Обнажённое тело твоё...
Автор: Марика ВайдТы от них отмахиваешься, а они всё лезут и лезут… флешмобы эти…
На сей раз шалунья BangBang предложила показать обнажёнку (ванна/романтика и прочее): https://author.today/post/397425
Чувственности в книгах я уделяю достаточно много внимания. А обнаженные тела самый лучший способ её проявить. Конечно же, как девочка больше «смотрю» на героев мужчин. Но есть сцены и с женскими телами, хотя внимание к женскому полу у меня в целом меньше, чем к мужскому (бета-ридер укорил за это
).
Сцена с телохранителем героини и её помощницей, Нари:
Теплая ванна мешала думать. Мысли в голове плескались в унисон воде, медленно и тягуче. Но всё же были тревожными. Ярлен откинулся на бортик, позволяя каждой мышце в теле расслабиться.
Девочка еще слишком мала для этого. Она не глупа от природы, но пока наивна. И явно не понимает, куда попала и чьей власти отдалась. Тичеб во многом напоминает паутину, в центре которой обосновался огромный паук. Здесь нет ни единой нити, которая избегла паучьих лапок. И если паук покинул убежище, это вовсе не значит, что паутина опустела. У древнего монстра сотни способов для полного контроля. Не только Погиз настороже. Ещё есть Отражения. Неуловимые, быстрые и коварные. Судя по найденному в её комнате порошку, они совсем рядом.
Где спрятан рой? Упуская лежку Отражений из вида, он рискует Элорией. Ярлен неспешно провел куском мыла по животу и... замер. В комнате кто-то появился! Не открывая глаз, он чувствовал колебание воздуха. Чужак приближался очень медленно, боясь потревожить. Но его выдавал не только воздух. Редкое легкое дыхание и... почти невесомый аромат.
Женщина! Ярлен мысленно перебрал уже знакомые запахи. Элория пахнет степными травами, иногда лавандовым маслом. Она редко пользуется духами. А вот нежная сладость розы принадлежит её помощнице. Что она делает в его комнате? Ярлен не открывая глаз вернул мыло на бортик ванны. Пусть проявит себя.
Сбоку раздался шорох одежд. Маленькая ладонь несмело опустилась по центру груди, как раз между выступающими мышцами. Будто раздумывая, куда направиться, шаловливые пальчики очертили старые шрамы выше сосков. Он знал, насколько они уродливы. Сюда накладывали печати правды.
По два вертикальных пореза с каждой стороны, нанесенных с особой жестокостью — глубоко, почти до реберных костей. А затем горизонтальное рассечение, разделяющее плоть по живому.В полученные петли ввели крючья, обильно присыпанные кирминовой пылью. Они боялись его лжи. Потому вытягивали правду любыми доступными способами. И кирминовая пыль — худший из них. Ей невозможно противостоять. Но он сумел. Потому что не смел предать господина. Иногда сила воли решает всё...
Пальцы переместились на живот, плавно лаская каждое сплетение мышц. Он чувствовал, как ускоряется сердце — бешеный пульс заставлял мелко вибрировать артерии на шее. Сколько лет его не касалась женщина? Попытался вспомнить и... не смог.
А чужие руки совсем потеряли стыд. Пробежавшись по мелким волоскам внизу живота, пальцы огладили мужское достоинство, заставляя его ожить в ответ на смелую ласку.
Всё! Довольно! Он перехватил пальцы и дернул развратницу на себя, погружая в воду с головой. Размеры ванны позволяли утопить её прямо здесь, наказывая за дерзость. Но он сдержался, памятуя о том, кто такая Нари для госпожи — разжал руки.
Девица выплюнула воду и неожиданно громко завизжала. Ещё большей неожиданностью оказался вошедший в окружении воинов Погиз.
Ярлен выскочил из ванны, уже прекрасно понимая, что происходит. Полураздетая девица, испуганная и мокрая. Его нагие чресла, всё еще носящие следы неподобающего вожделения. Свидетели в виде стражей Изначальных. Всё это давало Погизу абсолютную власть над старым врагом!
—Отведи меня к госпоже Элории, — Ярлен набросил рубашку прямо на мокрое тело.
—А если не отведу? — глаза Погиза недобро сверкнули.
—Она не поверит ни единому твоему слову, — Ярлен натянул штаны и с вызовом улыбнулся.
—Я бы поспорил, — хмыкнул Погиз, — но не стану. Идем со мной. Ты тоже.
Сцена с героем и героиней, причем героиня отравлена местным наркотиком, а привести ее в себя может лишь боль (самое эффективное средство при передозировке кирмина):
Он ещё не видел её такой. Похожей на сорванный по живому лист дерева — беспомощно трепещущий, полностью отдавшийся во власть злого ветра. Болезненно бледная, стучащая зубами от разливающегося внутри кирминового холода, Элория сидела на ложе, крепко обняв согнутые в коленях ноги.
—Слышишь меня? — Рин приставил низкий стул и опустился на него, беря её за руку.
Но упрямица вцепилась в собственные ноги с таким остервенелым видом, будто он собирался отобрать годовое содержание в золотых монетах. Взгляд при этом казался рассеянным — глаза с расширенными зрачками смотрели одновременно на него и... мимо.
Рин снял зажим с высокого хвоста на её макушке. Густые волосы цвета самой тёмной ночи в Сенгаше мягко рассыпались, накрывая всё иссиня-черной накидкой: плечи, спину, грудь. Непривычный цвет... Он провел пальцами по волосам — на ощупь, как самый тонкий шелк из Бетанира.
—Помнишь, кто ты?
Элория никак не отреагировала. И тогда он потянулся к ней всем телом, выдыхая в самое ухо:
—Как... тебя... зовут?
Снова молчание! Если оставить всё, как есть, она не придёт в себя. Нужно дать путеводную нить, возвращающую в мир живых. Он потянул шнуры на плече. Её плащ с шорохом скользнул на постель.
Во что она только одевается? О, небеса! Рин непроизвольно улыбнулся, рассматривая убогую рубашку из беленого полотна — ни вышивки, ни изысканного кроя. Эта девица не знает, что значит быть женщиной!
Его пальцы мягко пробежались по напряженному плечу и забрались под ворот — один крючок, второй. Он сдвинул ткань в сторону, открывая смуглое плечо. И кожа у неё не такая, как у Изначальных. Слишком тёмная.
Рин коснулся носом ямочки над ключицей и осторожно вдохнул — базилик! Ярлен не ошибся. Не только одежда, но и кожа пропахла кирминовой пылью. Гнев непроизвольно шевельнулся внутри, как степная гадюка — травя кровь и вызывая мрачное беспокойство. С кого спросить за это? С Кэга или... Чагена? Оба были одержимы местью отступнику.
Он чуть отстранился, всматриваясь в глаза напротив. Зелень весеннего луга... или самый качественный изумруд. Красивые! Но такие безразличные и холодные. Только дрожь выдает в ней живого человека. Так не пойдет! Должна реагировать... Рин накрыл плечо супруги губами и безжалостно вонзил зубы в податливую плоть. Она едва слышно ахнула.
—Больно...
—Хорошо. Ты слышишь меня?
—Да... — мутные до этого глаза обрели некую осмысленность.
—Тогда следуй за болью.
Он кусал бархатистую кожу, медленно поднимаясь по плечу к шее. Оставляя за собой багровую дорожку следов, каждый из которых тут же набухал кровью. Тело в его руках внезапно ожило — Элория дернулась и попыталась вырваться, заставляя повалить себя и грубо прижать к постели. Но Рина поразило другое — не отчаянное сопротивление! Её дыхание сбилось, выдавая реакцию не на боль, а на его настойчивые касания.
Рин задрал на ней рубашку и рывком стянул через голову, не заботясь об осторожности. Внимательно осмотрев нагую до пояса девицу, он погладил аккуратную грудь, грубо прижимая соски пальцами. Элория не обладала пышными формами. Единственное, что радовало глаз — тренированные мышцы живота. Как у настоящего воина! Рин медленно провел ладонью от горла до пупка, прощупывая каждую мышцу. Тонкая кожа не скрывала эту совсем не девичью красоту. То, чем привлекает Ономар... Отлично скроенное тело, вызывающее только одно поистине звериное желание — покорить, сломив любое сопротивление.
Он криво ухмыльнулся, в очередной раз отметив — длинные ресницы супруги трепещут, а дыхание становится прерывистым. Его догадка успешно подтвердилась. Девица хорошо откликается на жесткие прикосновения. Подается навстречу, чуть прогибаясь в спине. Перед таким откровенным призывом даже истукан не устоит!
(дальше уже собственно 18+, но об этом сейчас речь не идёт)
Главный герой, наконец, прибыл домой — на Кушань и, само собой, решил принять ванну:
Влажная завеса пара, больше похожая на полупрозрачный флер, отделяла узкий бассейн от остальной купальни, позволяя на время забыть о Кушань.
Цуймингуй сидел в воде, усыпанной лепестками лотосов, откинувшись на бортик. Мягкое полотенце из хлопка, сложенное несколько раз, заменяло ему подушку. А нежный запах лотоса и тёплая вода служили вместо покрывала. Так пахнут едва раскрывшиеся бутоны, если уткнуться носом в самую сердцевину, — водянисто, чуть сладковато, как сахарные леденцы, продающиеся на улицах человеческих городов. Сборщик лепестков постарался на славу, ведь благоухает цветущий лотос не дольше четырёх дней. Чем старее бутон, тем слабее аромат.
Жаль, его воспоминания не теряют силу. Цуймингуй уже устал от образов, раз за разом атакующих воображение. Возможно, в этом поможет зелье забвения? Он хотел бы выпить его. Целую чашу одним махом. Но кто тогда отомстит за Асюло — за все жизни соплеменников, отнятые небесным воинством?
Асуры стояли у истоков видимого мира. Это их мастерством и силой духа укреплена видимая вселенная. Нет тайн мироздания, которых они не знают. Нет того, чего они не могут сделать...
На этой мысли Цуймингуй иронично улыбнулся. Клан Асюло не в состоянии очиститься от грязи, вылитой на него Девятью Сферами. Настолько ли могущественны асуры, как пишут в хрониках, или же древние свитки откровенно лгут?
Едва уловимый шорох заставил его открыть глаза. Кто-то стоял за шёлковой ширмой. Цуймингуй чувствовал слабое мерцание чужого духа. Похоже на одного из слуг, но привычка всех подозревать заставила его тихо выбраться из бассейна. Набросив шэньи прямо на мокрое тело, он обошел ширму и лицом к лицу столкнулся с молоденькой прислужницей.
Та держала в руках поднос с травяным мылом. Испуганный взгляд девы заставил Цуймингуя на мгновение смутиться. Он, действительно, выглядел сейчас неприлично. Тонкая шёлковая ткань, прилипшая к телу, не скрывала ни единой мышцы.
— Ах... — растерянно вымолвила прислужница и попятилась, оступившись на деревянной ступеньке, отделяющей бассейн от остальной комнаты.
Цуймингуй протянул руку, намериваясь удержать её от падения, когда его взгляд зацепился за наряд девы. Прислужница носила открытое платье без пояса, позволяющее рассмотреть плечи и грудь. Его цвет больно резанул по глазам, отозвавшись ноющей болью за грудиной. Розовый...
Она рискнула нарядиться в розовый шёлк? Рука Цуймингуя тут же изменила направление — вместо чужой кисти он цепко ухватился за горло. Дева с коротким вскриком уронила поднос, вцепившись в его руку, и вытаращила глаза.
— Как ты посмела надеть это?! Кто приказал тебе так оскорбить мой взгляд?
Оказалось, дева пришла ни одна! Из распахнувшихся дверных створок выпорхнул тёмный силуэт. Как огромный серый мотылёк, он пересёк комнату, чтобы обратиться в Сюэ Моцзяна. Командующий повис на руке Цуймингуя всем весом, с усилием отодрав его пальцы от горла девы.
— Цуймингуй-басюн, о чём ты говоришь? Уже полвека прислужницы на Кушань носят этот цвет. Успокойся, прошу тебя!
Цуймингуй освободил руку от крепкого захвата и повертел ею в кисти, разгоняя кровь.
— Кому в голову пришла эта дурацкая мысль? — рявкнул он так, что казалось ширма за его спиной дрогнула.
— Цуймингуй-басюн... я... это я приказал!
— Ты? — Цуймингуй с подозрением впился взглядом в невозмутимое лицо командующего.
— Я... — тот кивнул. — Дворец показался мне мрачным, и я сменил везде ширмы и занавески.
— И... какого они теперь цвета?
Сюэ Моцзян опустил голову и вздохнул.
— Цвета молодого рассвета...
— Я убью тебя, Моцзян-бади! — Цуймингуй не сдерживаясь пнул ширму, та с жалобным треском отлетела в сторону — дерево не выдержало, лопнув посередине.
— Можешь делать со мной, что угодно, Цуймингуй-басюн, — Сюэ Моцзян послушно отпустился на колено, — только деву отпусти. Это внучка старейшину Му.
Цуймингуй свирепо взглянул сначала на деву, прижавшую к груди трясущиеся руки, а затем на макушку командующего, покорно оставленную беззащитной.
— Что здесь делает внучка старейшины? — грозно вопросил он, с трудом усмиряя гнев.
— Она... — Сюэ Моцзян поднял на него умоляющий взгляд.
Цуймингуй ещё раз взглянул на деву. Высокая, тоненькая, подобно тростинке, с густой копной иссиня-чёрных волос, призывно рассыпавшихся по оголённым плечам.
— Ты ещё не женат, басюн... — вполголоса подсказал Сюэ Моцзян.
— Подойди! — Цуймингуй поманил деву пальцем, та нерешительно сделала два шага вперёд, остановившись на приличном от него расстоянии. — Чтобы я больше не видел тебя в моих покоях — поняла?
— Да, Хэйань-цзюнь... — дева присела в заученном поклоне, пряча мокрые от слёз глаза.
— И не смей носить розовый шёлк! Остальным прислужницам передай, если на ком его увижу, сдеру вместе с кожей.
— Д-да... я передам, Хэйань-цзюнь.
— Вон отсюда!
Какая сцена вам понравилась?