Звук долго ныл

В том серебре, которое без пробы,

Тем голосом, который из ручья,

Дрожащими и зыбкими руками

По синеве, что до сих пор

 ничья,

По облаку, размытому в полоску,

По старой луже, рыжей и большой,

С такой же рыжей псиной и девчонкой,

Раскрашенной, веселой и цветной,

Как карандаш и развесные ливни,

Что выпали в рисунок и кристалл,

В какие-то нелепые картинки,

Где скрипка тянет звук, а мяч

 упал.

***

Ну, пристрели меня

из жалости,

с любовью,

как стенку,

дрелью,

дырку просверли,

повесь пейзаж,

проиллюстрируй кровью

кривые буквы

надписи...

Этаж

восьмой,

совсем невысоко,

внизу - деревья,

и падает листва

не суетясь.

И небо низкое,

где ядовитой змейкой, 

скользят по небу

облака и вязь.

И вязнет,

суетится бестолково,

из жалости,

с любовью,

за стеной,

придушенный подушкой

жалкий крик

и нежность.

вся, что есть

или осталась 

с последней нежностью,

потраченной тобой.

***

И охота, 

когда, 

каждый люпус 

ест, 

поднимая к Луне окровавленный рот, 

говорить, 

пережевывая 

слова,

 по-собачьи выкусывая жизнь и шерсть.

*

Не слезу я.

Слезу - не вытираю.

Платочка - нет, да и рука

в смоле.

На дереве,

сквозь листья прорастая,

как стая

жесткокрылая

 в коре,

едва шевелятся

случайные вопросы

и полосы

разорванных небес

плывут куда-то,

словно налипают.

И липким соком плачет

белый

лес.

***

Не знаю, возможно мне просто повезло, скорее всего так. Долго сам в себе сомневался, но однажды решил и дошел до редакции. На плохой бумаге, отпечатанные на заслуженной трудовой машинке с тремя копиями через копирку, стихи выглядели не фонтан, скорее, как бахчисарайский базар во время ментовского шмона, но их забрали сразу, бегло оглядев по диагонали пробившие бумагу буквы. Я бы не расстроился, если бы их не взяли, хотя по мозгам любой негатив все равно шарашит, по самолюбию топчется, в ране ковыряет грязным пальцем с траурной каймой под отросшими ногтями. Очень похоже на родительскую любовь: чрезмерная опека, желание защитить от любых опасностей, что мнимых, что настоящих, ну и, чтоб в институт поступил, семью создал и жил как все люди, нормальным человеком.

Со стихами все сложно. Нужно, чтоб стихия внутри бушевала, хоть какая, пусть ничтожная, но стихия, и любовь, такая сама по себе любовь, чтоб захлебнуться можно было, от одного едва уловимого ощущения, что вот оно, то самое. Беда в том, что то самое всякий ощущает как умеет, или вовсе не ощущает, нет такой привычки и надобности, но пытается дотянуться мозгами сквозь привычное ему и понять, понять то, что в принципе понимать не нужно. Это как выяснять "люблю или не люблю" через разбор положительных и отрицательных качеств объекта. Тот самый случай, когда "хороший вариант" не обязательно хороший на самом деле, проще на ромашке, и в какой-то степени надежнее. 

Есть такой известный фокус  с подкидыванием монеты и определением орла в решке. По идее, на достаточно больших количествах подбрасываний, орел и решка должны быть уравновешены. На деле, речь идет о миллиардах повторений и бездушном механизме для подкидывания. Как только появляются человеческие руки, тут же срабатывают и человеческие желания - результат математического ожидания не перенесет, не сработает.