Подвал ткацкой мануфактуры. Хоррор

Тяжёлая дверь поддалась со скрипом. Парни вошли внутрь. Эмиль, согнутый в три погибели, в который раз обругал себя, что так и не собрался смастерить карманный фонарик. Очень пригодился бы сейчас. Потому что темнота в узком подвале ткацкой мануфактуры стояла — хоть глаз выколи.

Было тихо, слышались лишь их собственные шаги да сбивчивое, сдерживаемое дыхание. Эрл, двигался вперед уверенно, по чутью, Эмиль с Бореем крались за ним. Коридор был прямой и длинный. Вдоль стен по обеим сторонам — двери, двери, двери. Ребята распознавали их на ощупь, ибо шли, выставив руки вперед, ощупывая потолок и стены чтобы ни во что не врезаться лбами. Борей был заметно ниже Эмиля, но и ему приходилось нагибаться.

Эмиль чувствовал нарастающую досаду. Опять он поддался на сомнительную авантюру, повелся на чью-то самоуверенную трепотню. Сколько раз уже было с Эриком. Теперь Эрл.

Сам он собирался действовать проще, честнее. Стучать в ворота. Прямо спрашивать. Тут ли Дамина Фок? Все ли с ней в порядке?

А если Дамина тут по своей воле. Что, если ей это нравится и она не желает, чтобы друзья совали носы в ее тайны. Неудобно получится. Хотя Эрл... ну не врал же он...

Что за наркота такая вообще, что она от нее на волосок от Подтемья? Морка? Гашка? Экзистенциальные микстуры, о которых как-то обмолвился Эрик. Никакой иной наркоты Эмиль не знал, хотя и догадывался, что тема эта гашкой не ограничивается.

Те же дохлые курицы, из которых слили кровь... Если предположить, что не на кровяную колбасу, а для чего другого. Дикие люди практиковали всякие ритуалы, дикие, малообразованные фанатики, что верили старым богам и соблюдали чудовищные, бесчеловечные традиции...

А ещё Эмиль думал — что, в самом деле, общего между Бореем — этой горой мышц с полифизического факультета, скромнягой, работягой... и взрослым иттиитом альбиносом, легко манипулирующим всем и вся... Эмиль внимательно наблюдал, но так и не смог полностью утвердиться в мысли, что разгадал тайну иттиного друга детства, тайну, объясняющую близкую, но только лишь платоническую дружбу Итты с этой мечтой любой девушки...

Мысли вертелись, сомнения досаждали. Эмиль пропустил момент, когда врезался в остановившегося перед дверью Эрла, а идущий позади Борей врезался в Эмиля и наступил тяжелым ботинком ему на пятку.

За дверью горели свечи...

— Она там? — шепотом спросил Эмиль.

— Да, — произнес одними губами Эрл. — Одна.

С минуту он стоял недвижно, точно к чему-то прислушивался, а потом взялся за ручку и осторожно потянул дверь на себя.

Они вошли. Эрл — первым, за ним, пригнувшись, Борей и Эмиль.

Просторное помещение, по крайне мере Эмиль не увидел ни где оно заканчивается, ни где находится потолок.

Сверху, из черной-пречерной тьмы, свисали прямоугольники тканей разных цветов и размеров. Они покачивались и надувались, будто бы в подвале дул хороший норд-вест.

Среди этого парусного движения, подвешенная на веревки за туловище и руки словно кукла-марионетка в метре от пола, повисла совершенно голая Дамина Фок.

А на полу под ней кругом стояли горящие свечи. Много свечей!

Дамина медленно крутилась. То вправо, то влево. Как настольный декоративный флюгер, который приводит в движение горящая под ним свеча.

Отсветы от бьющегося пламени лизали стройное юное тело девушки. Дамина явно была без сознания, ее аметистовые черные глаза без белков, такие же, как были тогда у Эрла, смотрели куда-то мимо этой реальности, в никуда, в себя, в бездны Подтемья.

Но больше Дамины-балерины, Дамины-марионетки Эмиля потрясло другое — то, чему не было никакого сколько бы разумного, научного объяснения.

На плечах подвешенной девушки, толстым длинным шарфом устроилась гигантская сороконожка.

Эмиль смотрел на нее, не в силах пошевелиться. Клыки твари вонзались в шею девушки подобно клыкам ядовитой змеи. Тварь пила. По прозрачному, покрытому сегментами телу, по всем внутренностям сороконожки растекалась алая кровь Дамины. Эмиль с ужасом наблюдал, как кровь сначала втекает в сосуды бугристой головы, а уже оттуда медленно разливается в туловище и ноги, как сороконожка подрагивает...

Эмиль почувствовал, что съеденные в комнате Тианы и Меррит котлеты подступили к горлу. Он сглотнул, качнулся...

— Ведьма меня побери... — одними губами произнес он... — Что... это... такое?

— Голая девка под кайфом висит под потолком. Сам не видишь? — голос Эрла прозвучал точно бы издалека, и Эмиль уловил, что голос спокоен, тон язвителен... — Надо было Погосяна с собой прихватить. Полюбовался бы хоть, болезный...

— Я не про девку... тьфу.. девушку... На шее... на шее у нее что? Кто эта тварь?!!!

— Какая тварь? На ее шее... Тварь?! — теперь голос Эрла дрогнул, и Эмиль в ужасе посмотрел на иттиита, увидел, что лицо того покрылось чешуей, глаза снова стали черными... и... едва они стали черными... как Эрл отпрянул, взмахнув руками так, будто бы стряхивал с пальцев грязь, завопил, теряя всякую надменность: — Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Мальчики! А ну назад! Назад! Валим! Живо!

Эрл схватил Эмиля за запястье, схватил очень крепко, этой своей перепончатой осьминожьей рукой и потащил.

Но Эмиль продолжал стоять на месте. Он смотрел. Сороконожка оставила трапезу, подняла рогатую голову и, заметив непрошеных гостей медленно, как личинка с ветки, сползла с Дамины, плюхнулась на пол и выпрямилась, развернулась.

Двухметровая, ростом с самого Эмиля, она встала на хвост, раскрыла прозрачный панцирь, в котором, как суп в кастрюле булькала кровь Дамины, ощетинились, раскинув в стороны бесчисленные, шевелящиеся ноги... Все ее восемь глаз с красными продолговатыми зрачками уставились на Эмиля... и только на него... Мгновение, и окровавленная зубастая пасть распахнулась, сороконожка прыгнула вперед. Оцепеневший Эмиль очнулся, отшатнулся в сторону, выхватил из ножен меч и одним резким, отчаянным взмахом перерубил тварь пополам.

Тварь оказалась мягкой, меч прошел, как сквозь масло...

Обе половины, извиваясь, упали на пол подвала, из них фонтаном хлынула кровь Дамины.

— Уходим! Травинский! Придурок! — Маленький, тощий, но сильный в своем иттиитском обличье, Эрл сгреб все два метра оцепеневшего Эмиля, стараясь волоком вытащить из этого подвального помещения, в дверь, наружу, прочь от этого порождение Подтемья...

Эмиль отбивался от Эрла. Вцепившись в меч, он не мог оторвать глаз от зрелища. Обе части сороконожки ринулись друг к другу, семеня членистыми ножонками и ножищями, встретились, склеились, тварь подбросило от пола.

— Отпусти! — Эмиль собрал все силы и отпихнул Эрла. — Без Дамины я не уйду... Чертова тварь!

— Что? Что ты сделаешь? — орал Эрл. — Она сожрёт тебя... это же .. это...

Тварь выросла перед Эмилем, забилась дрожью и начала меняться. Она преобразилась, проявила человеческие черты, становясь... прекрасной белой ведьмой. Полупрозрачной и подрагивающей в воздухе... но все же это была она...

«Убил меня, значит...» — пронеслось в голове Эмиля.

Как же она ему осточертела, эта ведьма! Он видел ее в каждом сне... Узнавал в каждой светловолосой девочке... И в каждом счастливом, добром моменте жизни обязательно слышал: «Убил меня, значит...»

Вот тварь!

С трясущимся от гнева губами, с дрожащими от страха руками Эмиль шагнул назад, уперевшись спиной в Борея... и взмахом от бедра вонзил в прозрачную грудь ведьмы ее же меч.

Вот так! Да! Так!

«Второй смерти нет»... — Расхохоталась ведьма, потеряла форму, снова стала гигантской сороконожкой, но когда Эмиль дернул все еще вонзенный меч на себя, то к нему уже в мольбе протягивала руки.... беленькая фея, прозрачная и подрагивающая, та маленькая, беленькая фея, чей бубенчик Эмиль бережно хранил на дне дорожного чемодана...

— Простите, мессир. — прошептала она. — Мы вас не узнали, мессир.

Эмиль отпрянул.

Фея превратилась в чудовище. Слюнявый, клыкастый рот распахнулся, как чемодан.

Бледный от ужаса Эмиль сжал зубы, встал в стойку, занес меч.

Чертовы пособия по фехтованию... — подумал он. — К такому они не готовили!

Он уже догадывался, откуда явилась тварь, и на какие черные ритуалы отдали свою кровь тринадцать несчастных куриц...

Стоящая на хвосте прозрачная сороконожка принялась расти вверх и вширь, разворачиваться, как гигантский моллюск и, когда достигла таких размеров, что голова пропала во тьме потолка — раздался пронзительный визг:

«Простите мессир, я вас не узнала... простите мессир...»

Тварь исчезла! Пропала! Растворилась в воздухе...

Резанувший Эмиля по ушам визг, страшный, превышающий любые возможные децибелы, заставил его бросить меч и, зажав руками уши, упасть на колени.

— Валим отсюда! — снова закричал Эрл, пытаясь поднять Эмиля на ноги. — Слышишь ты!

Но Эмиль не слышал. В его ушах множился и множился визг, тысячи визгов, которые вещали — «Простите, мессир...»

— Бор! — Эрл выпрямился. — Снимай девку! Быстро!

Ошарашенный, растерянный, ничего не понимающий Борей, который обнажил меч сразу вслед за Эмилем, но так и не увидел, кого тот пытается убить, и все это время простоял истуканом с мечом в руках, сорвался с места, бросился к Дамине. Перерубил веревки, на которых она висела, подхватил бесчувственную голую девушку, взвалил на плечо, потом свободной рукой содрал из-под потолка какую-то ткань, неловко прикрыл свою ношу...

— Откуда столько кровищи на полу... — спросил он, подходя. — Что тут было вообще... что творится с Травинским...

— Не знаю, что с ним творится... Но вопросов у меня к нему много...

Эрл помог Эмилю подняться и прислониться к стене. Он больше никуда не спешил. Отряхнулся и аккуратно поправил манжеты. Лицо его снова стало человеческим, усталым и раздраженным.

— Эх ты. Ор Серокрыл... — он поводил перед носом Эмиля ладонью, пощелкал пальцами, впрочем, не особо надеясь, что парень так быстро придет в себя после встречи с тварью Подтемья. — Я говорил — валим... орал — валим, объяснял — валим. Ноль реакции. Теперь поздно... Бабы сюда идут!

В коридоре послышался лязг дверей, топот, в дверном проеме замаячил свет. И через несколько мгновений в помещение подвала вбежали женщины с лампами, вилами, топорами, кухонными ножами.

Их было двенадцать. Все бритые налысо, кто в мужской одежде, кто — в белоснежных накрахмаленных платьях.

— Это что у нас тут? — выступила вперед крупная грудастая баба в штанах и мужской рубахе. — Огурчики с ножиками? Зачем пожаловали? Свадьба чужая! Вас не звали!

Вилы, ножи топоры красноречиво выставились на парней.

— А ну! Мечи на пол. Руки — за голову.

*черновик проды