Экзотический генеральский чин

В "Воинском уставе", утверждённом Петром I 30 марта 1716 года, упоминается большое количество генеральских чинов, от генералиссимуса до штаб-генерал-профоса. Среди них есть и генерал-гевальдигермейстер, и генерал-вагенмейстер, и генерал-фельдцейхмейстер, и генерал-квартирмейстер.

Но недавно мне встретилось генеральское звание, которого нет в Уставе 1716 года. Это генерал-рекетмейстер. Как ни странно, этот важный генерал не занимался рэкетом во вверенных ему частях и соединениях, а всего-навсего принимал или не принимал челобитные от подданых государя, и решал, кому об этих прошениях докладывать.

В XVI — XVII веках на Руси существовал Челобитный приказ, но 9 февраля 1685 года его упразднили, передав его функции Владимирскому судному приказу. Владимирский судный приказ Пётр I ликвидировал 3 ноября 1699 года, так что с 1700 года челобитные принимал Московский судный приказ. Но, поскольку в 1714 году судный приказ присоединили к Юстиц-коллегии, приём челобитных поручили сенатскому секретарю. Сенатский секретарь с этой новой обязанностью не справлялся, так что пришлось Петру 13 мая 1720 года определить для приема челобитных "особого человека, персону знатную, а с ним быть секретарю Ивану Молчанову". Первую "знатную персону" назначили только в феврале 1722 года. Эта должность досталась полковнику Василию Кондратьевичу Павлову, который с тех пор стал именоваться "рекетмейстером" или "генералом-рекетмейстером" (от французского слова requête — жалоба, прошение).

Павлов в марте 1722 года начал набирать людей. В его рекетмейстерской конторе числились по штату: секретарь, три канцеляриста, три подканцеляриста и три копииста. Им полагалось "приходить в канцелярию повседневно по полуночи в пять часов, а пополудни три часа и чтобы они подьячие не гуляли, а делали бы дела". 

С дисциплиной в конторе дела обстояли не очень хорошо, так что 2 декабря 1724 года Павлову пришлось выпустить приказ:

"Вижу я завсегда, что канцелярские служители в канцелярию приходят после меня, о чём им подтверждено приказом с подписанием, чего не слушают; того ради подтвердить сим приказом, чтобы приходили в канцелярию как по утру, так и по полудни и дела делали бы неленостно, а других слов между собою об других делах ничего не говорили б. А делали б все дела, чего смотрить секретарю. А буде кто поутру придёт позже генерала рекетмейстера, таких дневальному записывать, кто в котором часу пришёл; чтобы можно было у всякого по регламенту вычесть из жалованья; а дневальным под таким штрафом завсегда дневать и ночевать неотлучно, и о том дневальному повседневно подавать генералу рекетмейтеру рапорт".

О тех челобитных, которые заслуживали рассмотрения, Павлов докладывал в Правительствующем сенате. Обычно это происходило по средам. Между генерал-рекетмейстером и генерал-прокурором очень быстро возникла вражда. Павел Иванович Ягужинский порой пытался не дать хода челобитным, о которых докладывал Василий Кондратьевич Павлов. А уж на просьбы Павлова о расширении штата его конторы сенаторы всегда отвечали отказом. 

Когда в 1724 году заседания Правительствующего сената проходили в Москве, Павлов очень долго не мог добиться, чтобы его конторе выделили там помещение. Сотрудники рекетмейстерской конторы выехали из Санкт-Петербурга 23 февраля 1724 года, а помещение в Москве, в котором можно было заниматься текущими делами, для них выделили только 15 апреля. Да и то помещение находилось далеко от села Покровского, где разместился сенат, так что Павлов ещё долго жаловался на то, что ему приходилось постоянно находиться в разъездах.

В инструкции, которую Павлов получил после назначения рекетмейстером, особо отмечалось, что нужно обращать внимание на челобитные о том, что кто-то чинит препятствие "в сыскивании руд". В архивах сохранилось дело крестьянина Алатырского уезда Никитина, которого в селе Тихомирове приказный человек Фролов, узнав о его намерении объявить о найденной им руде, бил смертным боем и грозился убить детей Никитина. Никитин бежал из села и обратился в Берг-коллегию, где ему дали указ о розыске в городе Алатырь. Но крестьянин слишком много претерпел, поэтому побоялся, что и с этим указом будет бит.

Тогда его дело перешло в рекетмейстерскую контору. Стараниями Василия Кондратьевича Павлова крестьянин-рудознатец получил 3 рубля, "дабы впредь таким доносителям о оных рудах охотно было доносить", а позднее Никитину выдали прогонные деньги, подводу и солдата в сопровождающие, чтобы он выкопал руду и привёз образцы для пробы в Берг-коллегию. 

Основную массу челобитных составляли жалобы на взятки, обиды и разорение от должностных лиц, тяжбы о правах на земли и недвижимость, споры о недоимках и льготах по уплате налогов, а также сообщения о хищениях из казны или о краже народных средств. Но имелось немало прошений о беглых крестьянах, не указавших при поселении в Санкт-Петербурге или Ингерманландии своих прежних владельцев.

Некоторые челобитные рассматривались очень долго. Так, например, прошение армянина Меркула Кашпирева, попавшего под стражу, скорее всего, из-за каких-то коммерческих проблем, было внесено в сенат 12 июня 1723 года, но тогда сенаторы отказались его заслушивать. 12 сентября Павлов вновь вернулся с этой челобитной, добавив к ней и другие документы, относящиеся к делу. А на следующий день генерал-рекетмейстер предложил проект сенатского приговора. Уважаемым сенаторам оставалось лишь утвердить его, но они отказались это сделать. Тогда Павлов заявил, что обратится к императору.

Всё это время Меркул Кашпирев содержался под стражей. 10 декабря 1723 года рекетмейстер попробовал испросить у сената, чтобы этого армянина отпустили под поручительство, но сенаторы отказались утвердить это. 23 декабря уже сами сенаторы предложили Павлову передать дело Кашпирева в магистрат, где оно бы оказалось похоронено среди множества других бумаг, но генерал-рекетмейстер не захотел это делать.

На доклад к императору Павлов сумел попасть лишь 5 января 1725 года. Пётр I взял паузу, чтобы разобраться во всех хитросплетениях данного дела. 27 января государь повелел освободить Кашпирева под чьё-либо поручительство. 1 марта 1725 года сенат утвердил решение уже покойного императора, а все материалы по этому делу приказал передать в магистрат. Таким образом, рассмотрение челобитной Кашпирева длилось более полутора лет.

Когда челобитные напрямую касались кого-то из сенаторов или их родственников, генерала-рекетмейстера без лишних слов отсылали прочь. Правда, у того оставалась возможность обратиться напрямую к императору, но злоупотреблять этой возможностью было опасно, ведь Пётр специально создавал должность генерала-рекетмейстера для того, чтобы отвести от себя поток жалоб на многочисленные злоупотребления в государстве.

Порой сенаторы явно издевались над Павловым. Так, в его служебных записках от 17 декабря 1724 года имеется такая:

"В 9-м часу по полуночи приходил к рекетмейстерским делам из сената драгун и повещал, чтоб генерал-рекетмейтер с делами был в сенате; и как генерал-рекетмейстер с делами в сенат прибыл; и в сенате до того было сенаторов только два человека, Фёдор Матвеевич, да князь Никита Иванович; но и те выехали до прибытия его генерала-рекетмейстера для того, что Пётр Андреевич и князь Григорий Михайлович были в Синоде."

Неудивительно, что после смерти Петра I Павлова быстро сместили с этой должности. Его заменил Степан Андреевич Колычёв. А когда одного из следующих генерал-рекетмейстеров, Матвея Фёдоровича Воейкова, назначили обер-прокуроров Сената, рекетмейстерскую контору упразднили, а должность рекетмейстера ликвидировали. Но уже с началом царствования Анны Иоанновны пришлось всё вернуть, и до начала XIX века генерал-рекетмейстеры продолжали заниматься челобитными. И лишь Александр I решился создать в 1810 году более эффективную и совершенную Комиссию по принятию прошений.