Три чжа и три ножа
Автор: Алексей ШтрыковИз серии моих читательских комментариев.
Читаю «Трое храбрых, пятеро справедливых», книгу по-своему знаковую.
В китайской литературной традиции было два жанра произведений про установление справедливости.
Первый — это гунъань, судебный детектив. Вот если кто читал книги про судью Ди у ван Гулика, то там как раз гунъань. Главный герой — это бюрократ, обычно правитель уезда, но может быть рангом и повыше, конечно. На вверенной ему территории этот бюрократ имеет всю полноту власти, в том числе судебной. Он и главный следователь, и прокурор, и судья.
Нужно сказать, что старое китайское судопроизводство отличалось от нашего. Даже по откровенным уголовным делам подаётся иск: человек против человека. Нет истца — нет и дела. Судья, конечно, сам может обвинить кого-то, но если обвинение не подтвердится, он же и поплатится за неправомерный иск. Причём наказание понесёт такое, какое понёс бы обвиняемый, если бы вина была доказана.
У ван Гулика была такая история. Судья Ди хочет доказать насильственный характер смерти одного человека, чей труп давно уже покоится в земле. Свидетельство о смерти, составленное прошлым градоправителем, кажется липой, но документ есть документ, а у судьи — только подозрения. Он приказывает эксгумировать труп. Вдова покойного (а Ди пытается доказать её вину в смерти мужа) начинает кричать: «Святотатство! Святотатство!» Раскапывать могилу и распечатывать гроб действительно считается преступлением, и если Ди не найдёт доказательств насильственной смерти, то сам будет лишён должности и казнён...
И вот правителю поступает на рассмотрение какое-то вопиющее дело, обычно прямо вот ужасное дело, с убийством или изнасилованием. Дело запутанное, но главный герой (иногда не без помощи потусторонних сил) всё разгадывает. Заканчивается гунъань тем, что преступнику выносят приговор и на страницах же книги приводят в исполнение. Читателю сообщат, какой казни был предан злодей на этом свете, а если преступление было особо ужасно, — то и какой казни его предали в преисподней.
Второй тип произведений об установлении справедливости — это уся, произведение о странствующих рыцарях-богатырях. Типичный представитель жанра — «Речные заводи». Посыл такой: в Поднебесной нет порядка, честные чиновники в загоне, бал правят мерзавцы (видите, совсем не то, что в гунъане), зато ходят по стране удальцы-робингуды, которые своими методами (от них порой волосы дыбом становятся) наносят народу добро и причиняют справедливость.
Книга «Трое храбрых, пятеро справедливых» любопытна тем, что совмещает два этих жанра. Главный герой произведения — Бао Чжэн, вполне себе чиновник-мандарин. Это не Сун Цзян из «Речных заводей», который поначалу служит в ямыне, но из-за превратностей судьбы становится главарём шайки удальцов. Нет, Бао Чжэн всегда действует в правовом поле. Но на службу к нему устраиваются несколько бывших разбойников, которые, насколько я понимаю, проявят себя во второй половине произведения.
Примечательна эта книга ещё и потому, что автор её — не рафинированный литератор, а городской сказитель, из тех, которые оставляли клиффхэнгеры в конце каждой главы, чтобы зрители пришли на новую серию. У книги, правда, потом была и литературная обработка. Кое-что было причёсано, но не до конца, поэтому, я читал, есть расхождения между эпизодами. Литератор-обработчик посчитал, что «трое храбрых» — это не совсем правильно, потому что храбрецов в книге больше, и в более поздних изданиях книга называется «Семеро храбрых, пятеро справедливых». Именно под таким названием она известна, например, на английском.
Бао Чжэн — лицо историческое. Он настолько прославился своими качествами, что был потом обожествлён и отождествлён с князем Яньло (Янь-ваном, Ямой), одним из судей загробного мира. Народная память наградила его смуглой кожей (вплоть прямо до чёрного лица), а во лбу — луна горит. Полумесяц.
В книге о храбрых и справедливых он в начале карьеры вскрывает преступную историю, связанную с родственниками высокопоставленных чиновников, и сообщает об этом императору. Император говорит: «Ты судья — суди!» Бао говорит, что ему не по рангу судить такую аристократию и никто не станет его слушать.
— В таком случае жалуем вам три чжа, — промолвил император.
В конце книги есть примечания, но вот про эти чжа ничего не говорится. Что же пожаловал Сын Неба молодому Бао Чжэну?
В книге Бао Чжэна с малых лет величают Бао-гуном, хотя этот титул он получил уже после смерти. «Гун» — это по-нашему тоже «князь». Вообще вся китайская знать у нас передаётся либо транскрипцией, либо словом «князь». В английском на этот счёт несколько иначе, там передают западноевропейскими феодальными титулами. Вместо «ван», «гун», «хоу» — «король», «. «герцог» и «маркиз». Это не совсем точно передаёт суть, но хоть ориентироваться можно.
Может, Бао-гуна наградили тремя повышениями? Тремя наделами земли? Тремя символами власти? Читаю дальше. Бао благодарит императора и приходит к своим подчинённым.
— Государь пожаловал мне три чжа. Подумайте, что еще нам надобно, и доложите, — обратился Бао-гун к Гунсунь Цэ и удалился во внутренние покои.
Гунсунь Цэ не мог взять в толк, чего добивается от него Бао-гун. Потом вдруг его осенило: «И как это я сразу не догадался?! Он задумал избавиться от меня, вот и поручил невыполнимое дело. Вот что я сделаю... Пусть знает, что я не из робких!»
Гунсунь Цэ — отчаянный дядька! Ничего не понял, но всё равно решил кое-что сделать! Ну-ка?
Гунсунь Цэ обмакнул кисть в тушь, нарисовал три ножа, составил их описание и способ изготовления. Каждому ножу дал название: «голова дракона», «голова тигра» и «собачья голова».
С рисунками Гунсунь Цэ отправился к Бао-гуну. Но как велико было его удивление, когда Бао-гун не только не рассердился, но просиял от удовольствия:
— У вас поистине небесный талант, учитель!
Затем он велел вызвать мастеров и приказал изготовить образцы ножей, намереваясь показать их на следующий день императору.
Вот это да! Так не три чжа, а три ножа? У меня уже закралась мысль, что переводчик просто написал непонятно от руки слово «ножа», так что при наборе на машинке дважды написали «чжа». Текст-то про китайцев, там чудные слова на каждом шагу! Ну чжа и чжа, чего там. В полной уверенности, что я только что поймал корректора на ошибке (а советские редакторы и корректоры, будьте уверены, тоже ошибались), читаю далее.
Гунсунь Цэ в недоумении пожимал плечами. «Неужели он не догадался, что это шутка?»
Гунсунь Цэ вернулся к себе и сделал чертежи станков, в которых ножи должны крепиться. Мастера со всем усердием принялись за дело. К утру все было готово.
Бао-гун приказал поставить ножи со станками в большой желтый короб и отнести во дворец.
Вообще гильотинки Бао Чжэна — это такой его атрибут. Я и в сериале о нём такую видел. Символ неотвратимости наказания. Такие же гильотинки стоят в храмах, посвящённых Бао-гуну. «Гильотина» — это сильно сказано, конечно. Там именно что ножище и плаха вместе.
Но суть в том, что Гунсунь Цэ воспринимает свою идею с ножами как шутку, а Бао Чжэн видит в них удачную находку! То есть «чжа» — это всё-таки не «ножа»? Бао приходит с гильотинками к Сыну Неба, говорит, что ему были пожалованы три императорских ножа, и сообщает, что этими ножами будет казнить преступников.
Император догадался, что для устрашения провинциальных чиновников Бао-гун решил заменить дощечки ножами, и выразил полное свое одобрение.
Что же за дощечки пожаловал император Бао-гуну? И почему тот принёс не дощечки, а ножи?
Есть такое слово — «чжа» (札), обозначает оно дощечку для письма. А «юйчжа» (御札) — это императорский указ, предписание. То есть Сын Неба говорит: «Тебя будут слушаться, я выдам тебе три предписания». Император не уточняет, три каких предписания. То есть: «Скажи, кому нужно указать, чтобы он с тобой сотрудничал, и я повелю». Но Бао понимает, что и таких указов будет мало. Люди будут бояться аристократов. Гунсунь предлагает заменить «чжа» на другое слово, которое звучит так же, но пишется иначе (铡). Оно означает нож, резак, гильотину.
В русском переводе я читаю, что нож с головой дракона — для знати; с головой тигра — для незнатных богачей; а с головой собаки — для простолюдинов. На «Байкэ» нахожу другой комментарий: с головой дракона — для родичей императора и аристократии; с головой тигра — для чиновников и министров; с головой собаки — для местных притеснителей, бандитов и прочих. Ну, верно. Чего простолюдинов-то бояться? Только если они какие-то местные шишки, которые держат под собою целый город.
Более того, если я правильно помню, подарок императора равен присутствию императора, а подарок императора, призванный казнить, равен заранее выданному императорскому разрешению осуществить казнь. Перед гильотинкой полагается кланяться, как перед Сыном Неба, а приговор уже и утверждён Сыном Неба. В историях о Бао Чжэне есть эпизод, когда как раз приходится воспользоваться ножом с головой дракона. Император срочно отправляет в кайфынский ямынь посыльного с помилованием для осуждённого, и Бао Чжэн понимает, что, если ему зачитают помилование, он обязан будет подчиниться. Преступник уже ликует: вот-вот его освободят, преступление останется без наказания, а с Бао Чжэном он поквитается! Но Бао повелевает захлопнуть ворота ямыня перед гонцом и спешно приводит приговор в исполнение.
Что, кстати говоря, смущает человека, знакомого с китайской практикой исполнения приговоров. Казни преступников традиционно проводились не то что не в ямыне (это вообще какая-то жесть!), а за воротами города. Место то считалось скверным и вообще.