Похоронный флешмоб

Рингил вряд ли хотел бы, чтобы в церемонии похорон принимала участие наша общая бабушка. А я... честно говоря, я немного растерялась. И была почти рада, что рядом оказался безымянный – Нейрия подлатала его немного, но достаточно, чтобы я могла доверить ему тело и давящий меня свинцовый груз вины. Теперь мне ничего не мешало заняться организационными мероприятиями. В первую очередь я вызвала Нору, уже вместе мы отправили сообщение Велке – императрице требовалось время, чтобы перестроить планы, так что она пообещала появиться собственно на церемонии. 

Нора же сказала, что родителей Рингил вряд ли хотел бы лицезреть среди провожающих. Я согласилась, потому что сама не слишком хотела с ними встречаться. Проблема состояла лишь в том, что они, как известно, жили в пятом приходе... А вот Алару мы оповестили, и она сказала, что будет обязательно, так как должна это видеть...  правда, сквозь мысленную связь проскальзывало ее подлинное настроение. Примерно такое же, как у меня... только я до конца не верила, что он мертв. 

Звучит глупо, но у меня и правда было такое ощущение. Наверное, мне было слишком больно, вот сознание и онемело... и это было хорошо, потому что мне предстояло объясняться с Ангмарской. И я никак не могла решить – сказать ей правду или нет.  В любом случае принцесса могла рехнуться от боли, несмотря на весь свой хейтеризм. Со мной-то это уже случилось...

–Знаешь, мне иногда кажется, что это все-таки я умерла, – Нора гладила Рингила по волосам. Где-то далеко, в цветничке, ждало своего часа послание на автоответчике. Я решила лгать до конца... и сказать Ангмарской, что его последним словом было ее имя. В любом случае, его губы остались приоткрытыми, словно он все еще что-то говорил. – Умерла и лежу там, в склепе... Только ты еще можешь сказать точно, что это не так, а я уже ничего не знаю...

Она ласково провела кончиками пальцев по седой пряди. Хаос всемогущий и все мои аватары, компания сумасшедших... одни на весь пустой город, откуда ушли все непредельщики, кроме Нейрии, которую я простила, и раненого безымянного – правда, с командой. Команда не особо разнообразила общий настрой сией цитадели тьмы и скорби. Даже когда из их комнат (мы решили занять один дом) доносился аромат травы, ничего особого не происходило. Я лишь раз услышала оттуда нервный женский смех, похожий на плач. 

–Жалеешь, что решила жить? – тихо спросила я. Рингил был до боли похож на спящего... я понимала желание Норы все время играть с его телом. Нора изменилась не меньше, чем я, казалось, единственное, что осталось прежним – цвет волос да сенгарийское кольцо.

–Нет, – бывшая хейтерша не поднимала глаз, так что их я сравнить не могла. – Не уверена, что решила... Мэл, я знала, что вы – брат и сестра... Простишь за то, что молчала?

–За это я уже всех простила, – я вздохнула. – Трудно быть аватаром... А вот мне кажется, что он просто спит, понимаешь?

–У всех свои глюки, – странный разговор над мертвым телом продолжался. – А у тебя волосы полностью черные...

–Опять, – так было, когда я убила Эмэлинн... И в этот раз тоже умер призванный. Мы с братишкой серьезно сократили их число. Десять процентов... красивая круглая сумма. – Понимаешь, так бывает...

–Понимаю, эанитов мы проходили, – Нора Лойе надолго замолчала, а потом вполголоса затянула Who wants to live forever, я не присоединилась. Песня была не та... и, честно говоря, голоса у Норки не было. От слова «совсем».

А потом пение перебил жесткий голос, произнесший то ли «бдение», то ли «сидение», то ли нечто нецензурное. Я, честно говоря, услышала последнее, поэтому принюхалась. Травой не пахло. Пахло неприятностями. Я чувствовала, что сейчас мне начнут бить морду. Возможно, даже ногами. Или кастетом. От Ангмарской, впрочем, можно было ожидать и кистеня, но она пришла с пустыми руками...

Обошлось оплеухой, но от всей отсутствующей души. Похоже, при Рингиле Сулмор просто не могла меня бить, порыв спадал. 

–И совсем ничего нельзя сделать? – это были первые членораздельные слова великого специалиста по комбинации инфовирусной и импульсной технологий. Специалисту было четыре месяца до диплома. Мне тоже.

–Можно сделать копию, – мрачно сказала я. – У одного парня в той комнате есть его матрица. Добавит твоих воспоминаний о нем, и для дела вполне хватит...

Меня для симметрии приложили по второй щеке. 

–Ну не могу я его воскресить! – сорвалась я. – Он был Второй Силой, когда делал это, понимаешь ты или нет?! Я скорее своего отца воскрешу, чем его!

–Истукана из пятого прихода? – выдохнула Нора. Я махнула рукой и ушла к безымянному. Ощущение, что братишка жив, никуда не уходило. Мне все время казалось, что он где-то за спиной. Проходя мимо зеркала, я даже глянула туда, но ничего, кроме себя в траурном формате, не обнаружила. Казалось, у меня даже глаза потемнели, и это было вдвойне больно. Словно память о нем. 

Но любая боль чувствовалась неглубоко. Словно сама давишь лезвием  ножниц на кожу. И глубже, чем надо, не получится...

Анестезирующее сумасшествие. Наверное, так тоже бывает. А может, Рингил не хотел бы, чтобы мне было так больно. Той крови, что во мне половина, в нем ведь было примерно столько же...

Поэтому он и рядом. Он – в моей крови. 

Безымянный уже вставал, но предпочитал сидеть. У него в комнатах тоже было скорбно и тихо. 

–Мэлис,  – он уже не звал меня «совершенной», я приказала, – ты только глупостей теперь не натвори...

–Каких глупостей? – я посмотрела в его разные глаза. 

–Я должен был сразу тебе это отдать, – он протянул мне ветхую тетрадь, похожую на старый конспект. Она раскрылась у меня в руках, и я прочла то, что и так звучало в моем сознании. «Я пришел в этот мир случайно, но я за него умру. Потому что во всей Вселенной...» – дальше я читать уже не могла. Слезы встали на пути взгляда. – Его дневник... и еще он записывал песни в своем исполнении. Разные. Тоже для тебя... 

–Он уже считал себя трупом, – когда я говорила с ним о предназначении, о будущей учебе... он смеялся над моими словами. 

–Знаешь, а ведь я его и правда ненавижу, – безымянный тяжело перевел дыхание. – Из-за него мне теперь лет на десять ложиться в нормализатор... И я его никогда не забуду. Как думаешь, он этого хотел?

–Этого, – я кивнула. – Хотите, я пришлю к вам девочку, которая научила его желать этого, а потом нашла в себе силы убить свое собственное желание? 

–Хочу, – чуть помедлив, ответил он. – Хочу посмотреть ей в глаза...

–Может, у вас это и получится, – отозвалась я.

До церемонии погребения и на самой церемонии Нора не сказала мне больше ни слова. Не знаю, что ей наговорил безымянный, я не подслушивала, а он мне не говорил. Только поделился своими планами – твердым желанием после выздоровления покинуть нашу почтенную организацию. Я пообещала, что подпишу его заявление об увольнении.

Императрица Сенгара прибыла на церемонию, как и обещала – без мужей и прочей ненужной свиты, мероприятие было более чем камерным. Правда, Велка не подумала о соответствующем церемонии наряде... хотя, наверное, на Сенгаре торжественно-скорбный наряд императорских особ выглядит именно так. Весило это великолепие, наверное, почти тонну...

И с расшитым камнями, буквально проштампованным на каждом миллиметре печатью качественной, ручной, дорогой работы нарядом нелепо контрастировал букетик из крапивы, полыни и еще какой-то травы сорного плана. Букет был перевязан длинным отрезком срезанной с какого-то провода желтой изоляции и откровенно напоминал веник. Веледа несла его, словно величайшую драгоценность, а затем, закончив лавировать между саркофагами, опустила на крышку гроба, отделявшего оболочку Рингила от прохладного воздуха склепа. 

–Не вини себя, Мэл, – Велка стояла вполоборота ко мне, и я видела только ее золотой глаз. – Он всегда хотел умереть именно так. 

–А кого мне еще винить? – в склепе было необычайно много народу. На собственном гробу сидела Нора, она молчала, спрятанные под рыжими кудрями уши намертво запечатывали наушники. Она смотрела на ту фальшивку, которой мы когда-то обманули Рингила, чтобы он прожил чуть-чуть дольше, и, кажется, больше ничего не замечала. В тишину, наступавшую время от времени, просачивались элементы мелодии... Вот как сейчас – почти неслышное «никто не заметил подмены». Нора зябко прятала ладони в длинные, растянутые рукава синего свитера, выглядевшего очень старым, и время от времени обхватывала себя руками, словно здесь было градусов на десять холоднее, чем на самом деле. 

–Кого хочешь, – Велка повернулась к остервенело расписывающему ручку Форнэделю. – Меня вычеркнуть не забудь. Тут наверняка есть претенденты на место поближе к центру...

–Вычеркнул уже! –  регистратор развинтил ручку и дунул в стержень. Капля чернил упала на поверхность саркофага и смешалась с незаметной до сих пор каплей слез. Велка плакала, когда клала этот «букет»... – Мэл, а тебя вычеркивать?

–Нет, с такой жизнью я имею все шансы тут однажды упокоиться, – я вздохнула. Не похороны, а концерт художественной самодеятельности, и дело вовсе не в том, что мне тоже хочется надеть наушники. – Так что лучше оставить место...

–Не оставляй, заполнять придется, – серебристый призрак, больше похожий на антропоморфного чокама, чем на Сильвер, маячил в склепе с самого начала церемонии. Она даже помогла мне задвинуть крышку, хоть я в этом и не нуждалась. – Мэлис, ты ничего не хочешь сказать?

–А что тут говорить? – я смотрела на пятно размытых чернил, потому что на лицо брата смотреть было страшно. Все время казалось, что сейчас он улыбнется, и, отшвырнув крышку, сядет на краю своего саркофага. – Рингил был, а теперь его нет. И я знала его недостаточно хорошо, чтобы сейчас о чем-то говорить. 

«И я даже не хейтерша... просто сирота, чья война не закончена и не закончится никогда...»

Может, это и правильно, –  молчать сейчас. Так, как молчит Нора. Заткнуть уши его песнями и потеряться в его голосе так надолго, чтобы, очнувшись, ни о чем уже не помнить. Чтобы думать, будто Рингил все еще жив, что он мне никто и что он просто живет, сам по себе, гробит свою жизнь на то, чтобы придать смысл собственной смерти...

Веник вспыхнул, дымно и вонюче, скрывая саркофаг от взглядов. Теперь все могли плакать спокойно – дым ел глаза и позволял ронять слезы тем, кто сам заставить себя рыдать не мог. А еще он гнал нас прочь от гроба, прочь из склепа... всех, кроме Норы, она так и осталась сидеть. Проходя мимо нее, я послала короткую мысль, напомнила ей, что оболочка в ее гробу – это не она, а копия моей работы... но ответа так и не получила. Лишь ощутила натужную ненависть и подлинную боль.