Церемониальная торжественная клятва, даваемая... (сторителлинг)

Во время учебы в университете (речь о советском времени) пришел к нам в группу на четвертом курсе новый студент. Звали его Василий, фамилию тоже отлично помню, но ни к чему она тут. С нами стал он учиться, так как уходил в "академ" — академический отпуск. В "академ" обычно отправлялись студенты, имевшие какие-то эпичные проблемы с успеваемостью, "хвосты" за пару-тройку семестров. Для таких студаков это было просто спасением от отчисления из вуза.

Но Вася был не такой: учился ровно, на четвёрки, на семинарах нормально выступал и т.п.

— А ты в академ-то почему уходил? По жизни что-то случилось?

— Нет, по учёбе.

— Но ты же, вроде, нормально всё сдаёшь.

— Из-за "войны".

"Войной" называли военную подготовку. Мы шесть семестров с хвостиком занимались один день в неделю на военной кафедре, где нас готовили по специальности "командир мотострелкового взвода" - он в случае войны часто гибнет первым. У девушек была в это время какая-то медицинская подготовка. Они, кстати, ей с удовольствием занимались — там навыкам медсестры учили, и не только уколы делать, но и изучали они какие-то основы фармацевтики и прочие полезные для жизни вещи.

После окончания университета мужиков отправляли на два с половиной месяца в военные лагеря. Лагеря — в буквальном смысле, палатки в лесу. Хотя на бетонном основании и с деревянным полом. Расположены лагеря были, кстати, рядом с самым большим военным полигоном Европы — во всяком случае, тогда он таковым официально считался. В лагерях уже после первых пяти дней пребывания официально принималась военная присяга (помню, что когда я её принимал на плацу в воинской части, полил сильный дождь, но торжественный ритуал не прервали). Потом в лагерях шло практическое обучение по военной специальности, сдавались три экзамена (теория, бронетранспортер и стрельба) и присваивалось звание лейтенанта запаса. 

Командирами взводов у нас были там курсанты предпоследнего курса одного из общевойсковых военных училищ. Они изо всех сил стремились показать нам, и, особенно, начальству, что в своём военном училище провели время не зря. Вообще, и в лагерях, и на военной кафедре учили нас, надо отдать должное, достаточно добросовестно, и "матчасть" на нас не жалели. Мы много стреляли из калашникова, причем регулярно стреляли ещё и во время обучения в университете, в тире, устроенном в подвале (но только одиночными, а уж в лагерях — очередями). Немного, но стреляли в лагерях и из пулемета ПК, а также из макарова. По одному разу — из стечкина и из какого-то (забыл уже) карабина. Из РПГ-7, однако, стреляли раза по четыре-пять (помню, закладывало у меня после этого уши). Ручные гранаты бросали много раз — без оболочки, что даёт осколки, но настоящие, взрывающиеся. 

Аж два раза была т.н. "обкатка танками". В смысле, когда пехотинец — в окопе, на окоп идёт танк и по нему проезжает, а героический пехотинец после этого из окопа встаёт и в зад танку швыряет гранату. Впрочем, окоп был не всамделишный (в смысле, не твоими руками выкопанный) — с толстыми железобетонными стенками. И гранату на этот раз кидали не настоящую — просто болванку. Но даже когда в этом бетонированном окопе сидишь, отлично понимая, что это только учеба, а танк над тобой проезжает — неприятно, врать не буду.

Водили БТР 60-ПБ. ПБ — это значит "плавающий, башенный". Но не плавали мы на нём, только гоняли по полям. Кстати, пригодилось, когда пошёл на курсы вождения легкового автомобиля. Из КПВТ, что на бронетранспортере, стреляли раза по два. 

Впрочем, были в лагерях и дела, с военной подготовкой совершенно не связанные: регулярно стояли мы в караулах в воинской части, облегчая жизнь солдатам-срочникам. Для полноты впечатлений и на гауптвахту отправили у нас пару человек. Присудили её гораздо большему числу провинившихся, но там свободных мест не было, потому что настоящих солдат надо было сажать.

Но это я отвлёкся.

Почему Васю отправили в академ, стало ясно после первых занятий на военной кафедре. Переступая её порог, Василий почему-то превращался в идиота. Ничего не запоминал, ничего не отвечал. Но это была игра: на самом деле он всё усваивал. 

Преподаватели военной кафедры (все до одного украинцы) работать там были счастливы: звания-то идут обычным порядком, а со студентами всё равно приятней, чем с настоящим личным составом в части. Поэтому они старались и были строгими. Когда шел курс военной топографии, нас вывозили в закрытом фургоне с завешенными окнами за город. У каждого была карта. Майор, вот честное слово, не позволял никому подглядывать, куда едем. За городом нас высаживали, давали осмотреться вокруг, строили в шеренгу с большим расстоянием между нами. Майор подходил к каждому: покажи карандашиком на карте, где мы сейчас находимся. А определил по каким ориентирам? — объясни-ка. Ну, и сразу оценку в журнал, многим двойки.

Однажды я стоял так рядом с Васей. По моему растерянному виду он понял, что я привязаться к карте не могу. Быстро шагнул ко мне, поставил на моей карте крестик. 

— А про ориентир скажешь, что, вон, водокачка торчит, и бугор там ещё.

Майор мне поставил пять. А Васе — два, явно он ему специально указал неправильное место.

Бывало, что Вася над майорами-подполковниками шутил. Однажды задали ему вопрос: какие танки используются в Советской Армии. Василий начал перечислять:

— Т -150К, К -700...

Офицер махнул на Васю рукой, поставил обычную двойку. А на перемене подбегает к нам, возмущенный:

— Издеваетися, значит, над преподавателем, товарищ курсант? ...утОнченно издеваетися!

Он когда коллегам пересказал ответ Васи, те ему объяснили, что это марки тракторов.

Вобщем, с "войной" у Василия вышло всё точно так же, как и до "академа". Без сданной "войны" его, вообще-то, нельзя было допускать к защите диплома, но это было позднебрежневское время, нестрого всё уже было — разрешили. Но к лагерям Василия военная кафедра не допустила, и диплом ему не дали. Получил он корочки с огромным трудом, года через два.

А года через четыре встретились мы с Василием на улице, разговорились обо всём. Он спросил, делаю ли я какие-то научные попытки, вроде, в науку собирался. Я ответил, что да, начал писать работу о православии, ищу научного руководителя. Василий внезапно сообщил, что он верующий (во время учёбы не говорил он об этом), но только не православный, а протестант.

— А какой протестант, если не секрет?

— А ты каких в нашем городе знаешь?

— Ну, их довольно много. АСД, ЕХБ, пятидесятники, Свидетели Иеговы...

— Никакие не протестанты Свидетели Иеговы, да, может, и вообще не христиане. А я из тех, которых ты вторыми назвал.

И понял я вдруг, отчего Вася закрутил всю ту историю с военной кафедрой.

— Совет церквей? — спрашиваю.

Он подтвердил.

— Но тебя же просто в армию могли взять, когда диплом тебе не выдали...

— Не могли, — ответил Василий.

Вынул из бумажника и показал фото: трое его детей. 

То есть он, будучи из т.н. "баптистов-инициативников" (Совет Церквей евангельских христиан-баптистов) не мог идти служить в армию, точнее, принимать присягу. «Инициативники» в этом плане были упорные, в нашей области три судебных процесса было над отказниками. Давали им всегда по два года: чтобы ровно столько, сколько служить в армии. Законопослушное течение у баптистов (Всесоюзный совет евангельских христиан-баптистов) вообще-то, тоже считало, что присягу давать надо только один раз, Иисусу. Но компромиссы во ВСЕХБ допускали. Притом лоялисты использовали, говоря современным языком, тайминговый приём: у них молодые ребята просто не торопились принимать крещение. Если ты некрещеный, то, вроде как, на тебя запрет и не распространяется пока. А ещё молодые баптисты спешили поскорее жениться и завести ребёнка. Точно знаю, что в иных военкоматах им это просто по-дружески советовали: "Даже если ещё не родила, а только с пузом ходит, тебя законно не призовут".

Женился рано, завел детей и Василий. Но тут бац — выяснилось, что хоть в армии после универа служить не надо, но присягу принимать надо. Вот он и включил дурака, чтобы в военные лагеря не попасть. 

Вася, скорее всего, "акцентированным" баптистом не был. Но, думаю, отступником в общине становиться не хотел. Там ведь "принцип прямого членства", классиками религиоведения описанный — со всеми вытекающими. Ну, а также родители, конечно, и другая родня.

Вообще-то мне в этой истории понятно не всё. Почему он, например, не перевелся просто на заочное отделение, где никакой военной кафедры нет? Переход "дневников" на заочное очень не поощрялся, но уж для отца семейства сделали бы. Хотел он получить вот именно дневное, то есть, настоящее высшее образование? Мог бы в пединститут перейти на дневное — там историко- филологический факультет тоже был, а военной кафедры не было. Хотел именно университетский диплом? (тогда слово "университет" не как сейчас использовалось, не все вузы имели право на этот титул). Почему липовую справку не достал о том, что он весь больной и в военные лагеря ему нельзя? По этическим причинам? 

Впрочем, мало ли, почему...

Вот такие были годы,

Када не было свободы (с)