Мамайский булыжник

Яблоком, растертым в повидло, 

растет в темноте уверенность и булыжник,

Катится слово, 

выпрыгивая как лыжник, 

подпрыгивая как мячик, 

мягкий, как растопленное олово. 

Внутри растекается эхо.

Долго. 

От быстрых шагов и темного крика,

Быстро 

Приходит рассвет, 

и лестница в темноту, 

перерезанная, как овца светло серым бараном, 

распадается на кусочки.

А музыки нет, она умерла внезапно.

***

Вдруг вспомнишь, что жизнь, вся, в разноцветных зайцах,

а к тебе приходит белочка и грызет,

а потом приходит женщина в итальянском

и говорит про все, что ей в голову не придет.

А у тебя есть два ящика дихлофоса

от крысиных блох и весеннего во дворе,

Пусть и на тебя посмотрит мужчина из списка Форбса,

он собака, он пристроился, он в благоустроенной конуре,

(и ты понимаешь собаку, но понимаешь поздно,

не увидев алого, просто попал в янтарь и завяз в янтаре).

А солнце роняет мандарины и шкурки на пол,

сквозь листву дерева пробивается солнца луч,

и словно воском кто-то на мозг накапал,

выпадает жирный карась из туч.

О, как он трепещет, этот карась паршивый,

как он разбрасывается чешуей,

как наколка, уходит с него цвет, он - синий,

и вместе с искрами желтого впитывается позолоченный золотой.

И чернеет небо, а каменная смола асфальта

остывает, 

потом трескается тишина,

и у каждого разноцветного дня и зайца,

пока солнце садится, появляется тень слона.