от радости неожиданно тонким переливчатым голосом, похожим на лебедя-кликуна. За этот месяц он нагулял себе на местной травке лоснящиеся бока и шелковистую гриву. Вот только общаться тут животному было не с кем, кроме мотыльков, которые его «пасли», не давая забрести слишком далеко от главного холма. Впрочем, он и сам часто околачивался возле купели, тоскуя по недвижимому хозяину. И теперь, наконец, встретив его «ожившим», летающий зверь так воодушевился, что встал на дыбы и захлопал крыльями, всем видом демонстрируя готовность отправиться в дальний путь.
— Не сейчас, приятель, — сказал Бресант, легко опуская его на землю за холку.
— Мы не возьмём его с собой? — удивилась я.
— Придётся. Он не совсем травоядный, а тут нет животного мира.
— Я заметила наличие клыков, но непохоже, что он голодал.
— Так и есть. Робан охотится раз в месяц или около того на летучих мышей или подобных им кожистых тварей. Такая пища нужна, чтобы поддерживать его способность отражать стрелы и сливаться с окружающей средой — до определённой степени.
Интересные свойства были у этой скотинки!
— Значит, возьмём его с собой? Отпустим поохотиться, а потом поставим в королевскую конюшню?
— Он не приучен к конюшне, — возразил Бресант. — Дома у него было гнездо на одной из крыш. Придётся забрать в лес, и там оставить.
5. Ну и немного о птицах Рух:
Внезапно до меня донеслись странные звуки сверху. Я подняла голову и увидела на гребне скалы над собой нескольких огромных птиц, переступавших ногами и издававших низкий клёкот. Они явно заинтересовались мной. Это было некстати.
Я подвинулась поглубже, к центру площадки, в надежде, что заступ скалы скроет меня от них. Однако через несколько секунд до моих ушей донёсся характерный шелест перьев и хлопок раскрывшихся крыльев. Хотелось надеяться, что птицы просто полетят по своим делам, потеряв меня из виду, но эта надежда прожила ровно полминуты, пока я не увидела перед собой нечто вроде поистине гигантской совы с головой курицы, в общем птицу Рух. Она плавно спустилась на уровень площадки, описала здоровенный круг и взмахнула крыльями на подъём, явно обнаружив меня.
Пожалуй, такая птичка вполне могла счесть меня недурной добычей. Ей больше подошёл бы, безусловно, какой-нибудь лось или олень, но вряд ли они часто забредали сюда, так что, на худой конец, и я сгожусь. Птица издала пронзительный крик, и в вышине послышался ещё один хлопок крыльев.
Надо было срочно что-то предпринять. <...> Я сдёрнула с серебряной руки свой плащ-невидимку и отработанным жестом замоталась в него, присев на корточки для верности.
Первая птица резко затормозила на подлёте, похоже, слегка озадаченная, но при её размахе крыльев, ей пришлось таки закончить манёвр и приземлиться на краю площадки. Видеть такую махину с аршинным клювом всего в нескольких шагах было не по себе, но в свойствах плаща-невидимки я была уверена.
Птица поразглядывала немного пустую с её точки зрения площадку, а тем временем на наш уровень спустилась вторая. Первая ещё раз недовольно крикнула, от чего у меня заложило уши, неуклюже развернулась на узеньком для неё уступе и тоже взлетела. Они обе ещё какое-то время кружили вдоль склона, а потом пропали из вида, явно обследуя окрестности на предмет сбежавшей из-под носа дичи.
<...>
Маяк приближался, и я с удивлением разглядела, что он посылает три луча: белый — в сторону города; оранжевый — в открытое море; и голубой — вверх.
— Это Кайр-Ойрен, крепость пологой волны, — пояснил Артур. — <...>
— А зачем луч наверх?
— Это для Тир-ар-Неала. У них были летающие отряды, но птицы Рух передохли в результате какой-то эпидемии. Осталось лишь несколько яиц. Они надеются вырастить новых, когда те вылупятся, но инкубационный период довольно длинный...
6. Ах да, есть ещё традиционный злой и кровожадный дракон, правда лишь в прошлом ГГ:
Повсюду кровь, и гарь, и лязганье стали о сталь. Внезапно нарастает рёв, и ему вторит чей-то отчаянный воинственный клич. Выдернув Эйрилан из пронзённого насквозь гоблина, я молниеносно оборачиваюсь, и следующие мгновения растягиваются на века...
Дракон совсем рядом, всего в какой-то полусотне шагов. Он изрыгает в мою сторону огненный шар, не замечая, как под него с воздетым вверх копьём подныривает изящная фигурка в серебряных доспехах, червлёных узором из ивовых листьев. Сердце моё останавливается: только у одного человека во всём нашем воинстве такие доспехи — у моего сына, Диана... Я в ужасе смотрю, как он исчезает под драконом, и несущийся прямо на меня сгусток магического огня воспринимается как нечто неважное. Рёв дракона внезапно переходит в болезненный вой, и вся эта десятитонная туша, вздрогнув и подавшись вперёд, валится прямо на Диана.
В груди моей рождается крик, а в душе стремительный бросок, но тело не в силах пошевелиться, как в кошмарном сне. Жар, летящий впереди пламени, достигает моего лица, когда рядом из чьей-то глотки наконец рождается так и не слетевший с моих окаменевших уст вопль, и меня сбивает с ног Лей...
Падение вышибает из меня дух, но в следующее мгновение в мозг врезается невыносимая боль магического ожога, и я теряю сознание. Только для того, чтобы, очнувшись, сбросить с себя обгоревший труп и долго смотреть на золотые звёзды в остатках чёрных косиц, заплетённых сегодня утром моей рукой, не понимая, не желая понимать, что это мой муж... Чтобы точно так же смотреть на червлёные серебряные поножи на разъеденных кровью дракона остатках ноги, торчащей из-под его дохлой туши, и не понимать, что это мой семнадцатилетний сын. Чтобы бродить до вечера по полю боя, как безумная, попирая пепел пламени, в котором сгорела вся моя жизнь и часть моего сердца, способная любить без оглядки, остатка и страха...
С этим ожогом, который не поддаётся регенерации амберитов, она и ходит потом 200 лет, вплоть до середины данной истории.
Фух, накидала 25к знаков! Интересно, кто-то их все прочтёт? =))