Иллюстрации к "Бреслау". Немцы между концом и началом

Автор: Николай Берг

- Внучек, что ты делаешь?! С едой играть нельзя! Кушай больше, а то не вырастешь большим! Сейчас я тебе положу добавки!
- Бабушка, но я больше не хочу…
- Ешь, я тебе сказала! Ох уж эта молодежь, разбаловали вас родители… Они не понимают, как они хорошо живут, незаслуженно хорошо! Мы вот в наше время…

Вы думаете, этот диалог из нашего советского детства? А вот и нет: такое сплошь и рядом можно было слышать в ФРГ конца прошлого века – от бабушек и дедушек, переживших в молодости голодные послевоенные годы. Они до конца жизни относились к еде со священным трепетом, не представляли себе настоящий праздник без обильного застолья, а детей и внуков стремились в первую очередь накормить как минимум до отвала. И, разумеется, попрекали молодежь тем, что она незаслуженно хорошо живет. Бытие определяет сознание, как говорили классики – в похожих ситуациях формируются похожие взгляды и привычки.

Забавно, что о голодухе послевоенной успешно забыли не только у нас, но и в Германии. Вот американцы помнят, что им было голодно тогда - хорошей говядины практически не было, приходилось обходиться свининой и курятиной.

Война кончилась. Мужики (больше похожие на стариков) куда-то поедут на грузовике,а у детей свои дела.

Германия послевоенных лет – главная тема недавно опубликованной книги немецкого публициста Вольфганга Бреннера «Между концом и началом» (Brenner W. Zwischen Ende und Anfang: Nachkriegsjahre in Deutschland. 2016). Она легко написана и рассчитана на массового читателя, однако в основе лежит кропотливая работа с источниками и исследовательской литературой, позволяющая реконструировать германскую реальность второй половины сороковых. Как всегда, основные идеи я постараюсь сформулировать в виде нескольких коротких тезисов.

Полицейский с кокардой где вместо свастики - дырка. А вот пряжка ременная походу целая.

1. Окончание войны не стало для немцев концом трудностей. В течение еще двух лет ситуация, как минимум в западных оккупационных зонах, неуклонно ухудшалась – не было еды и топлива, стояли заводы, миллионы людей ютились в лагерях временного размещения. Низшей точкой стала так называемая «голодная зима» 1946-1947 годов, когда люди, не имевшие доступа к черному рынку, начали в самом прямом смысле умирать от голода (в психиатрической больнице Дюссельдорфа от недоедания скончались 160 из 700 пациентов). К весне 1947 года оккупационным властям стало ясно, что если так пойдет дальше, неизбежна масштабная катастрофа, эпидемии и бунты. После этого постепенно стартовали программы восстановления западногерманской экономики.

И да - голодные смерти в западных секторах из истории Германии вычеркнуты практически полностью. Министерство правды велело считать это не бывшим. А дохли тысячами. Но об этом пишут только дикие маргиналы - как и о жесточайшем изгнании немцев из всех стран Европы, причем выгоняли буквально босыми и голыми, как и о "пропавшем миллионе военнопленных" сдохших в лагерях союзников. Вот о том, что в советских лагерях немцы ужасно страдали - потому как вшивых там их брили наголо, а это кошмарное насилие над свободой личности - считай в каждом мемуаре.

Регулировщица. Для Германии такое - просто нонсенс и "неможетбыть!!!" Правда 1944 и 1945 года приучили уже к тому, что женщины могут все. Особенно когда мужиков нету.

2. Эти два послевоенных года стали самым тяжелым временем и в сознании многих немцев. И многие из этих многих винили в происходящем победителей. В 1946-1947 годах на фоне ухудшавшегося положения начинались волнения: в Руре рабочие препятствовали демонтажу предприятий, в Брауншвейге английских солдат забросали камнями. Распространялось представление о том, что оккупационные власти хотят сжить немцев со свету.

И надо сказать, оно было вполне обоснованным. Пока амеры не сообразили, что немцев можно опять вооружить и науськать. Англичане это уже делали вовсю - вооруженные ими военнопленные немцы воевали против греческих партизан, к примеру и расстреливали уже после войны советских военнопленных.

Студенты, вернувшиеся к обучению...

3. На самом деле, оккупационные власти на первых порах толком не знали, чего они хотят, и не понимали, что делать. Планы раздела Германии оказались достаточно быстро отброшены – по мнению "компетентных" специалистов, это только помешало бы построению демократического общества (вот тут такая наглая брехня, что диву даться! Сталин выступал за целую Германию, но нейтральную. Естественно этот план был торпедирован и Германию разделили именно союзнички наши).. Американцы считали, что «переучивание» (re-education) немцев станет долгим процессом. Однако первые попытки «переучивания» зачастую оказывались неудачными: школьная реформа провалилась, фильмы о концлагерях вызывали не раскаяние, а отторжение, голливудское кино часто воспринималось немецкой аудиторией не так, как рассчитывали американцы… Только постепенно стало ясно, что, как говорил Брехт, «сначала появляется жратва, потом мораль».

Оккупанты и немка. Американский сектор.

4. Попытка оккупационных властей убрать со сцены деятелей культуры, активно сотрудничавших с нацистами, оказалась неудачной. Деятели с честными глазами утверждали, что никогда не интересовались политикой, а простые немцы требовали вернуть любимых исполнителей.

Наши оккупируют.

5. Весьма противоречивыми оказались и результаты кампании по отстранению от работы недавних нацистов, занимавших должности, требующие определенной квалификации. В течение первого послевоенного года во всех оккупационных зонах были уволены сотни тысяч человек: учителей, чиновников, судей, технических специалистов… В итоге местами в школах осталась пятая часть от необходимых по штату педагогов. Спустя всего несколько лет уволенные смогли вернуться на свои места. В результате в Баварии в начале пятидесятых 60% судей являлись бывшими нацистами. Аденауэр открыто заявил, что в обществе не должно быть деления на «запятнанных» и «незапятнанных». Естественно, такого рода заявления подрывали эффективность официального осуждения нацизма в глазах общества.

Как витиевато сказано о реабилитации нацизма.

Берлинский полицейский с государственным символом - дыркой на кокарде.

6. Неправда, что в пятидесятые немцы не любили вспоминать недавнее прошлое; вспоминали много и охотно, рассказывая о своих собственных страданиях (но, разумеется, не о коллективной ответственности). Позицию по отношению к нацистским преступлениям Бреннер обозначает как «коллективное равнодушие».

Американский сектор. Два покалеченных фольксштурмиста. Левый - явно полицейский (А вот и ляпнул - неправильно атрибутировал форму. танис поправила - он из РАД).

7. Для немецкого общества первого послевоенного десятилетия была в целом характерна политическая пассивность (как пишет Бреннер, «микс из недоверия, скрытности, эгоизма и жалости к себе»). Большинство не испытывало никакого интереса к политике и хотело только, чтобы их оставили в покое. Именно поэтому лозунг Аденауэра «Никаких экспериментов!» вызывал широкое одобрение.

Немцы и немки роются в машине, вывозящей из американской части пищевые отходы.

8. В послевоенном обществе была широко распространена ксенофобия, причем как «чужаки» воспринимались не только иностранцы, но и соотечественники из других регионов. В Баварии беженцев с востока умудрялись обвинять одновременно и в том, что они все пруссаки и потому главные нацисты, и в том, что они наполовину славяне, а значит, не настоящие немцы. В любом случае, говорили баварцы, эти с востока сами виноваты во всех своих бедах. Окончательно интегрироваться «вынужденным переселенцам» помог возникший в пятидесятые дефицит рабочей силы.

Проститутка у разрушенного крупповского завода.

9. К 1948 году для западных держав-победительниц вопрос «наказания» окончательно перестал играть значимую роль. На первый план вышла необходимость не допустить распространения коммунизма, запустить экономику и создать новое западногерманское государство. Аденауэр смог прекрасно воспользоваться этой ситуацией, обеспечив себе широкое пространство для маневра и сумев добиться принятия многих своих требований. Как пишет Бреннер, «к счастью для немцев, их страна была велика и находилась в центре Европы».

Перрон в Бреслау с брошенным беженцами багажом.