Дипломатия в моих произведениях
Автор: Анна МакинаХочу присоединиться к флешмобу, запущенному Еленой Трушниковой. Она предложила рассказать
о том, как Ваши герои договариваться умеют, как в диалоге могут навязать свою точку зрения и буквально заставить выполнить поручение? За какие ниточки способны потянуть для достижения цели? Что обещают взамен? Какие Ваши герои - дипломаты?
В романе «Стрелы степных владык» во время войны империи Хань с северными кочевниками хунну часть китайской армии во главе с первым императором династии Хань Лю Баном (он же Гао-цзу) попадает в окружение войска хуннов. Хуннов возглавляет их правитель — шаньюй Модэ. Среди хуннов принято именовать жителей империи Хань южанами. Эта война действительно случилась во II веке до нашей эры.
Китайцев фактически заперли в горной долине, холодной зимой. Припасы у окруженных быстро кончились, на помощь им никто не пришел, и император решил поступиться своей гордостью и начать переговоры о мире. Если верить китайским хронистам, шаньюя убедила заключить мир его любимая жена, яньчжи, которую он взял с собой в поход. У меня эта незаурядная женщина стала лисой-оборотнем Шенне. Такое фантдопущение. Среди хуннов она живет под именем Алтынай. Она попросила Модэ выслушать другого лиса по имени Лю Цзин, ее приемного отца, который состоял в свите императора.
Солнце близилось к полудню, когда из скопления окружённых южан вышел человек средних лет. Руки он держал на виду, оружия не имел и, направляясь к степнякам, всем видом давал понять, что намерения у него мирные. Воинов хунну с утра предупредили о том, что враги могут прислать кого-то для переговоров, и посланца быстро провели к юрте шаньюя.
Гийюй сам заметил переговорщика, и оказался у Модэ раньше, чем тот за ним послал. Шаньюй приказал ввести в юрту южанина, которого успели обыскать, удостоверившись, что спрятанного оружия у него при себе нет. Два телохранителя встали было у двери, но их отослали наружу. Гийюю предстояло переводить, и он занял место по левую руку Модэ.
Шаньюй с Гийюйем узнали южанина: осенью тот приезжал к хунну как один из послов. Гость низко поклонился, велеречиво приветствовал великого шаньюя, назвал себя — имя ему было Лю Цзин, и он состоял в свите императора, который и прислал его сюда.
Южанин обладал располагающей к себе внешностью: правильными, тонкими чертами лица, гордой осанкой и держался с достоинством. Добродушный взгляд его тёмно-карих глаз был внимательным, и казалось, что он подмечает всё. Голос у него тоже оказался приятным. Отделка из соболиного меха украшала его синее с чёрным одеяние, а на поясе поблёскивали серебряные бляшки.
Хунну догадывались, о чём поведёт речь посланец. Так оно и оказалось — император предлагал шаньюю заключить мир: если степняки выпустят китайцев из окружения и позволят уйти невредимыми, то император обязуется никогда не посягать на Ордос и другие земли хунну. Ещё он обещал преподносить шаньюю богатые дары и в этот и в последующие годы. Когда Гийюй перевёл это, они с Модэ переглянулись, и шаньюй недоверчиво уточнил:
— То есть император станет платить мне дань?
— О нет, великий шаньюй, это будут подарки от равного равному.
Лю Цзин улыбнулся, и Модэ показалось, что белые зубы во рту южанина заострены как у хищного зверя. Мягким, шёлковым голосом посланец продолжал:
— Это будут чрезвычайно ценные дары, ведь божественный император, Сын Неба, назовёт великого шаньюя своим братом. Наша могущественная империя Хань станет союзником державы хунну и сохранит мир на ваших южных рубежах, пока вы ведёте войну с разбойными юэчжами. Если не ошибаюсь, эта война длится уже много лет. Не сомневаюсь, что доблестные хунну одержат сокрушительную победу над юэчжами, если не станут беспокоиться за свои южные границы.
Такая перспектива захватывала. Война с юэчжами и впрямь шла несколько лет, и если бы не вечная угроза с юга, то хунну покончили бы со своими западными соседями. Представив себе, как можно будет прижать ненавистных старинных врагов, без необходимости распылять силы ещё и на империю, Модэ невольно улыбнулся.
Без сомнения, Лю Цзин заметил эту улыбку и вкрадчиво сказал:
— Как представляется мне, ничтожному, богатые земли юэчжей лучше пригодны для разведения многочисленных стад скота, которыми славится держава хунну. Ну а наши равнины годятся только для земледелия — для ваших вольных табунов или овечьих отар здесь нет пастбищ. Наши державы вполне могут жить в мире, о великий шаньюй. Хвала богам, император Гао-цзу мудр, верен своему слову. Только он способен перешагнуть через предрассудки и устроить дело так, чтобы в выигрыше остались оба государства, и ваше, и наше.
— Волкам и орлам нет нужды ссориться. Мы можем обсудить ваше предложение, — ответил Модэ и пригласил посланца разделить трапезу.
Служанки яньчжи принесли гостю тёплой воды для умывания и полотенца. Хозяева тоже вымыли руки. Когда в юрте быстро накрыли низкий стол, южанина усадили напротив шаньюя — гость ел неторопливо, изящно орудовал палочками, словно и не голодал до этого. И опять Модэ поразили белизной зубы Лю Цзина.
Выпив подогретого рисового вина, улыбающийся южанин стал ещё словоохотливее и, отвечая на вопросы, поведал, как минувшей осенью Хань Синь прислал императору известие о моровом поветрии у хунну, и как Гао-цзу приказал послам проверить эти сведения. Лю Цзин рассказывал:
— Мои спутники видели, какие тяжкие потери понёс ваш народ, и сообщили императору, что на вас, ослабевших, можно напасть. Лишь я полагал, что с хунну воевать не следует. Наш божественный император разгневался на меня, обругал и воскликнул: «Низкий раб, благодаря своему языку ты стал чиновником, а сейчас безрассудными словами вставляешь палки в колёса нашей армии!». Он приказал заковать меня в кандалы и заключить в тюрьму.
При этих словах глаза Лю Цзина стали холодными, добродушия в них как не бывало. Опомнившись, он вновь улыбнулся и пояснил:
— Я умолил его не отправлять меня в заточение. Сын Неба внял моим доводам и взял меня с собой на войну, сказав, что я должен увидеть его торжество своими глазами.
Улыбка Лю Цзина исчезла, когда он продолжал:
— Теперь же мы попали в столь бедственное положение, что жизни наши вот-вот потухнут, как искры на ветру. Великий шаньюй, несомненно, догадывается о том, что холод и голод ослабили ханьских воинов, хотя их боевой дух по-прежнему высок. Советники и офицеры предлагали императору пойти на прорыв и погибнуть в бою, а не от мороза, но Сын Неба рассудил мудро и прислал меня к великому шаньюю.
— Видимо, благодаря твоему языку и красноречию, — с усмешкой заметил Модэ.
Когда Гийюй перевёл эту фразу, польщённый южанин опустил глаза и довольно улыбнулся.
После окончания трапезы Модэ объявил, что он должен посоветоваться с родовыми князьями. Лю Цзин испросил разрешения преподнести императорские дары шаньюю и его благословенной супруге.
— Откуда вам стало известно о том, что моя жена здесь? — спросил Модэ.
— Мы видели великого шаньюя и рядом с ним знатную женщину на коне, как луну рядом с солнцем. Поэтому мы решили, что прекрасная яньчжи сопровождает славного шаньюя в этом походе.
— И что за дары шлёт император?
— Очень скромные, великий шаньюй, то, что можно было собрать в нашем тягостном положении.
Из-за пазухи Лю Цзин вынул кошель и высыпал на кошму его содержимое: бронзовые круглые монеты с квадратными отверстиями в центре, золотые и серебряные перстни с цветными камнями, несколько раковин каури, нефритовые подвески. Шаньюй представил, как император и его офицеры собирают эти вещицы в надежде тронуть женское сердце.
— Отдай всё яньчжи, — распорядился Модэ. — Тебя проводят к ней. Гийюй, сходи, узнай, может ли Алтынай принять посланца сейчас.
Гийюй ушёл, а Модэ решил проверить подозрение, зародившееся в нём при виде хитрых глаз южанина, и спросил его:
— Мы, ведь, кажется, можем считать себя родственниками?
Лю Цзин моргнул, но быстро справился с удивлением и осторожно ответил на языке хунну, хотя и со странным выговором:
— Огромная честь для меня, ничтожного, именоваться родственником прославленного шаньюя.
— Моя жена Шенне почитает тебя как приёмного отца. Значит, ты мой тесть. Так вот, скажи мне, как родич родичу, можно ли верить императору? Не обманет ли он, выполнит своё обещание?
Южанин прямо посмотрел в глаза Модэ и серьезно, уже не витиевато ответил:
— Шаньюй, я думаю, что Гао-цзу сдержит свое слово. Ему не хочется умирать здесь. Много лет он жил одной мечтой — утвердиться на престоле, основать династию. Если он погибнет сейчас, то враги уничтожат его детей, так же как он сам с союзниками покончили с потомками династии Цинь: перебили всех вплоть до младенцев. Нынче император злится на тех, кто не пришёл к нему на помощь, и жаждет казнить предателей. Внутренних врагов он боится больше, чем внешних: ведь вы не сможете ворваться в его дворец. Вы, хунну, показали свою силу, хотя император надеялся на лёгкую победу. Поэтому он оставит вас в покое и станет выплачивать дань, лишь бы не сталкиваться с хунну вновь.
Шаньюй усмехнулся:
— Всё-таки дань.
Одарив его лукавой улыбкой, Лю Цзин заметил:
— Дань будет называться подарками, которые Сын Неба ежегодно станет преподносить своему брату. Прежде правители этой страны не признавали равными себе, братьями, кочевых вождей. Великий шаньюй, ты первый, кто сумел добиться такого положения в глазах императора. Твоё имя прославится, ведь его занесут в хроники династии. Много веков спустя люди станут читать о том, как ты заставил огромную державу считаться с собой.
— Книги недолговечны, — ответил Модэ. — Наши песни живут дольше.
— О великий шаньюй, свитки переписываются и тщательно хранятся. Из книг или из песен, но потомки узнают о том, как ты одержал блистательную победу здесь, при Байдыне.
Слова Лю Цзина ласкали самолюбие, но Модэ не позволил себе упиваться их сладостью, а спросил:
— Шенне моя яньчжи и ни в чём не нуждается. Я исполняю все её желания. А ты тоже занимаешь высокое положение при дворе своего императора? Иначе зачем бы тебе, колдуну, угождать своему повелителю.
— Шаньюй очень добр. Но я всего лишь чиновник средней руки. Моё состояние недостаточно велико для того, чтобы мне завидовали, зато позволяет жить безбедно. Я нахожусь при дворе, потому что меня забавляет наблюдение за людьми, облечёнными властью. У меня есть сила и некоторое влияние, так что я прослежу за тем, чтобы император выполнил свои обещания. Тому порукой моё слово, великий шаньюй. Муж моей возлюбленной приёмной дочери столь же бесконечно дорог моему сердцу, как и она сама.
Тут вернулся Гийюй — Алтынай ждала посланца. Лю Цзин откланялся и ушёл в сопровождении Гийюя, а шаньюй приказал позвать присутствовавших в лагере князей. Все они собрались очень быстро.
***
Модэ рассказал главам родов о предложении императора. Разгорелось бурное обсуждение: мало кто склонялся к тому, чтобы заключить мир, большинство ратовали за то, чтобы перебить окружённых китайцев вместе с их правителем.
— Сейчас южане подобны загнанным зверям. Давайте же довершим дело и прикончим их. Эта победа прославит тебя, шаньюй, и всех хунну на века, — пылко высказался Эрнак, глава рода Хуньше.
Его горячо поддержали. «Глупцы!», — подумал Модэ, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица.
— Если мы перебьем окружённых, в следующий раз южане поостерегутся лезть к нам, — доказывал другой князь. — Это послужит им хорошим уроком.
К удивлению Модэ, молодой Арвай, глава рода Лань, выступил осторожно:
— Империя Хань огромна, людей здесь много. Если мы убьём их императора, то это станет таким оскорблением для чести южан, что они сочтут священным долгом отомстить за смерть своего повелителя. Они соберут новую армию ещё больше, или даже несколько. Мы можем истощиться, отражая их нападения.
— Какая может быть честь у южан, — проворчал один из князей.
Западный чжуки тихо заметил, ни к кому не обращаясь:
— Их слишком много.
Когда спор затух, главы родов стали выжидающе посматривать на шаньюя. Тот не стал их томить и громко произнёс:
— Князья, вы сами видели, как много жителей в империи Хань, и как велико противостоявшее нам войско. Победа над Хань Синем далась нам легко. До сих пор мы только дразнили южан, увлекали за собой, и не сталкивались с ними в бою не на жизнь, а на смерть. Под Пинчэном сейчас больше двухсот тысяч врагов, а у нас воинов гораздо меньше. Чтобы перебить южан, понадобится много времени, но и наших погибнет немало. А ведь весной, как обычно, воспрянут юэчжи. Те, кто остался дома, не смогут отразить их нападение.
Выдержав паузу, Модэ позволил князьям представить, как на их беззащитные кочевья обрушиваются враги, и продолжил:
— Когда мы убьем Гао-цзу и его отряд, жители империи просто выберут себе другого повелителя. Новый император вновь захочет воевать с нами, а второй раз южане уже не попадутся в нашу ловушку. Сейчас Гао-цзу в безвыходном положении. Если мы смилостивимся над ним, то он, наученный печальным опытом, уже не сунется к нам, ведь волк, избежавший облавы, сторонится охотников. Пусть он живёт. Правитель южан поклянётся перед богами и Небом выполнить своё обещание, а если преступит клятву, то боги его накажут. Мы позволим ему уйти. Дань, которую он выплатит за своё спасение, будет поделена между нами.
С Модэ никто не посмел спорить. Арвай вздохнул с видимым облегчением, и даже Эрнак не выглядел недовольным: видно, его отрезвило напоминание о юэчжах.
***
Князья покинули юрту шаньюя, а он позвал к себе Лю Цзина с Гийюем и объявил посланцу, что мир может быть заключен, осталось только договориться о размере дани.
— Подарков, — с улыбкой напомнил Лю Цзин.
— Пусть будут подарки, — отмахнулся Модэ и отпустил посланца, чтобы он узнал у императора, сколько тот готов заплатить за свою жизнь.
Вот эту фразу: «Низкий раб, благодаря своему языку ты стал чиновником, а сейчас безрассудными словами вставляешь палки в колёса нашей армии!» когда-то реальный император сказал своему реальному советнику Лю Цзину, отговаривавшему его от войны с хуннами, а я бессовестно позаимствовала у китайского хрониста ради отсылки. Настоящий исторический Лю Цзин угодил таки в тюрьму, и потом император его оттуда выпустил и отправил заключать мирный договор с хуннами.
А это изображение Модэ мне просто очень нравится. Его автор монгольский фотохудожник Gz Miimaa.
