Попаданка, у которой получилось (1911 год)

Из повести "Я и царь"

------------------------------

Мы пошли. Моё сердце стучало, как лошадь, галопом бегущая по мостовой.

Кто бы мог подумать, что у Дмитрия Григорьевича такие обширные связи?!

В коридоре он подвёл меня к солидному господину в мундире в полковничьих погонах, которого отрекомендовал как Николая Николаевича Кулябко. Представив меня ему тоже, Дмитрий Григорьевич сообщил, что я в высшей мере заслуживаю доверия и желаю передать некие сведения лично Государю. Я горячо попросила его посодействовать, хоть и настолько разволновалась, что и не поняла, что такой этот Николай Николаевич. Тот же почесал в затылке, шмыгнул носом, попросил моего спутника ещё раз удостовериться, на месте ли какой-то Николай Яковлевич, а затем повёл меня знакомиться ещё с одним господином. Того звали Павел Григорьевич Курлов, он был немолод, в гражданском, смотрел флегматично, но я постаралась вложить все свои чувства, всю страсть в то, чтобы убедить его в том, что знакомство со мной будет и безопасно для Государя, и даже небесполезно. Вскоре Курлов позволил себя убедить и представил меня Александру Ивановичу Спиридовичу, усатому человеку в мундире, который глядел на меня поначалу презрительно, но потом то ли решил быть милым с дамой, то ли пожалел умалишённую, но, словом…

… Он открыл передо мною губернаторскую ложу!

Не могу сказать, сколько людей находись в тот момент в этой ложе. Присутствовал ли сам губернатор? Были ли царевны?

Никого, кроме царя, я не заметила.

Никто, кроме него, в этот момент не существовал для меня.

Едва войдя, я пала на колени.

Спиридович что-то говорил, должно быть, представлял меня Государю в этот момент… Но я уже ничего не слышала, кроме собственного сердцебиения. Николай Александрович обернулся и одарил меня столь нежным взглядом, какого я в жизни не видела! Словно бы закутал в одеяло! Словно в бассейн с мягкими шариками обмакнул! Потом удивился, как будто ему было странно, что я на коленях, спросил меня: «Что с вами?»…

Тут из глаз моих хлынули слёзы.

На коленях, как была, я подползла к Его Величеству и принялась целовать его руки. Он просил перестать, успокоиться — я не могла. За спиной слышались какие-то голоса. Кажется, в ложу сбегалась охрана, чиновники, может быть, даже случайные люди… Похоже, кто-то даже показал готовность оттащить меня (царь, конечно же, видел просителей из народа, но мало кто реагировал на него столь эмоционально). Николай Александрович велел им всем сделать шаг назад, а мне ласково приказал успокоиться и встать на ноги. Встав, я кое-как пришла в себя. И заговорила:

— Ваше Величество! Если бы Вы только знали, как я люблю Вас! Если бы Вы только представляли, какой путь и каким удивительным способом мне пришлось проделать, чтоб Вас увидеть!..

— Неужели вы прилетели на аэроплане? — спросил царь, удивлённо раскрыв свои нежные серые глазки.

— Да, — выдохнула я, прекрасно понимая, что в мою правду он не поверит.

— Неужели из Америки?

— Да, — вновь сказала я.

— Вот это да! — сказал он. — Ну, и как там, в Америке? В безик играют?

— Играют… — ответила я, не имея понятия, что это — «безик».

— А вкусны ли там ватрушки? — с интересом спросил царь.

Я пролепетала: «О, вкуснее не придумаешь…», пытаясь как-то скрыть свою растерянность.

— А на кого можно в вашей Америке поохотиться? — поинтересовался за этим Его Величество.

Бездонные глаза Николая Александровича выражала всё самое доброе, самое лучшее, что только есть в человеке. Я не могла на него наглядеться… Но вдруг осознала: не время сейчас растекаться! Моему Государю остаётся жить всего несколько лет, а править — и того меньше. Россия на пороге катастрофы, и я призвана спасти её!

— Ваше Величество! — громко воскликнула я. — До охоты ли нынче?! Последние времена настают! Неужели Вы не чувствуете этого? Ваше Величество, прошу, выполните одну мою просьбу! Не вступайте в войну с Германией!

Глаза императора округлились.

— Да я и не собираюсь, — простодушно ответил он. — Ведь германский император мой кузен.

— И не надо, и не надо! И потом, и никогда! Даже если придётся вступиться за Сербию! Ни в коем случае! Запомните: иначе вы погибнете!

— Да о чём вы?..

Я не слушала:

— Ваше Величество! У меня есть ещё одна просьба! Если вдруг Вы против воли окажетесь всё-таки втянуты в импералистическую войну, если в Петрограде… Петербурге!.. вдруг начнутся беспорядки… если кто-то вам скажет, что выхода нет и что надо отречься… Не слушайте! Не отрекайтесь! Велите стрелять и держитесь за власть до последнего!..

— Кто вы?!

— Не ездите в поездах! Не берите на себя главнокомандование! — я судорожно пыталась припомнить, какие ещё ошибки Его Величество совершит и о чём его надо предупредить. — С Распутиным уж слишком не сближайтесь! Он позорит вас!

— Никто не давал вам права оскорблять святого старца, — нахмурился Николай.

— О, простите, Ваше Величество! Но просто вы не знаете того, что знаю я! Ещё немного, и злые языки начнут распространять о нём и о Государыне непотребные сплетни! А потом вы узнаете, что из-за него от Вас отвернутся даже самые преданные! Спросите у князя Юсупова, Государь! Прислушайтесь к Пуришкевичу!

Толпа, окружавшая нас, загудела, услышав эту фамилию. Царь смотрел растерянно, испуганно. Похоже, он не знал, что и ответить. Но, по-всему, я смогла зацепить его. Он меня слушает!

— Ваше Величество! Чуть не забыла! Ещё одна просьба! Это следует сделать сегодня же прямо! Молю вас: прикажите арестовать Владимира Ульянова!

Царь переглянулся с окружением.

— Но кто это?

— Опасный бунтовщик! Он хуже всех, даже хуже Желябова!

— Где-то слышал я это фамилию… — тихо сказал Государь. — Так… Ульянов, Ульянов… Он готовил покушение на отца!

— Так это брат его! Они там все опасны. Вся семейка.

— Велю разобраться… — сказал Николай Александрович. — Вы вроде бы похожи на безумную. Но что-то мне подсказывает, что это не так. Или не совсем так… Что-то есть в ваших словах… Ведь вы не бредите… Вы как будто правда что-то знаете!

— Да, знаю!

— Кто послал вас? — тут царь посмотрел мне в глаза.

Я ужасно растерялась и, сама не зная, как и почему, произнесла:

— Меня послал Иоанн Кронштадтский…

Царь вскочил:

— Так ведь он третий год уж, как умер!

— Оттуда… — шепнула я робко.

Вокруг все заахали…

А спустя мгновение грохнул выстрел.

Я вздрогнула и замолчала.

Раздался второй.

Первая моя мысль была такова, что стреляли в Государя. Но он, невредимый, забыл обо мне и метнулся к ограждению своей ложи. Я кинулась следом, поняв, что стреляли не здесь, а подальше, в партере, а, может, на сцене. Именно туда, вдаль и вниз, в сторону оркестровой ямы, был направлен взор царя. Туда же уставились штатские и военные, находившиеся поблизости. Кто-то визжал — я узнала одну из царевен. Перегнувшись через барьер, я смогла разглядеть лишь столпотворение возле первого ряда… И тут вспомнила! Бинокль! Он был в кармане!

Приложив бинокль к глазам, я обомлела.

В проходе у первого ряда, опершись об ограждение ямы, стоял бородатый мужчина в белом сюртуке с большим красным пятном. На моих глазах он грузно снял фуражку и перчатки, повернулся в мою сторону, совершил что-то похожее на крестное знамение… и с грохотом упал.