К флэшмобу о ведьмах

К "ведьминскому" флэшмобу от Елены Станиславовой.

Вообще-то ни женщин, ни мужчин с достоверным колдовским даром у меня нет: используемый сеттинг такого не предусматривает. Ведьмы, правда, есть -- но это те, кто владеет вполне рационально объяснимыми знаниями и умеет ими пользоваться, -- просто окружающие (а может, и они сами) воспринимают это как тот самый колдовской дар.

Надо сказать, в описываемом мире в колдунов и ведьм чохом записывают и тех, кто получил знания, пришедшие в мир с попаданцем или добытые на осколках римского мира, или полученные в ходе начавших бурно развиваться научных исследований (спасибо прогрессорству). Но остались там и ведьмы "традиционные", которые Университета не кончали, а знания приобрели в своих семьях, от матерей.

У меня таких есть как минимум три. Но приведу сюда только одну -- специально для Елены Станиславовой.

Сходив много лет назад в последний морской поход – уже не на военном корабле викингов, а на быстроходной гленской яхте – сэр Эгиль вернулся в Кер-Сиди с молодой женой. С этого времени он окончательно превратился из воина и морехода в корабела, сделавшись главным мастером гленских верфей. На верфях он и проводил бо́льшую часть времени, каждый день уходя туда с рассветом и возвращаясь после заката.

Дети же Эгиля – не только три девочки, но и Олаф – росли всё это время под присмотром матери. Впрочем, и в Хордаланне, и в Ругаланне такое положение дел было обыденным. Уделом мужчины там считались походы и сражения, в крайнем случае – кузнечное или еще какое-нибудь достойное ремесло, уделом женщины – дом и семья. Так было заведено издревле, так было заповедано богами, и даже колдовство у северного народа испокон веков делилось на мужское и женское, на гальдр и сейдр. Разумеется, сэр Эгиль полагал, что его семья сможет жить тем же укладом и в Камбрии.

Ему самому это действительно легко удавалось: помогала увлеченность любимым делом. А вот Хейдрун приноравливалась к жизни в Кер-Сиди долго и мучительно. Слишком уж много навыков, приобретенных ею в северной деревне, оказались бесполезны в британском городе. Дома́ здесь были не деревянными, а каменными, очаг топился не дровами, а торфом, и в довершение всего соседи говорили на чужом языке и молились чужому богу, так что поначалу было непонятно, как правильно с ними себя вести. Не находило применения и усвоенное от матери знание лечебных трав. Дети и муж болели редко, а больше никто к Хейдрун за помощью и не обращался. Ведьм в Кер-Сиди хватало и без нее.

Впрочем, в городской жизни имелись и свои достоинства. Свободного времени – по крайней мере поначалу, до рождения детей, – у Хейдрун было на удивление много. Ей не приходилось ни прясть шерсть, ни шить одежду, ни доить коров, ни заниматься огородом: жалование мужа позволяло покупать всё необходимое на рынке. Часто она выбиралась в сопровождении служанки в окрестности города, где бродила среди лугов и пустошей, высматривая знакомые по родным местам целебные растения и даже находя некоторые из них. Зверобой, вереск и тысячелистник встречались здесь в изобилии и выглядели точно так же, как на лесных полянах Ругаланна. Чабрец тоже вроде бы попадался, однако внешне заметно отличался от привычного, и Хейдрун собирать его остерегалась. А самых обычных на ее родине ели и серой ольхи так нигде и не удалось отыскать. Зато то и дело ей попадались совсем незнакомые деревья и травы с неведомыми названиями и свойствами. Спросить же о них у местных жителей Хейдрун не позволяла знахарская гордость: как можно было признаться в своем невежестве!

Хейдрун не изменила своей привычке собирать травы и после рождения первенца – Олафа. Едва лишь тот немного подрос, как она стала брать его с собой. Вскоре малыш выучил добрых два десятка целебных растений. А когда Хейдрун, родив второго ребенка, все-таки остепенилась и превратилась в домоседку, подросший Олаф стал ходить на такие прогулки в одиночку.