Скорее впечатление, смесь похожего лица и похожей картинки, но ближе я пока не подобралась...

Надо отдать должное – видимо, Лара насмотрелся на светлых хейтеров, потому что возражать и то не стал. Лишь оглянулся, высматривая редких встающих. С конструкции кто-то опять свалился, на сей раз не Скар. А вот с одного матраса поднялась чуть запыленная фигура, при виде которой вначале захотелось обрадоваться, а потом – исчезнуть.

Пыль была видна на расстоянии в основном благодаря стараниям пауков, выстроивших в темных волосах целые гнезда, потом переквалифицированные по факту в семейные усыпальницы. Кое-где хлопья лежали на одежде, и было в этом что-то нарочитое, словно обитающий в этой оболочке демон хотел убедить всех, что не менял своего местоположения годами. 

«Перегибаю палку, – подумал Рингил. – Уже в каждом вижу потенциального предателя хейтеризма. Не стоит судить по себе и Норке...»

Фигура подошла ближе и, сделав один долгий выдох, усохла. Паутина, лишившись опоры, соскользнула с укоротившейся почти до ежика прически. Слетел с плеч на следующем шаге заношенный халат без пояса, под которым обнаружилось легкое платье в серо-зеленую полоску. Никому ничего не поясняя, Мейлстром положила руку на плечо Ника, для чего приподнялась на цыпочки, и толчком направила его к склепу.

Что ж, шокерье подсказало неплохую идею, теперь точно никто и не шелохнется, раз версию практически подтвердили. А то, что происходит в склепе, тем более никого никогда не интересовало... вот только даже в призрачной форме муторно оттого, что придется туда спуститься. 

Чистые эмоции – соприкосновение с телом ничем не грозит, оно уже непригодно для вселения, и больно при взгляде стать не должно... Это кокон, просто сброшенная сухая оболочка. Сейчас и воспоминания Мэлис о похоронах в памяти не всплывут, связь слишком узкая для такого массива данных. Вот только в этом себя бы для начала убедить... 

Бывший хейтер замялся, прежде чем войти в склеп, и остановился у двери. Вход тоже казался меньше, и от него теперь было видно почти все Пепелище, до самой размытой границы. Из будки выпорхнула Сильвер, Рингил замер, но прабабушка явно ничего не чувствовала. И не должна была, даже на уровне интуиции, юный демон на этот счет подстраховался, но все равно было не по себе. За Дэз вышел несколько раздраженный Форнэдель, но злился он не на то, что кому-то приспичило пообщаться. Перерывы в деятельности, взятой на себя добровольно, ему всегда иначе меняли отношение к миру. А вот помехи требовали деятельной реакции.

–Чей ящик в проходе не по проекту стоит? – за вычетом мата вопрос встал именно такой. Откуда-то со стройки в том же изысканном тоне посоветовали посмотреть, не указано ли  на искомом саркофаге имя владельца. – Там написано – «Ленин, не кантовать», у нас что, одна Лена в приходе?  Если до конца дня никто не придет – выкину это барахло нафиг из спирали в последний ряд! 

Странным образом вопли завсклепом помогли сосредоточиться и все-таки войти. Как оказалось, ничего существенного Рингил не пропустил. Пока что Мейлстром многозначительно молчала и крутила на запястье толстый широкий браслет с почти осыпавшейся инкрустацией. Место, где эта ясновидящая сочла необходимым остановиться, Рингил узнал. Явно из чистого садизма даме приспичило опереться на пустой саркофаг, предназначенный для Мэлис. 

Если Лара это и заметил, то явно не понял. Превратившись процентов на девяносто в слух, остальными десятью бывший хейтер обшарил помещение, но ничего криминального не заметил. Грязно, конечно, кое-где крышки засыпаны сухой полынью, а на одном гробу кто-то с тонким юмором разместил гирлянду из чеснока. «Видимо, на моем, – Рингил никогда не задумывался, насколько ирония смягчает боль от непоправимого. – Велка постаралась. Или Норка...»

От прозрачного ящика, в котором что-то синело, он отвернулся, насколько это вообще мог сделать призрак, и сосредоточил внимание на демоне, которого в свое время отказался оживить. О своем решении Рингил не сожалел ничуть, наоборот – этот знакомый с детства элемент декора, сидящий в своем неизменном кресле, помогал успокоиться и не думать о лишнем. Живым его вообще было сложно представить, особенно детям, с ранних лет постигшим понятие смерти.

–Так понимаю, здесь мы можем разговаривать, – тем временем Ник не выдержал. – Вы прекрасно знаете, зачем я здесь... 

–Знаю, – Мейлстром подковырнула ногтем один из оставшихся в оправе камней и бросила его на прозрачную крышку. – Но я никому не помогаю. Роли играют себя сами и доходят до конца...

Камень покатился по крышке и уткнулся в табличку, некогда сделанную Рингилом. Несмотря на стилизацию, буквы вполне можно было прочесть. Лара невольно проследил траекторию взглядом и вздрогнул, после чего поднял глаза на невозмутимую пофигистку. 

–Будущее звучит, словно колокол с двумя языками – дернешь за один, и звук изменится... но дергать тигра за усы безопаснее,  – она словно бы читала, синхронно переводя, одну из тех книг, что были написаны иероглифами. – Я слышу его звон до того, как он изменится, и отучаю себя чувствовать его смысл. 

–И не дергаете? – самообладание к Нику вернулось. – Я так понимаю, если совсем ничего не трогать, не будет и звона...

–Тишина... заманчивый конец, – Мейлстром подтянулась и села на край крышки, теперь ее лицо находилось на одном уровне с глазами Лары. – Не для меня, но есть те, кто жаждет финала. Он просто для всех окажется разным, и никто не получит того, что хотел. Надежда на счастливый сюжет – это для тех, кто прямолинеен, как молния... но даже молнии изгибаются. Ты зря думаешь, что я столкнула первую костяшку домино, – ее взгляд стал на секунду острым, как лезвие с лазерной заточкой. – Все дело в свободе выбора, понимаешь? Думать или нет – это тоже выбор, принимать ли иронию Хаоса за чистую монету, противиться ли его подсказкам, сознавать ли, что советует он, как добиться исполнения твоих собственных желаний... правда, только тогда, когда ты искренне хочешь следовать его пути. Это призрак выбора, но он есть... как у цветка вишни есть шанс превратиться в виноградинку, хотя бы в мечтах. 

–Он у тебя не учился чушь нести? – Ник сжал кулаки и сделал каменное лицо. Впрочем, оно имело все шансы перетечь в морду кирпичом. 

–Лайтин никогда ничему не учился. Он просто был волонтером в каждом своем черном деле. Соблазна написать историю под себя любимого никто преодолеть не может, знаешь? А там уже кому как – кто согласен на счастливый конец, кто не мыслит себя без участия в общественной жизни, кому кажется, что первое без второго – пошлость... Придумать себе условность и потом перенести ее на жизнь всех вокруг – как это мило... Только кончается все здесь, понимаешь? В месте, где не ступала нога истинного – или в месте, куда нога последнего из них ступила первой. Выбор теперь огромен.

–Насчет свободы выбирать себе дурдом я уже понял, – да, а терпения здесь  у кого-то  приличное количество... С другой стороны, он Мэлис вынести может, причем не в том смысле, в котором по отношению к ней все двери слишком узкие. – И где гарантия, что в нашем санитарами однажды не станут первые?

–Станут... если прекратят бояться неизвестности и позволят домыслить себя до конца, в новом ключе, – при всей своей небольшой длине пряди не лежали ровно, загибаясь слегка, словно над головой бушевал невидимый смерч. – Если всю жизнь готовиться к тому, что однажды устанешь жить, то обязательно дождешься, а если готовиться к подвигу – станешь таким героем, что кому другому на твоем месте было бы стыдно за пафос и упущенные возможности. Я звонила в колокол – и за это расплатились мои дети. Ты тоже дернул его за язык, чтобы исполнилось твое желание, так кричал, что целый мир согласился с тобой – и теперь языки стучат друг о друга, не трогая стенки.

Рука Мейлстром быстро, словно кобра, рванулась вперед и схватила Ника за запястье, на котором мерцал кристалл. И голубоватая звездочка вспыхнула, точно соглашаясь с ее словами.

–Я не кричал, – самоуверенность всегда слетает быстро и крупными хлопьями, даже если держится до последнего. Но неопровержимое, если понять главное, доказательство болталось на своем шнурке. В сияющей глубине пульсировало темное пятно, похожее на каплю крови, падающую сквозь небо. 

–Кого пытаешься обмануть? – Мейлстром отпустила его руку. Лара сам продолжал держать ее так, чтобы кристалл висел напротив глаз. – Ты весь ход истории сломал под себя, так хотел стать избранным – и даже был доволен какое-то время... Соглашусь, из любви еще и не такие глупости делают. А уж из желания доказать миру, какой ты особенный... Все особенные, каждый по-своему. Но когда просишь, чтобы у каждого был шанс пронестись метеором, все заканчивается грандиозным хаем с делением на две-три стороны. Ты еще честно попросил, для себя, за всех не решал. А что костяшки иначе рассыпались и не тех придавили – так ты ничего не считал, и обвинять тебя не в чем.

Своих, взятых с собой знаний не хватало, но тут и по верхам пройтись достаточно, чтобы понять, как резонирует реальность в такт желанию одного демона, кровью связанного с ней. И, похоже, резонанс этот может толкнуть под руку пророка, отчаянно ищущего способ сбежать от неизбежного, заставив вписать в свои схемы непредвиденную развилку. С одной стороны, теперь у Лайтина есть шанс попробовать каши по собственному рецепту, с другой... да, пожалуй, сестренке этого знать не стоит. Потому что она среди тех, кого придавило и втравило в ситуацию на странных правах и по странным правилам. И доказанная привычка к такому положению – еще не повод думать, что Мэлис его любит.

–Ты знал, что у тебя получится, вот и все, – добавила пророчица, выдержав паузу. – И не грусти о том, что истории имеют свойство заканчиваться. Хуже то, что они вообще начинаются. Что кому-то кажется, будто время обязано быть интересным. Он подумал о тех, кто будет изучать это время по книгам, но не о тех, кому этим временем жить.

–Поэтому «в век перемен все вернется на круги своя»? – Ник произнес это как цитату. Руку он уже опустил и, похоже, отчасти переварил неожиданное для себя заявление Мейлстром. Возможно, сейчас Лара даже считал себя получающим этот ушат ясновидческого маразма за дело. – Потому что вы одумались и хотите вернуть то, что отвергли в юности?

–Нет, наша история никогда не была такой, какой ее задумал Хаос – с тех самых времен, когда первые решили заглянуть в будущее. Но однажды она такой станет, – женщина слабо улыбнулась. – Понимаю, как ты себя чувствуешь. Был когда-нибудь в реальности, где все катится к ...?

Ругательство это было или термин, Рингил не просек даже с учетом своего опыта в области нецензурной лексики. Скорее всего, особо неблагозвучный термин из тех времен, когда Департамент содержал всего несколько тысяч сотрудников, слабо знавших, чем им стоит заниматься. 

–Был, – в голосе Ника послышалось недоумение. – Вы так себя в Департаменте чувствуете?

–Везде, – Мейлстром небрежным жестом поправила лямку платья, почему-то лежащую идеально ровно, и завернула ее дважды вокруг оси. – Думаешь, во мне дело? Нет, дело в том, что один поворот не туда может завести так далеко, что возвращаться придется в три-четыре раза дольше. Выбор, инерция, судьба... и среди всего этого нам жить. А что будет, когда вернутся те, кто выбрал чуть-чуть иначе и резче? Кто-то сказал – отобьемся, и его хочется слушать, даже если всю остальную жизнь он нес чушь.  Не отбиваться надо, а подумать... так нет же, один сказал – подлинное зло, и все поверили. 

Так, это уже серьезно. Самая актуальная угроза будущего, как сказала бы сестренка.

–Ты с этим сталкивалась? – правильно, Лара, побоку вежливость. Она хейтер, в конце концов, с ней можно и жестче. Не заметит.

–Давно, – и что там такое интересное на потолке? Эту часть помещения Рингил по инерции обошел стороной... так, паутина, пыль, пепел с копотью... и по одному месту взгляд проскальзывает, словно что-то из-за плеча подсказывает – ничего нет. Так вот как выглядит бессвязное существование в его предельном выражении. Отпусти меня, реальность, не запоминай, не прогибай под меня свое тело... и вот это очевидное неприсутствие тоже можно почувствовать, если прислушаться к себе. Пустота между линиями событий, что происходят и в этих паутинных дебрях. Пустота в голове – словно то, что видишь, тут же выпадает из памяти. – Когда мы были другими. Я не встретила их рождение, но могу понять – никто не проверял Хаос, пока рождалась история будущего, а он никогда не переставал думать. И ненайденные дети отвергли наше дело вместе с нашей сутью, выбрав созидание вместо разрушения и занявшись поиском гармонии, а потом и построением ее. Иной путь, иные законы, логика, интерпретация, почти никакого чутья, полное неумение слушать голос бытия... Они могут уничтожить, могут причинить боль... они – угроза и они же – зеркало, которого нам не хватает вот уже двадцать пять миллиардов лет!

–Реальностей тебе мало? – Ник одним шагом преодолел разделявшее их расстояние и оперся руками о саркофаг, нависнув над такой беззащитной с виду демонессой. – Послушай, ты не представляешь, какие данные скрываешь...

–Ты их тоже скроешь, – а вот так работает непредсказуемость Второй Силы. Еще несколько минут назад Рингил был уверен, что Мейлстром знает о его присутствии – хотя бы по тому, как этот факт резонирует в будущем. А теперь... ну, или резонанса никакого нет, или пророчица знает о том, как поступит слушающий этот разговор призрак, не больше, чем он сам. Потому что материал, из которого сделаны потенциальные враги, Мэлис не так уж и важен. А вот зачем Оникс устроилась на потолке – вопрос животрепещущий... и сейчас он дотрепещет до вопросительного знака. 

«Угроза сверху! Маневр уклонения!» – плюнув на возможность обнаружения, Рингил выдал эту тактическую подсказку и тут же развеялся, позаботившись, чтобы его не проследили.