Человек есть то, что он читает
Автор: Ребекка ПоповаНа сайте Автор Тудэй сам бог велел обсуждать литературный процесс - всякие там писательские лайфхаки, ни много ни мало векторы развития современной литературы, ну, и конечно, произведения друг друга - что само по себе для многих нераскрученных текстописцев большая удача.
Но иногда в процессе обсуждений так и хочется спросить у "писателя, а не читателя" о его читательском профиле, о последнем прочитанном, о любимых книгах и т.д., чтобы понять, а с кем ты разговариваешь вообще. Потому что иногда стоит договориться о понятиях. И потому что порой сам факт наличия в профиле какого-то количества каких-то произведений какого-то жанра для меня совершенно ничего не проясняет.
В общем, все эти непонимашки часто заметны на всяких там марафонах "Читатель автор", отзывы с которого порой попадаются под произведениями. Какие-то авторы счастливо совпадают, а какие-то вообще не могут нащупать точки соприкосновения.
Вот мне вчера Геннадий написал под расском "Манон":
Имена есть, а портретов нет
диалогов вообще... нет
...На читателя обрушивается кирпичная стена нарратива
Я ему этак типа с юмором ответила:
Ну, значит, вы впервые в жизни приобщились к литературе без портретов и диалогов. (А я вот нередко такую читаю.) Хорошо это или плохо? Я думаю, нечто новое- это всегда хорошо, ибо... Ну, как бы развивает читательский вкус:)
А он мне со всей душой:
Не впервые. У меня одни из первых работ были грешны на отсутствие описания персонажей.
И потом еще:
Ещё мысль по теме диалогов. Одна из основных целей автора: не рассказывать, а показывать историю. Именно диалоги оживляют персонажей, дают им объёмные голоса и какие-то особенности.
Гм... Ну, давайте я немного расскажу про себя в плане писательских ориентиров - на чем я росла, так сказать.
А росла я вот на этом (1956 год). Начало рассказа:
Или, еще более известное началоГде-то раздобыв программу, напечатанную на кремовой бумаге, дон Перес проводил меня до моего места. Девятый ряд, чуть вправо, ну что ж, прекрасное акустическое равновесие! Я, слава богу, знаю театр Корона -- капризов у него больше, чем у истеричной женщины. Сколько раз я предупреждал друзей: не берите билеты в тринадцатый ряд, там что-то вроде воздушного колодца, и туда не попадает музыка. А с левой стороны в бельэтаже, точь-в-точь как во флорентийском "Театро Коммунале", некоторые инструменты как бы отделяются от оркестра и плывут по воздуху; вот флейта, к примеру, может зазвучать в трех метрах от вас, а весь оркестр, как ему и положено, останется на сцене. Это забавно, но приятного мало.
Встречу ли я Магу? Сколько раз, стоило выйти из дому и по улице Сен добраться до арки, выходящей на набережную Конт, как в плывущем над рекою пепельно-оливковом воздухе становились различимы контуры, и ее тоненькая фигурка обрисовывалась на мосту Дез-ар; случалось, она ходила из конца в конец, а то застывала у железных перил, глядя на воду. И так естественно было выйти на улицу, подняться по ступеням моста, войти в его узкий выгнутый над водою пролет и подойти к Маге, а она улыбнется, ничуть не удивясь, потому что, как и я, убеждена, что нечаянная встреча – самое чаянное в жизни и что заранее договариваются о встречах лишь те, кто может писать друг другу письма только на линованной бумаге, а зубную пасту из тюбика выжимает аккуратно, с самого дна.
Бруно проснулся. Казалось, в комнате совершенно темно. Затаив дыхание, он осмотрелся в потемках, пытаясь определить, что же сейчас — день или ночь, утро или вечер. Скверно, когда просыпаешься ночью, порой даже невыносимо. Невыносимо и после обеда просыпаться раньше времени. Возвращаться от сна к реальности было все труднее, и это особенно пугало Бруно теперь, когда сознание само по себе стало в тягость. Приходилось пускаться на хитрости. Он никогда не позволял себе дремать по утрам, боясь, что не уснет после обеда. Телевизора с его фальшивыми страстями и военными фильмами Бруно не признавал. Кажется, он задремал над книгой. Снилось все то же — Джейни, Морин, шляпная заколка. Бруно пошарил возле себя и начал понемногу приподниматься на подушках, задевая ногами в чулках металлический каркас, который удерживал над ним одеяла. От тяжелых одеял в основном и заболевают ноги. Впрочем, для Бруно это вряд ли теперь имело значение.
Слава богу, не ночь. Скованные рассудок и тело смятенно пытались найти себя во времени. Бруно вспомнил, а может быть, просто ощутил, что скоро вечер. Окна были плотно зашторены, но холодный красноватый свет пробивался по бокам. Вероятно, снаружи сияет солнце, студеное весеннее солнце, заливающее своим беспощадным светом грешный Лондон, грозящую наводнением Темзу, закопченные кольчатые башни электростанции Лотс-роуд, которые станут видны из окна в пять часов, когда придет Аделаида и раздвинет шторы. Бруно протянул руку, достал очки и, поднеся часы к тусклому просвету у края, разглядел время — пятнадцать минут пятого. Не позвать ли Аделаиду, подумал он, но отказался от этой мысли. Можно кое-как продержаться до пяти, гоня от себя кошмары. Аделаида, раздражительная горничная, не любит, когда ее вызывают в неурочный час. А может, она сделалась такой раздражительной только в последний год? Неужели она нарочно бьет самую дорогую посуду? На подносе вечно осколки, а он слишком стар и изнуряюще долго болен.
Какие диалоги, какие портреты, какие долгие и церемонные представления героев?
Сплошной поток сознания.
Многие тут открытым текстом говорят, что ориентируются
- на манеру письма Стивена Кинга,
- или на русскую, классику,
- или на НФ середины ХХ века,
- или на детскую советскую литературу вроде Владислава Крапивина.
Я согласна, что тексты Кинга рассчитаны на самую массовую аудиторию и построены по очень выигрышному универсальному принципу, и что у мэтра есть чему поучиться,
но все-таки это не единственно возможная писательская манера, не так ли?