Жестковато...

но ближе к развязке всегда так)

....

Решить сбежать и сбежать на самом деле — две совершенно разные истории. Тем более рядом с теми, кто легко читает твои чувства, и кто охраняет тебя, как полезную общему делу особь.

Захир Дохар и Кит следили за мной в оба. Поначалу мне связали и руки и ноги, но на третьем привале веревки на ногах все-таки немного освободили. Не убежишь, но вполне можно сходить по нужде, только в сопровождении Мэмми. Покрывало на голое тело и больше никаких одежд. Озерная вода вместо питья. Вместо еды — сушеная рыба. Дикость иттиитов странным образом сочеталась с внешней доброжелательностью.

Все делились со мной скудной едой, помогали на привалах и вообще уважительно относились к матери их будущего потомства.

Бесился только Кит. На правах приписанного мне мужчины он прямо в повозке при всех попытался залезть ко мне под покрывало и облапать бедра.

— Прекрати сейчас же! — одернул его Захир. — Это тебе не игрушки. Береги семя.

Но Кит был так зол, что его обломали перед самым обрядом спаривания. Надкушенный бутерброд не выходил у него из головы, и Кит придумал, как ему поразвлечься.

На очередном привале он вызвался сопроводить меня до ручья, помочь напиться.

И там, недолго думая, стащил с меня покрывало. Ему запретили ко мне прикасаться. Но не запретили смотреть. Вот он и смотрел на меня голую. А потом полез рукой к себе в штаны.

— Сволочь... Тебе же велели беречь семя!

Сначала я почувствовала совершенно естественное отвращение, но вскоре оно сменилось странным, постыдным томлением. Неконтролируемое, животное желание, которое испытывал Кит, передалось и мне. 

«Иттиит и иттиит... вот, значит, как это работает, — догадалась я. — Слияние эмоции. Магия, способная дать жизнь далекой спящей икринке...»

Кит мгновенно уловил это мое томление, довольно ощерился, продолжая смотреть и продолжая делать то, что он делал внутри своих широких традиционных штанов.

— Мне... шестнадцать... лет... — Голос его срывался от частого дыхания. — У меня... этого... семени...

— Ну-ну! — опомнилась я, чуя, как горят мои щеки, и как все внутри дрожит от негодования и возбуждения. — Я ведь могу и зарядить ногой тебе по самому дорогому...

— Тогда... я... тебя... убью... большая... рыба... — не сводя глаз с моей груди и продолжая свое дело, нагло протянул Кит.

На поясе у него действительно висел белый кинжал из зуба какого-то морского чудовища. Мог и убить...

— Это вряд ли! — злобно процедила я. — Скорее убьют тебя, когда узнают, что ты творишь. А я — женщина иттиитка, я — дорогой товар и достанусь другому иттииту.

Кит поджал губы, лицо его дернулось, нос сильно втянул, а потом резко выдохнул воздух. Кит вытащил руку из штанов и вытер ее об штанину.

— Полегчало? — злорадно спросила я.

— Зря ты так... — Судя по мягкому тону, Киту действительно полегчало. — Я мог бы быть с тобой ласков.

— Ты мог бы сначала спросить, хочу ли этого я.

— Ну конечно же, хочешь. Я же чую, как ты потекла. И потом, я — самый красивый парень общины. Мышцам моим любой позавидует.

— При чем тут мышцы?

Мне было страшно стыдно за свое неожиданное возбуждение, и еще за то, что я и не подумала отвернуться. Ужасно хотелось если не ударить, то хотя бы подразнить эту скотину, сказать: «Знаешь, какой рост у моего парня?» Но я решила не бить мелкого дурака по больному. Не то чтобы мне стало жаль эту сволочь, но я вдруг увидела всю сцену со стороны... Кит был жалок. Жизнь, которая ему досталась, не предполагала широкого выбора.

Впрочем, моя жизнь тоже стремительно неслась под откос. Еще вчера я была студенткой королевского университета, которую все любили и которая любила всех. А сегодня меня везут от войны в общину диких фанатиков на расплод, а главный подонок Озерья мастурбирует на меня прямо у обочины Дубилова тракта. И неизвестно, что там с моими родными...

— В этот раз я никому не скажу, — снисходительно сказала я Киту. — Но больше так не делай. Не то пожалуюсь Захиру. Не думаю, что он обрадуется. Тем, кто мастурбирует на связанную девушку — не место в высшей расе.

Мои слова задели Кита. Высшая раса — сверхидея его нехитрого мировоззрения. Он мнил себя избранным и хотел, чтобы я считала его таковым. Так что с того момента Кит больше не приставал. Ждал своего часа молча. Ждал недолго, всего лишь до полуночи...

Я проснулась от криков и оттого, что кто-то заехал мне ногой в плечо. Повозка дернулась и встала так резко, что спящие иттииты повалились друг на друга и, конечно, проснулись.

Все, в том числе и я, не только услышали крики и лязги снаружи, но и мгновенно почуяли чужих людей и животных, почуяли ярость, боль, азарт, страх... Все одним махом.

Испуганный Захир Дохар вытащил из-за пояса белый иттиитский кинжал и хотел было распахнуть дверь, но та уже открылась.

Всунувшаяся в повозку женщина была совершенно серая и очень толстая. Пот тек по ее оскаленному в пьяной улыбке немолодому лицу. Из-под железной шапки, по форме похожей на перевернутую кастрюлю, торчали пряди коротких волос. Ее большие груди, руки и живот тряслись от жира под широкой гремящей кольчугой. В одной руке женщина держала короткий и толстый окровавленный меч, а другой делала Захиру Дохару приглашающий жест. Всем были ясны ее намерения. Захир выставил нож, но морриганка сгребла иттиита пухлой рукой. За грудки. Точно он был провинившийся ученик, а она — злющая училка. Захир дернулся, отталкивая от себя толстуху, и, неловко взмахнув ножом, поцарапал ей и без того исполосованную шрамами щеку. Та расхохоталась басом, выволокла Захира Дохара из повозки на черный, освещенный чужими факелами клочок лесной дороги и там широко размахнулась мечом. Я видела. Меч прошелся по шее старейшины, как по маслу. Голова его... Я отвернулась. Но и я, и все иттииты услышали резкую боль и оглушающую пустоту чужой смерти тоже... Все замерли и онемели.

Держа в руке нож, Кит затравленно огляделся. Его страх не был безумным, просто он не знал, что делать. Совершенно не знал.

Толстуха снова заглянула в повозку, сверкнула щелочками пьяных глаз на оцепеневших людей.

— Мужло-о-о, на-а-а вы-ы-ыход! — по-южному растягивая гласные, скомандовала она. — Цыпочки едут с нами!

Появились еще две ведьмы. Выросли за спиной серой. Такие же дородные квашни в полной экипировке. Черная была здоровее всех и будто бы крепче всех. Нижнюю челюсть ее пересекал крестообразный шрам. Она всунулась в повозку и принюхалась, точно пес. Привыкла, видимо, к волколачьим повадкам. Белая, приземистая и одутловатая, с опухшими от пьянства глазами, тем не менее радостно улыбалась нам с Мэмми, скалясь ровными белыми зубами. Мол, радуйтесь, цыпочки, теперь мамочки о вас позаботятся. Что-то такое она, кажется, и произнесла. Но нам было не до их шуточек. В отношении представителей древних народов морриганки имели совершенно определенные планы.

Втроем они выволокли из повозки по очереди почти всех мужчин, убивая их быстро и просто. Скалясь и похохатывая между собой над их уродской одежонкой.

Последним серая толстуха ухватила Кита. Он визжал и ругался, выкручиваясь у нее из рук, метеля кулаками, норовя воткнуть нож ей в шею. Сподручнее было бы в бок, но кольчуга и жир не дали бы Киту нанести достойного урона воительнице.

Та хохотала, отбиваясь от брыкающегося Кита, а тот только шипел. А потом ведьма взяла Кита за горло и, видимо, нажала на что-то важное, потому что Кит пару раз дернулся, быстро обмяк и выронил кинжал на пол повозки.

— Ах-ха-ха! — От смеха тряслась ее необъятная грудь, а с ней и вся повозка. — Смелый маленький карасенок. Хочешь пойти с нами? — И она сжала двумя пальцами Киту щеки. — Или лучше прокатишься? А? Прока-а-атишься! — И кинула кому-то: — На привязь его. А? Возьму, да.

Кита выволокли из повозки и связали.

— Держитесь крепко, лапули! — Ведьма подмигнула нам. — Поедем с ветерком!

И дверь захлопнулась.

Мэмми придвинулась ко мне. Другие женщины-иттиитки тоже сдвинулись, в ужасе переглядываясь. Говорить было не нужно. Куда бы нас ни привезли, ничего хорошего это не сулило.

Морриганки заорали, волколаки залаяли, лошади испугались и понесли по дороге, да так, что вздумай мы выпрыгнуть на пути, переломали бы себе шеи сразу.

Мы ехали назад, на юго-запад. Сначала по лесу, а потом полями. Все оцепенели от страха. Очумелые лошади несли. Морриганки скакали рядом на волколаках, орали и пугали лошадей еще сильнее. 

В маленькое окошко было видно, как волокли на аркане Кита. Он сначала бежал позади, привязанный к повозке. Потом выдохся, упал на землю коленями, мгновенно ободрав их в мясо. Боли он не чувствовал. Только шок. Этот шок и заставил его собраться, догнать повозку на повороте и под смех и улюлюканье морриганок забраться на задок. Так он и ехал, вцепившись в деревянные доски, изо всех сил стараясь не свалиться снова. 

Мы с Мэмми чуяли не только его ужас и догнавшую его боль, мы слышали, что вот теперь Кита разобрал настоящий страх. Он догадывался, что его ждет. Лучше бы его убили, как прочих оставшихся на дороге обезглавленных мужчин-иттиитов...

Отрывок из 37ой главы "Белой Гильдии"