Маугли

Наш советский Маугли был суров, справедлив и немного брутален. Представить его поющим песенки с обезьянами мне бы не пришло в голову. Возможно, именно из-за этого «Книга джунглей» от Диснея не зашла мне после. Самое-то смешное, что книга о мальчишке, оказавшемся в индийских джунглях, сама по себе и не пыталась веселить. От слова «совсем». Ровно как когда СССР умер, а детство, сразу, стало 90-ыми.

Дети девяностых оказались Маугли через одного. Только джунгли наши были каменными, где-то под самое небо, скребя его панельными высотками спальных районов, где-то куда ниже, умещаясь в «хрущёвки» и совсем низкие дома. Почти у каждого и каждой Маугли девяностых случился свой Шер-хан, раздробившись на много разных частиц: гопоту во дворе, ханка с доступной водкой, чеченскую войну, развалившуюся семью, неожиданно рухнувшие планы на много лет вперед и все такое.

Даже школы, еще как-то хранившие в себе остатки детского добра, не смогли справиться, превратившись в те самые джунгли. Ну, вместо цветов школы воняли прокуренными сортирами и водкой на дискачах, кровью в раздевалках и дешевой помадой тогда еще настоящих учительниц.

К такому «Книга джунглей» подготовить не могла. Да и, окажись она в руках чуть проще, чем было на самом деле, вряд ли бы смогла справиться.

В детской библиотеке Отрадного, где легко находился «Волшебник Изумрудного города», «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», вся одиссея капитана Питера Блада, «Три мушкетёра» Дюма с прочим необходимым, включая, само собой, «Борьбу за огонь», равно как Пришвина, Бианки, Токмакову и даже Муфту, Полботинка с Моховой бородой, Маугли существовал в количестве ровно одной книги. Как таковое вышло тайна великая есть, потому взятый году в восемьдесят девятом аскетично-серый томик у меня тут же забрал старший брат. Мне пришлось вздохнуть и отправиться читать про профессора Аронакса, чересчур уж брательник был скандальным и еще ходил на бокс.

А потом… а потом на антресолях… Вы же знаете, что это такое? Такие шкафы, закрепленные под потолком, помните? Так вот, на антресолях моей прабабушки, каким-то неимоверным чудом чуть не отдавив ей ногу при падении, нашлась полная «Книга джунглей». Годов семидесятых издания, большущая, с полноцветными картинками. Когда-то давно, когда мой двоюродный дядька был мал, а его мама была жива, она купила ему эту книгу. Потом ее сожрал рак, дядька вырос и отправился служить в Афган, а книга оказалась среди всякого хлама.

Ясное дело, история моей чудесной находки не имеет никакого отношения к кому-либо, кроме меня. Не считая крохотного момента: тогда мне исполнилось уже одиннадцать и рассказы о Маугли вдруг приобрели странную глубину, оставшись рядом на всю жизнь.

Равно как прекрасный мультфильм режиссера Давыдова.

- А мы уйдем на север, а мы уйдем на север…

Шакал Табаки оказался одной из первых крыс, знакомивших советских детей с подлостью, трусостью и всеми прочими чудесными качествами.

- Подойдите ближе бандерлоги!

Говорил Каа и танцевал свой страшный танец, заканчивающийся смертью обезьян. Бандерлогом успел побыть я сам, оказавшись в стае таких же, одетых в потрепанную форму и даже вооруженных. Мы были бандерлогами до мая девяносто девятого, когда удав стал человеком, сожрав нашего первого настоящего офицера. Вместо джунглей у нас оказался Хасавюртовский район Дагестана, вместо стальных мускулов – стальная мина восемьдесят второго калибра, но сути это не поменяло.

- Мы принимаем бой!

Сказала стая, вторя Маугли. Волками себя называли напавшие на наши заставы, но для нас они казались рыжими псами из Дананга, злыми, опасными и жаждущими нашей крови. В мультфильме умер Акела, мудрый белый волк, водивший за собой стаю много лун подряд. У нас погиб уже второй старлей, не прятавшийся и командовавший в втором бою заставы Гребенской мост.

Бандерлоги обернулись волками и приняли бой. Не все, конечно, так случается везде и всегда. Но приняли.

Не читал «Маугли» уже очень давно, хотя у нас дома есть целых две книги, скромная и не очень дорогая и большущая, вся в каких-то классических английских иллюстрациях. Надо, наверное, как-то перечитать и попытаться понять – такая же она осталась, как тогда, давным-давно? И, заодно, оценить самую плохую новость по ней, написанной полтораста лет назад: Багира-то, оказывается, вовсе даже мужик.