Неприличное об иттиитах

Как-то раз после обеда, когда солнце уже роняло в воду длинные и теплые руки теней, Эмиль лежал на берегу и жевал травинку. Рядом с ним между двух рогатин ходила ходуном тонкая удочка. Но мелкая рыбешка не привлекала Эмиля, он ждал, когда поймается что-нибудь стоящее. Налим, как минимум....

Я зашла по колено в воду, окунулась и поплыла между солнечными тенями. За мной струились пузырьки воздуха, и вода шла волной из-под моих ладошек. Стаи рыбок недоуменно рассыпались и на безопасном расстоянии пялились на меня выпученными глазами. Я плыла, и солнце жаром собирало где-то у сердца осознание лета, полноправного, свежего, нового лета.

Эмиль нагнал меня неожиданно, схватил за ногу и притянул к себе.

- Набери воздух!

Мы нырнули и поплыли под водой вместе.

Под водой обязательно нужно открывать глаза, иначе какой смысл? Сначала - мутно, моргнешь - проясняется, под водой так всегда. Прозрачная река причудливо искажала Эмиля, он проплыл длинной изящной рыбой где-то подо мной, выдохнул, и огромный воздушный пузырь, нехотя покачиваясь, всплыл под речной потолок. За пузырем тотчас бросились мальки, они охотились на неизвестное. Водоросли лизнули ноги, я потянула плечом и оказалась на спине. Надо мной из стороны в сторону, точно яичница в масле, качалось солнце....

Мы вынырнули почти одновременно.

- Наперегонки? - предложила я.

- На что ты надеешься? - фыркнул Эмиль.

- На удачу! Размах плеча тебе не поможет! Догоняй! - я поплыла так быстро, как могла, но Эмиль обогнал меня почти сразу, поймал и потащил к берегу.

- Я сказал - тебе не на что надеяться, темная дева!

- Знаю! - я обняла его мокрые крепкие плечи. - Только потому, что я люблю тебя, я никогда тебя не одолею...

- Не только поэтому, Итта. Ты живешь по другим правилам, твое тело состоит совсем из других веществ. Проверим? - руки его заскользили по моей коже. Эмиль не лгал, я состояла из чего-то особенного, что взрывалось и таяло от касания его взгляда, желания его руки…

Мы лежали на золотом песке в двух шагах от края воды, теплая река ласкала нас, а мы ласкали друг друга.

- Ого! - Эмиль вдруг оторвал губы от моего живота. - Глазам не верю!

Я приподнялась и тоже увидела это. От пупка до черного треугольника, прямо под кожей темно-красной татуировкой проявился четкий симметричный цветок.

Эмиль поднял на меня удивленное лицо. Его мокрые красные губы слегка шевельнулись.

- Любимая, что это?

- Милый… Ты только не сердись, ладно? Не сердись и не волнуйся. Это брачный знак иттиитов.

-Ты никогда не говорила...

- Об этом не говорят. Я ждала его, но боялась. Он открывается только тому, кто определен судьбой. Поцелуй его, просто поцелуй.

Эмиль осторожно поцеловал цветок и снова поднял лицо. Он ждал объяснений, но дождался совсем другого. Теплые карие глаза моего возлюбленного внезапно стали темнеть. Как небо, когда из вечернего, золотого и солнечного оно превращается в ночную тьму, и только блики на радужке, словно звезды отражают в них пламя жизни.

Эмиль менялся. Его длинное скуластое лицо обрело более плавный овал, курносый нос будто выпрямился, а светлая кожа стала цвета кофе с молоком.

Новое лицо Эмиля полыхнуло животным желанием. Он задорно тряхнул темными кудрями и резко потянул меня под себя.

- Подожди! Какой же ты сразу стал нетерпеливый! - я со смехом нажала на его плечи, отстранилась. Нужно было сделать ещё кое-что, закончить перерождение. Я положила руки на жилистую шею Эмиля, провела большими пальцами за ушами и нажала на лимфоузлы так сильно, что он дернулся.

-Ты чего? Больно же!

- Прости! - в извинение мои губы погладили его смуглое плечо: - Так надо, любимый! А теперь - догоняй!

Мне удалось выскользнуть из под него и уйти под воду.

Я плыла прочь и обретала новое тело. Видел ли он - какое? Еще нет.

Он бросился следом, нырнул. Последний огромный пузырь поднялся над водой и лопнул. Нам больше не нужен был воздух. Мы углублялись в реку, голые, смуглые, черноглазые, охваченные древним брачным зовом моего народа.

Теперь мы и впрямь стали как быстрые и гибкие рыбы. Мы то догоняли друг друга и обнимались, легкие, почти невесомые, смотрящие лишь в себя, чувствующие каждую мысль, каждое желание партнера. То расцепляли объятия, выворачивались, и бросались по разные стороны ради того, чтобы вновь встретиться и обняться.

Бурное течение реки несло и кружило нас, охваченных великим инстинктом, слившихся в пульсирующий бедрами сгусток энергии. Солнечные пятна летели высоко над нами, яркие разноцветные брызги мельтешили на поверхности воды словно праздничные конфетти. Мудрые рыбы с почтением свидетельствовали нашу любовь, а глубоко внизу, из илистых многовековых камней, поросших водорослями и мхами, на нас злобно пялились пустые глаза древних окаменевших змей. Вечный танец продолжения рода будил в них зависть, но, к счастью, все они были уже давно мертвы, а потому бессильны.

Тело мое, новое, легкое горело под новым телом Эмиля. Мы ничего не весили, и в то же время чувствовали себя огромными. Мне казалось, что тени наши, бегущие по дну реки, живут сами, без нас, что мы в космосе, и каждое наше движение так значительно, словно это не любовь, а сотворение новой звезды. Словно мы боги.

Я слушала чувства Эмиля и понимала, что и он теперь чует мои желания, что дар иттиитов стал доступен ему, а значит нарастающая нежность удваивалась не только во мне, но и в нем. Это замыкало связь и превращало нашу любовь в абсолютное, безусловное счастье.

Мне было не различить под водой ни его лицо, ни кудри, ни руки, не виден был старый шрам на груди, не чувствовался любимый запах его дыхания. Мы стали сущностями, бОльшими, чем тела и бОльшими чем влюбленные люди. Точка нашей связи затягивалась под животами в горячий узел все сильнее и туже. Ещё мгновение, и лопнет.

Мы прижимались друг к другу как можно плотнее, живот к животу, грудь к груди, щека к щеке. Он брал меня рукой за шею, а я льнула к нему, крепко обнимая его спину руками, сдавливала бедра ногами. И когда он бился во мне, как пойманный в капкан зверь, то впитывала его всего до капли. Так глубоко, как требовал инстинкт любой женщины, тем более - женщины-ититтки.

Раз за разом.

Пресытившись, мы еще долго плыли под водой, разрешая реке нести нас, затихших, усталых, слегка испуганных неизвестным волшебством, случившимся с нами, этим танцем, совсем не похожим на ту любовь, которой мы привыкли заниматься все эти четыре счастливых года, пока были вместе.

Вскоре течение прибило нас к берегу, мы выбрались и упали рядом на солнечную поляну.

- Вот, значит, как все устроено… - в голосе моего возлюбленного звенел восторг.

Он был прекрасен. Высок, строен и смугл. За его ушами белели новые жабры, а глаза темнели чернее угля. Я видела перед собой иттиита.

- Что ты знаешь? - осторожно спросила я.

- Теперь все.

- Тебе нравится?

- Мне нравишься ты. Ты новая нравишься мне по новому. Мне нравится река и нравится вот это. - Он провел рукой по моей ноге снизу вверх. Крошечные, прозрачные чешуйки, которыми была теперь покрыта кожа на бедрах сверкнули на солнце..

- А это? - я тронула рукой его жабры.

- Нет. Это! - он взял меня за подбородок и поцеловал, немного прикусив зубами нижнюю губу. - Чувствуешь? Они стали острее.

- Ох, милый...

Беспечное единение с миром охватило меня. И больше всего мне было радостно от того, что Эмиль принял мою природу. Ничего нет прекраснее возможности разделить радость с любимым. Одному совершенно неинтересно быть счастливым.

- Твои кудри тоже потемнели, Эм. Вот так да!

- Серьезно? - Он поднялся, гибкий длинный, и присел над водой, оценивая свое отражение. - И действительно!

- Странно, - я тоже разглядывала себя. - Чешуя появилась только фрагментами. Смотри, милый. Бедра и плечи. А у тебя спина.

- У меня ещё вот тут. Гляди, в паху, прямо вместо волос.

- Это специально. Мне кажется, так задумано, чтобы самке было приятно.

- Ого. Значит, ты теперь самка? - вместо улыбки Эмиль хищно оскалился.

- Я всегда было самка.

- Мне казалось, ты художница. Мечтательница и веселая девочка.

- Все так. Но это совсем не означает, что я не самка.

- Моя самка!

Он потянул меня за руку и повел в воду.

Мы снова нырнули в мир подводных теней, чтобы ещё раз попробовать хорошо ли быть самкой и самцом. Было хорошо. Ощущения, которые отдавал моему дару Эмиль стали ещё смелее и ярче. Словно он освободился от лишних забот, всегда мешающих человеку быть счастливым. Эмилю нравилось быть иттиитом и нравилась моя чешуя на спине, ему нравились мои груди и то, что можно заниматься любовью в толще воды. Мы плавали, резвились и баловались как дети до самой ночи, и ночью не почувствовали усталости. Внезапно мы поняли, что плыть гораздо прекраснее, чем брести пешком.

Мы переночевали в воде, неподалеку от берега. Спать в реке было тепло и удобно. Когда мы проснулись, то вышли на берег, собрали свои вещи, обвязали об пояса арбалеты и снова вошли в воду, чтобы продолжить путешествие внутри реки: нестись вместе с течением, пугать мальков и речных нимф и целоваться, не сбавляя скорости.

Воистину прекрасной удачей стало и то, что наши новые тела совсем не привлекали комаров. Теперь мы сами вполне могли полакомиться ими, если бы захотели.

А хотели мы все. Власть над стихией возбуждала нас не меньше, чем любовные игры. Двое жили синхронно, двигались слаженно и говорили молча.

Теперь не только у меня в голове существовала подробная карта мира, теперь мы обладали ей вместе.

Если бы можно было посмотреть на нас сверху, с той самой высоты, на которую нас поднял Унтар, то вид был бы прекрасный. Жёлтое июньское небо, вышитые цветами луга, ржавая лента реки вьется среди зеленокудрых лесов. По ней плывут две большие гибкие тени, как в парном танце ловя и вторя движениям друг. От них по темной глади воды бегут тонкие белые усы волн.

Так мы представляли себе эту картину. Можно было бы, конечно, спросить облака, но мы почему-то не догадались.

Спустя несколько дней мы догнали плавучие дома ойёллей, и радостно последовали за ними, будучи крайне любопытными и счастливыми в своей неуязвимой роли.

....

(старые черновики на четвертую книгу... впрочем, перерождение Эмиля однозначно будет переписано, это будет не так романтично, а сложно и даже весьма болезненно, зато потом... )