Мирра Лохвицкая - «Царица русского стиха»

Серебряный век наступил после золотого Пушкинского и был необычайно богат поэтическими талантами. Первая десятка великих, в основном, состоит из мужских имен. Но значительную часть нашей богатейшей поэзии составляет творчество поэтесс-женщин, незаслуженно забытых, исключая Анну Ахматову и Марину Цветаеву.
Имя поэтессы Мирры Лохвицкой знакомо лишь узкому кругу специалистов и любителей поэзии Серебряного века. Между тем, это была одна из самых светлых поэтесс, очень нежная и трогательная, и очень жаль, что о ней написано так мало, и она почти забыта.
При рождении девочке дали имя Мария.
Мария Александровна Лохвицкая родилась 2 декабря 1869 в Петербурге в семье известного в то время адвоката, Александра Владимировича Лохвицкого.
Мать происходила из обрусевшей французской или немецкой семьи. Она была начитанна, была отлично знакома с европейской и русской литературой, поэтому в семье Лохвицких всегда царил культ книги.
Семья была многодетной, и многие дети оставили след в литературе. Но две сестры - Мария и Надежда, Надежда (псевдоним - Тэффи) родилась следом за Марией. Взаимоотношения у них были непростые.
Яркая одаренность той и другой при очень небольшой разнице в возрасте привела скорее к взаимному отталкиванию, чем притяжению.
В 1882 Мария поступила в Московское Александровское училище, позже переименованное в институт.
Когда в 1874 году Лохвицкие переехали в Москву, Мария в 1882 г. поступила в Александровское училище, позднее ставшее институтом.
Закончив его в 1888 году, она получила свидетельство домашней учительницы и вернулась в Петербург.
Сочинять стихи она стала рано, с 15 лет, а с 1889 года регулярно публиковала их в журналах. Первым изданием был журнал «Север», потом «Живописное обозрение», «Художник», «Труд», «Русское обозрение» и др.

Звёзды

Посмотри на звезды; чистое сиянье
Льют они на землю из лазурной дали.
Что пред ними наши страсти и страданья,
Мелкие утраты, детские печали?

Все пройдет бесследно, минет скоротечно,
Только звезды людям не изменят вечно.
Если грусть на сердце, если жизнь постыла,
Если ум тревожат дум тяжелых муки, -
Ты вглядись поглубже в вечные светила,

И утихнет горе и тоска разлуки.
Все пройдет бесследно, минет скоротечно, -
Только звезд сиянье не погаснет вечно!
9 декабря 1890 года

Мария взяла себе псевдоним Мирра, что было созвучно с греческим словом «смирна», т.е. драгоценное благовоние, древний символ любви и смерти.
 «Мирра» как компонент входит в состав, употребляемый в богослужебной практике, и символизирует дары Святого Духа. 

Все эти темы были в поэзии Мирры Лохвицкой, писавшей удивительно лиричные стихи, за которые её прозвали «русской Сафо», древнегреческой основоположницы любовной лирики.
Стихи Мирры были полны музыки, эмоций, блестящих метафор, а описания любви проникнуты душевной чистотой, простодушием и глубокой религиозностью.

Ты лети, мой сон, лети,
Тронь шиповник по пути,
Отягчи кудрявый хмель,
Колыхни камыш и ель.
И, стряхнув цветенье трав
В чаши белые купав,
Брызни ласковой волной
На кувшинчик водяной.
Ты умчись в немую высь,
Рога месяца коснись,
Чуть дыша прохладой струй,
Звезды ясные задуй.
И, спустясь к отрадной мгле,
К успокоенной земле,
Тихим вздохом не шурши
В очарованной тиши.
Ты не прячься в зыбь полей,
Будь послушней, будь смелей
И, покинув гроздья ржи,
Очи властные смежи.
И в дурмане сладких грез,
Чище лилий, ярче роз,
Воскреси мой поцелуй,
Обольсти и околдуй!

 Двадцатилетняя девушка писала зрелые и страстные стихи, призывающие любить и наслаждаться жизнью.
ПОРТРЕТ
Она не блещет красотою,
Чаруя прелестью своей,
И воля с детской простотою
В ней воплотилась с юных дней.

Искусства чудо неземное
Она сумеет оценить,
И все прекрасное, святое
Способна искренно любить.

Ей чужды мелкие желанья,
Воззренья узкие людей,
Чужда их жизнь, их прозябанье
Без чувств глубоких и страстей.

Когда ж усталою душою
Она захочет отдохнуть,
И непонятною тоскою
Сожмется молодая грудь, –

Она не ищет состраданья,
Ни утешенья у друзей,
И молча, горе и терзанье
Хранит на дне души своей.

Улыбка счастья, слезы муки
Ей не изменят никогда,
Но в миг свиданья, в миг разлуки,
Прорвется чувство иногда.

Под маской холодно-спокойной
Горячая бунтует кровь…
Она подобна ночи знойной –
Вся страсть, вся нега, вся любовь!
1892
Она взяла себе псевдоним Мирра, что было созвучно с греческим словом «смирна», т.е. драгоценное благовоние, древний символ любви и смерти. «Мирра» как компонент входит в состав, употребляемый в богослужебной практике, и символизирует дары Святого Духа. Все эти темы были в поэзии Мирры Лохвицкой, писавшей удивительно лиричные стихи, за которые её прозвали «русской Сафо», древнегреческой основоположницы любовной лирики.
Стихи Мирры были полны музыки, эмоций, блестящих метафор, а описания любви проникнуты душевной чистотой, простодушием и глубокой религиозностью. Двадцатилетняя девушка писала зрелые и страстные стихи, призывающие любить и наслаждаться жизнью.
Отдыхая на даче под Петергофом, она познакомилась со своим будущим мужем, студентом Петербургского университета Евгением Жибером, сыном известного профессора архитектуры. Мирра Лохвицкая и Евгений Жибер, ставший инженером-строителем, поженились в 1891 году.

В семье  родилось пятеро, все – мальчики. Трое: Михаил, Евгений и Владимир появились в первые годы её замужества, один за другим.

Мария с сыном Михаилом

С сыном ЕвгениемВ 1900 году – четвертый сын Измаил, в 1904 году – сын Валерий.

Своим четырем детям в начале 1900-х годов Мирра Лохвицкая посвятила шутливое стихотворение.
Михаил мой — бравый воин,
Крепок в жизненном бою,
Говорлив и беспокоен.
Отравляет жизнь мою.

Мой Женюшка — мальчик ясный,
Мой исправленный портрет.
С волей маминой согласный,
Неизбежный как поэт.

Мой Володя суеверный
Любит спорить без конца,
Но учтивостью примерной
Покоряет все сердца.

Измаил мой — сын Востока,
Шелест пальмовых вершин,
Целый день он спит глубоко,
Ночью бодрствует один.

Но и почести и славу
Пусть отвергну я скорей,
Чем отдам свою ораву:
Четырех богатырей!
В её ранних стихах любовь описывается как светлое чувство женщины, счастье которой состоит в семейной жизни, в материнстве, в подчинении любимому мужчине.
В Петербурге она входит в литературный кружок поэта К. Случевского, где она всегда была желанной, но нечастой гостьей и успешно выступала на литературных вечерах.
Её окружала своеобразная аура, полная слухов и домыслов, основанных на её некоторой экзотической красивой внешности, а славе сопутствовал некий оттенок скандальности, несмотря на то, что ни в творчестве, ни в поведении она не допускала эпатажности, а, наоборот, была очень застенчивой и скромной.
Фея счастья
На пестром ковре ароматных цветов,
При трепетном свете луны,
Уснул он под лепет немолчный листов,
Под говор хрустальной волны.

Но вдруг притаился шумливый ручей,
Замолк очарованный лес.
Он видит… качели из лунных лучей
Спускаются тихо с небес.

Он видит… с улыбкой на ясном лице,
В одежде воздушной, как дым,
Вся светлая, в дивно-блестящем венце,
Склонилася фея над ним.

«Мой мальчик! садись на качели ко мне,
Нам весело будет вдвоем…
Вздымаясь все выше к сребристой луне —
Мы в лунное царство порхнем!

Земную печаль и невзгоды забудь, —
Страданье неведомо мне.
Головкой кудрявой склонись мне на грудь
И счастью отдайся вполне…

Ты слышишь ли шепот, лобзанья и смех,
Аккорды невидимых лир?
То к нам приближается царство утех,
Мой лунный, серебряный мир!»

Хотел он проснуться, но чудного сна
Он чары рассеять не мог.
А фея звала его, страсти полна,
В свой тайный волшебный чертог.

И долго качалась и пела над ним,
Когда ж заалелся восток,
Она унеслась к небесам голубым,
На грудь его бросив цветок.
1895
И. Бунин, вспоминая поэтессу с большой теплотой, писал: «Одно из самых приятных литературных воспоминаний – о Мирре Александровне Лохвицкой… Воспевала она любовь, страсть, и все поэтому воображали себе чуть не вакханкой, совсем не подозревая, что она при всей своей молодости, уже давно замужем…, что она мать нескольких детей, большая домоседка, по-восточному ленива, часто даже гостей принимает лежа на софе в капоте и никогда не говорит с ними с поэтической томностью, а напротив, болтает очень здраво, просто, с большим остроумием, наблюдательностью и чудесной насмешливостью. И все в ней было прелестно: звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая, легкая шутливость» (См.: Бунин И.А. Собр. соч. в 9-ти тт. М. 1967. т.9 с. 289-290).

Я не знаю, зачем упрекают меня,
Что в созданьях моих слишком много огня,
Что стремлюсь я навстречу живому лучу
И наветам унынья внимать не хочу.
Что блещу я царицей в нарядных стихах,
С диадемой на пышных моих волосах,
Что из рифм я себе ожерелье плету,
Что пою я любовь, что пою красоту.
Но бессмертья я смертью своей не куплю,
И для песен я звонкие песни люблю.
И безумью ничтожных мечтаний моих

Розоватым пламенем зари
Засветился серебристый вал.
Спишь ли ты, единственный? – Смотри,
Как на море ветер заиграл.
Как цветы настурций, будто сон,
Обвили стеклянный мой балкон,
Чтоб качаться тихо, и висеть,
И сплетаться в огненную сеть.
Я смотрю сквозь зелень их листов
На свободу ветра и волны.
И поется песнь моя без слов,
И роятся сказочные сны.
И мечты нездешней красоты
Обвивают душу, как цветы,
Как цветы из крови и огня,
Как виденья царственного дня.
Не изменит мой жгучий, мой женственный стих.

На фоне печальной поэзии 80-90-х годов стихотворения Лохвицкой подкупали своим мажорным тоном, ощущением радости.Они представляли собой лирический дневник, в котором автор делится самыми сокровенными своими переживаниями, а каждое событие, каждая интересная встреча в жизни воплощается в новое стихотворение, в творческое произведение.

Он мне шептал: Приляг на грудь мою,
Склонись ко мне головкою своею,
Я расскажу, как я тебя люблю,
Как долго ждать и верить я умею…
Как я давно томился и страдал, –
И наконец, желанный день настал, –
Я встретился с подобной мне душою
И я любим!.. Я понят был тобою…
Я не искал божественной любви,
Возвышенно-святого идеала.
О, нет: все мысли тайные мои
Одна мечта заветная пленяла.
Хотел я сердце чуткое найти, –
И ты одна мне в жизненном пути,
Как звездочка небесная блистая,
Светиться будешь вечно, дорогая.

Первый сборник стихотворений Мирры Лохвицкой вышел в 1896 году и был удостоен Пушкинской премии. Далее сборники выходили в 1898, 1900, 1903 и 1904 гг. Последние были отмечены почетными отзывами Академии наук.

Гимн возлюбленному.
Пальмы листьями перистыми
Чуть колеблют в вышине;
Этот вечер снами чистыми
Опьяняет душу мне.

За горами темно-синими
Гаснет радужный закат;
Ветер, веющий пустынями,
Льет миндальный аромат.

Грозный там, в стране загубленной,
Он притих на склоне дня…
Мой желанный, мой возлюбленный,
Где ты? Слышишь ли меня?

Помня клятвы незабытые –
Быть твоею иль ничьей,
Я спешу к тебе, залитая
Блеском розовых лучей.

Тороплюсь сорвать запястия,
Ожерелья отстегнуть…
Неизведанного счастия
Жаждет трепетная грудь, –

Сбросить бремя жизни тягостной,
Прах тернистого пути.
О, мой светлый, о мой радостный,
Утомленную впусти!

Я войду в чертог сияющий,
Где, на ложе мирт и роз,
Ты покоишься, внимающий
Лепетанью райских грез.

Выну масти благовонные,
Умащу твою главу,
Поцелую очи сонные,
Грезы райские прерву.

Я войду в твой храм таинственный,
Ласки брачные готовь.
Мой прекрасный, мой единственный,
Утоли мою любовь!
1896

Несмотря на «смелость» своей любовной лирики, в жизни Мирра Лохвицкая была добродетельной и целомудренной женщиной, прекрасной матерью и женой. Но её брак, счастливый очевидно в первое время, сменился длительными расставаниями с мужем и последовавшей семейной и душевной драмой. На жизненном пути её ожидало то роковое событие, которое она сама назвала искушением «полуденного часа».

В 1895 году в Крыму она познакомилась с поэтом Константином Бальмонтом, который с тех пор стал основным героем её любовной лирики. Бальмонт – один из самых знаменитых поэтов своего времени в России, самый читаемый и почитаемый из гонимых декадентов. 

Об отношениях поэта и поэтессы можно судить только по отрывочным упоминаниям в их переписке с другими поэтами и их «перекличке» в стихах, которая в начале знакомства была полна восторгов. Между ними развился своеобразный «роман в стихах», который состоял из множества стихотворений-«половинок», смысл которых прояснялся лишь при сопоставлении стихов Бальмонта и Лохвицкой. Сам Бальмонт говорил, что с Лохвицкой его связывала лишь «поэтическая дружба».А в её стихах он – «Лионель», юноша с кудрями «цвета спелой ржи» и глазами «зеленовато синими, как море».
В поэзии Лохвицкой Бальмонт узнается легко, но по причине своего семейного положения и религиозных убеждений поэтесса пыталась подавить свое чувство в жизни, давая ему волю только в стихах.

МОЙ ЛИОНЕЛЬ
О нет, мой стих, не говори
О том, кем жизнь моя полна,
Кто для меня милей зари,
Отрадней утреннего сна.
Кто ветер, веющий весной,
Туман, скользящий без следа,
Чья мысль со мной и мне одной
Не изменяет никогда.
О песнь моя, молчи, молчи
О том, чьи ласки жгут меня —
Медлительны и горячи,
Как пламя тонкое огня,
Как струны лучшие звучат,
Кто жизни свет, и смысл, и цель,
Кто мой возлюбленный, мой брат,
Мой бледный эльф, мой Лионель.

Да и встречались они редко: Бальмонт часто был за границей. Мирра Лохвицкая свято чтила свой долг жены и матери, но была не в состоянии побороть мучительное чувство.
Порывы страсти и покаяния составили содержание её поздней зрелой лирики.
В своих мемуарах И. Ясинский писал:
«Мирра Лохвицкая писала смелые эротические стихи, среди которых славился «Кольчатый змей», и была самой целомудренной замужней дамой в Петербурге».Когда в тебе клеймят и женщину, и мать –
За миг, один лишь миг, украденный у счастья,
Безмолвствуя, храни покой бесстрастья,
Умей молчать!

И если радостей короткой будет нить
И твой кумир тебя осудит скоро
На гнет тоски, и горя, и позора, –
Умей любить!

И если на тебе избрания печать,
Но суждено тебе влачить ярмо рабыни,
Неси свой крест с величием богини, –
Умей страдать!
1895
Бальмонт же, увлеченный в те годы идеями Ницше о «сверхчеловеке», придерживался совершенно иных взглядов на семью и брак, не считал это препятствием к свободным связям, которых у него было множество.
Между ними растет взаимное непонимание, наметились резкие расхождения во взглядах.
Бурю ревности у замужней Мирры вызвала женитьба Бальмонта на Кате Андреевой. Из-под пера Лохвицкой выйдут пророческие строки:

Ты будешь женщин обнимать,
И проклянешь их без изъятья.
Есть на тебе моя печать,
Есть на тебе мое заклятье.
И в царстве мрака и огня
Ты вспомнишь всех, но скажешь: «Мимо!»
И призовешь одну меня,
Затем, что я непобедима…
Страсть между Бальмонтом и Лохвицкой иссякла. Мирра Лохвицкая не сумела пережить этот удар. Душа поэтессы буквально разрывалась надвое, разделяясь между стремлением к далекому возлюбленному и повседневными обязанностями хозяйки дома и матери семейства.
Бывшие друзья и единомышленники, они превратили стихотворную перекличку в поединок, где критические отзывы Бальмонта и его демонстративное пренебрежение к чувствам и репутации Лохвицкой расшатывали её душевное состояние.
Осенью 1904 года появился пятый сын - Валерий. Беременность и роды окончательно подорвали физические и душевные силы Лохвицкой. Одно из последних стихотворений Мирры посвящено Бальмонту.

Я хочу быть любимой тобой
Не для знойного сладкого сна,
Но - чтоб связаны с вечной судьбой
Были наши навек имена.
Этот мир так отравлен людьми,
Эта жизнь так скучна и темна...
О, пойми,- о, пойми,- о, пойми,
В целом свете всегда я одна.
Я не знаю, где правда, где ложь,
Я затеряна в мертвой глуши.
Что мне жизнь, если ты оттолкнешь
Этот крик наболевшей души?
Пусть другие бросают цветы
И мешают их с прахом земным,
Но не ты,- но не ты,- но не ты,
О, властитель над сердцем моим.
И навеки я буду твоей,
Буду кроткой, покорной рабой,
Без упреков, без слез, без затей.
Я хочу быть любимой тобой...
(1904 год)В декабре 1904 года, вскоре после пятых родов, Мирра слегла. Боли в сердце, нарушение сна, ночные кошмары, хроническая депрессия и душевные переживания захлестнули ее...Последствия оказались трагичны для обоих поэтов.
У Лохвицкой результатом драматического конфликта стало душевное расстройство, в конечном итоге приведшее к преждевременной смерти, а Бальмонт в неумеренном разгуле разрушал свою личность и его в конце жизни тоже настигла душевная болезнь.
В архиве Бальмонта нет ни одного письма Лохвицкой, в её архиве сохранилось лишь одно его письмо. тношения двух поэтов окружены молчанием. Литераторы, писавшие о Бальмонте, Лохвицкую почти не упоминают, отношение к ней было неоднозначно.
В белую ночь
Всё спит иль дремлет в лёгком полусне.
Но тусклый свет виденья гонит прочь.
Тоска растёт — и грудь сжимает мне,
И белая меня тревожит ночь.

Смотрю в окно. Унылый, жалкий вид:
Две чахлые берёзки и забор.
Вдали поля. Болит душа, болит,
И отдыха напрасно ищет взор.

Но не о том тоскую я теперь,
Что и вдвоём бывала я одна,
Что в мир чудес давно закрыта дверь
И жизнь моя пуста и холодна.

Мне тяжело, что близок скучный день,
Что деревцам густеть не суждено,
Что покосился ветхий мой плетень
И тусклый свет глядит в моё окно.
Июль 1898
Мгновение1.
Проснулась я… в углу едва мерцал
Один фонарь, уныло догорая,
И трепетно лучи свои ронял.
Фигуры спящих слабо озаряя…
Глубоким сном объят был весь вагон;
Меня опять клонить уж начал сон,
И, может быть, я снова бы заснула,
Когда б вперёд случайно не взглянула.
2.
Я пред собой увидела того,
Кого давно душа моя искала, —
Я в снах горячих видела его,
Когда в мечтах о счастье засыпала…
И вот, теперь… я вижу… он со мной!
Возможно ли?. Не призрак ли пустой
Мне создало моё воображенье?.
Нет! то не сон, не греза, не виденье…
3.
И завязался тихий разговор.
О чем? — Не помню… да и вспомнить трудно
Весь этот милый, детски-милый вздор, —
Его пытаться было б безрассудно
Вам передать. Нет, он неуловим,
Как тонкий пар, как этот лёгкий дым,
Несущийся навстречу нам клубами
И тающий, сливаясь с небесами.
4.
О, как хорош был он! Глаза его
В глаза мои настойчиво впивались,
И под наплывом чувства одного,
Сильнее все и ярче разгорались.
И пламя страсти мне передалось…
И сердце сердцу молча отдалось,
Само собой, так просто, незаметно,
И так послушно, свято, безответно.
5.
И наступил он, — жданный мною час,
Я дождалась блаженного мгновенья,
Но не смутят и не встревожат нас
Напрасных клятв пустые уверенья…
Ведь скоро сон свиданья пролетит, —
Итак, пока он нам принадлежит,
Пусть царствуют в случайной нашей встрече
Пожатья рук и пламенные речи.
6.
Он мне шептал: Приляг на грудь мою,
Склонись ко мне головкою своею,
Я расскажу, как я тебя люблю,
Как долго ждать и верить я умею…
Как я давно томился и страдал, —
И наконец, желанный день настал, —
Я встретился с подобной мне душою
И я любим!.. Я понят был тобою…
7.
Я не искал божественной любви,
Возвышенно-святого идеала.
О, нет: все мысли тайные мои
Одна мечта заветная пленяла.
Хотел я сердце чуткое найти, —
И ты одна мне в жизненном пути,
Как звездочка небесная блистая,
Светиться будешь вечно, дорогая.
8.
Когда спала ты в темноте ночной,
Раскинувшись небрежно предо мною,
Невольно взор ты приковала мой,
Я все смотрел с отрадою немою
На очертанья бархатных бровей,
На светлый шёлк разбросанных кудрей…
А ты во сне чему-то улыбалась,
И тихо, тихо грудь твоя вздымалась.
9.
Но вот проснулась ты, о жизнь моя,
Как спящая царевна старой сказки,
Привстав, закрылась ручкой от огня
И сонные прищурилися глазки.
Потом вагон ты взором обвела
И, вздрогнув вся, как будто замерла,
Слегка вперёд свой гибкий стан склонила
И долгий взгляд на мне остановила…
10.
Мы встретимся, мы разойдемся вновь,
Но эту встречу я не позабуду,
И образ твой, поверь, моя любовь,
В груди моей хранить я вечно буду,
Найду ль тебя?. Какою, где, когда?.
Иль, может быть, надолго, навсегда
Нам предстоят страдания разлуки,
Взаимные томительные муки.
11.
Свой быстрый ход умерил паровоз;
Мы к станции последней подъезжали.
В окно пахнуло ароматом роз…
Кусты сирени гроздьями качали…
То был прелестный, райский уголок.
— «Вот, если б здесь, без горя и тревог,
Жить с ним всегда, жить жизнию одною!
Подумала я с тайною тоскою.
12.
Мы на платформу вышли… Мысль одна
Терзала нас… Он молча жал мне руки…
На нас смотрела полная луна,
Откуда-то неслися вальса звуки,
И соловей так сладко, сладко пел,
Как будто он утешить нас хотел…
И очи звёзд бесстрастные сияли,
Не ведая ни счастья, ни печали…
А её здоровье ухудшалось. Боли в сердце, ночные кошмары, хроническая депрессия и душевные переживания после пятых родов обострились, и в 1905 году поэтесса была уже практически прикована к постели.
В августе Мирру Лохвицкую поместили в клинику, чтобы дать ей полный покой, которого не было дома из-за детского шума.
Последние дни для неё были настолько мучительными, что от страданий ей применили морфий, под влиянием которого она заснула, не зная, что умирает.
27 августа 1905 г. поэтесса скончалась в возрасте 35 лет в Бехтеревской клинике от, якобы, сердечной болезни.Но для современников Мирры Лохвицкой было очевидно, что её смерть связана с её душевным состоянием и постоянным нервным напряжением.
В день похорон дождь лил как из ведра. Оба старших сына-гимназиста Лохвицкой держались совсем безучастно. Только вдовец долго плакал над гробом: он целовал Мирре лоб, губы и руки.
К. Бальмонт, как и многие литераторы, не подозревал, что Лохвицкая серьезно болела, и на похоронах не был, хотя не знать о её смерти не мог.
В письме к В. Брюсову от 5 сентября 1905 он писал: «Лохвицкая – красивый романс».Однако смерть возлюбленной все-таки была для него ударом и через восемь лет Бальмонт признавался Федору Фидлеру, хроникеру литературной жизни, что любил её и «любит до сих пор». К. Бальмонт посвятил ей свою книгу.

Можно всё заветное покинуть,
Можно всё навеки разлюбить.
Но нельзя к минувшему остынуть,
Но нельзя о прошлом позабыть!

К. Бальмонт  

История любви двух поэтов имела странное и трагическое продолжение в судьбах их детей.
В честь Лохвицкой Бальмонт назвал свою дочь Миррой, воспринимая её как реинкарнацию возлюбленной.
А сын Мирры Лохвицкой был назван Измаилом, так же, как и главный герой одного из её произведений, в котором она отражала свои отношения с Бальмонтом.
В 1922 году к Константину, жившему в Париже в эмиграции, явился молодой юноша – поэт Измаил Лохвицкий-Жибер, очень похожий на свою мать. Вскоре он стал поклонником 15-летней Мирры Бальмонт, тоже писавшей стихи. Непонятна причина, но через полтора года Измаил застрелился, а Мирре Бальмонт передали пакет с его стихами и портретом его матери. Судьба этой дочери Бальмонта была тоже трагична. Рождение более чем десяти детей, нищета, автомобильная авария, смерть в 1970 году.
Сыновья Лохвицкой Евгений и Владимир умерли во время блокады Ленинграда. Сын Михаил, долго живший в эмиграции, покончил собой в 1967 году. Младший Валерий в 70-е годы жил в Париже.
Могила Мирры Лохвицкой сохранилась, и на надгробном памятнике строки её стихотворения:
Люблю я солнца красоту
И музы эллинской создания,
Но поклоняюсь я Кресту,
Кресту – как символу страдания.«На нашем тусклом небосклоне она мелькнула яркой голубой звездочкой. Сколько надежд связывалось с ней! Как восторженно её встретили все, кому была дорога истинная поэзия. Эта маленькая фея завоевала всех ароматом своих песен. Всё обещало ей чудный расцвет!»
Из очерка В.И. Немировича-Данченко «Погасшая звезда»
ИСКАНИЕ ХРИСТА
Когда душа была чиста,
Когда в возвышенных стремленьях
Искала пламенно Христа, –
Он мне являлся в сновиденьях.
И вера детская росла,
 Горела в глубине сердечной,
 Как тихий свет Его чела –
Не ослепляющий, но вечный.
Потом, казалося, во мне
Иссякли добрые начала.
Ни наяву, ни в мирном сне
О небесах я не мечтала.
Хоть ни на миг в душе моей
Не зарождалося сомненье,
Но стали чужды прежних дней
Живой восторг и умиленье.
То был ли бред?.. То был ли сон?..
Иль образ призрачно-туманный?
Но мне опять явился Он,
Небесной славой осиянный!
Лучи нетленного венца
Лик дивный кротко озаряли,
И очи благость без конца
И милосердие являли.
С тех пор тоски и страха нет.
Что жизни гнет и мрак могилы?
Когда надежды блещет свет,
Любить и верить хватит силы!
1892