О свете истинной веры и пользе алкоголизма

Здесь, я заметила, принято чрезвычайно строго оценивать моральный облик как исторических личностей, так и героев произведений. Прямо непрерывное партсобрание, а не литературный сайт. Как будто давно умершим или вовсе выдуманным людям не безразлично, как их песочит разгневанная общественность. 

А я свою героиню полюбила именно за доведенную до крайности неоднозначность. Она подлая тварь, палач и убийца, мятежница и разжигательница войны; но всей душой верит, что все это ради лучшего будущего для всех, что порочный круг еще можно разомкнуть и там, за горами горя - солнечный край непочатый. Собственно тоска по этой вере и вдохновила меня писать об этой женщине и ее эпохе.

Стыдно сказать, но с по-настоящему сложной моральной дилеммой я столкнулась только к третьему тому. До этого там были коллизии, когда люди с разными убеждениями сталкиваются и либо находят точки соприкосновения, либо пытаются друг друга уничтожить. Или когда герой ради высокой цели применяет низкие средства, расстраивается, но продолжает идти вперед, потому что ну а куда еще-то. По наивности я думала, что это и есть психологизм и сложность. Фигвам.

По-настоящему сложно оказалось описать такую чудовищно банальную вещь, как супружеская измена. Тут я вдруг резко поняла, насколько я не Лев Толстой. В синопсисе было что-то вроде "конфликт чувства и долга, побеждает сперва чувство, но потом все-таки долг, пусть и переосмысленный". Ачотакова. По сути-то ясно-понятно: чем сильнее отрицаешь в себе животное, тем яростнее оно прорвется наружу, когда все предельно обострится.

Но вот как-то же надо это себе объяснить. Ты любишь мужа, ты знаешь, что верность - это правильно; и все же... Что ты себе говоришь? Как ты выстраиваешь свою картину мира? 

Переписывала я это раз восемь. Помог мне алкоголизм. Не так чтоб мой личный, скорее сама концепция. Никто же не думает "сейчас я уйду в запой, чтобы продолбать работу, семью, самоуважение и все нормальное, что у меня есть в жизни". Думают "всего одна рюмка ничего не изменит". Вот как-то так. 

А следующую книгу я хочу писать совсем о других людях. О наших современниках. Они знают, что будущего у человечества нет, и ни во что не верят. В них нет света, но они ощущают пустоту там, где он должен быть. Единственная доступная им доблесть - стать сильным и сожрать побольше слабых. Нет, это не постап, это самая обычная наша капиталистическая действительность. 

Есть ли надежда, что и этих недотыкомок осенит отсвет вечного света? Пока не знаю даже я.