Заметки к статье И.Я. Резникова о Танееве

   Я всегда читаю посты Игоря Яковлевича, часто хотел бы ответить в комментариях, но не всегда находится для этого время - бываю многословен. В качестве своеобразного комментария к его статье о Танееве и написал эти заметки.

Об отце Танеева и его родственниках упоминают часто. Хотелось бы совсем немного сказать о матери и братьях. Когда будущий композитор родился, то отцу было 60 лет, а матери - 34. Варвара Павловна Танеева (в девичестве Протопопова), дочь секретаря Владимирской духовной консистории титулярного советника Павла Андреевича Протопопова от брака с Марфой Антоновной Федоровой, родилась в январе 1822 года. Скончалась  10 марта 1889-м году.  Старший сын, Владимир, так её характеризовал:

"могла быть хорошим судейским адвокатом и внесла в… семейство свежую неиспорченную кровь грубого русского духовенства"

Именно на  ней держалось хозяйство и воспитание трёх сыновей. Родились же шестеро детей, но в живых остались три сына, Сергей был самым младшим .  Интересно, что даже после отмены крепостного права в московский особняк исправно приезжали подводы из имения, привозившие продукты, а в самом особняке были многочисленные слуги, которыми руководила Пелагея Васильевна Чижова.
Если бы отец настоял, то, вполне вероятно, Сергей Третьяков мог стать юристом, как и его братья.

Средний, Павел, умер в 1906-м году, прожив 61 лет . Его карьера была вполне успешна : служил чиновником Государственного управления коннозаводства, избирался почетным мировым судьей по Владимирскому уезду, работал присяжным поверенными и присяжным стряпчим (адвокатом), член Юридического общества при Петербургском университете. Параллельно занимался коммерцией, занимал пост директора Невской писчебумажной фабрики, имел чин действительного статского советника ( соответствовал генерал-майору).

Старший, Владимир, прожил долгую жизнь (родился в 1840-м году, умер в 1921-м) был известным адвокатом, имел владение. По взглядам являлся левым социалистом и , естественно, материалистом. Точнее - родовитый дворянин Владимир Танеев, закончивший престижнейшее Училище правоведения, вырос критиком существующей власти, нигилистом и коммунистом. Бесплатно защищал польских повстанцев и народников-нечаевцев. Собственно, этику русской адвокатской школы он и создал. В 1870-м году познакомился с Карлом Марксом и поддерживал с ним переписку. Писатель Андрей Белый так вспоминал о Владимире Танееве:

"Владимир Иванович Танеев, талантливый адвокат и личность весьма замечательная в своем времени; он двояко противопоставлялся: как сумасброд, полусумасшедший позер; и как умница, смельчак и представитель недосягаемой левизны в нашем круге… этот не боявшийся слов человек организовал ежемесячные обеды в "Эрмитаже" и много лет рассылал приглашения сливкам нашего круга; и там, за обедом, высказывал сногсшибательные сентенции о том, что надо не оставить камня на камне на нашем строе".

Поначалу на академические обеды в "Эрмитаж" к Владимиру Танееву московский бомонд ходил неохотно, но со временем они стали популярными.
С 1883 года Владимир Иванович поселился в купленной им подмосковной усадьбе Демьяново под Клином. Усадьбу он перестроил и преобразовал в дачи с террасами, выходящими в сад. На дачах и жили его знакомые, с которыми Танеев говорил о революции и социализме.
Великолепнейшая библиотека Владимира Танеева (около 23 000 томов) послужила основой для создания библиотеки  Коммунистической академии, позже вошедшей в состав АН СССР.  Передана была библиотека как дар. Неудивительно, что в 1919-м году Ленин подписал вот этот документ 

Не уверен, что так было, но существует легенда -  после революции в усадьбу Демьяново пришли "революционные массы", чтобы ее разграбить. Библиотеку хотели сжечь. Но в ящике письменного стола нашли фотографию Карла Маркса с автографом (Маркс действительно прислал Танееву свою фотографию). И усадьбу с библиотекой не тронули.
Вот что правда - так это то, что музыку Владимир Танеев не переносил - когда они жили в одном доме,  Сергею приходилось отрабатывать движения пальцев по клавишам рояля, который был лишен звука.
Малый Власьевский переулок в Москве до 1993-го года  назывался улицей Танеевых... В честь братьев Сергея и Владимира Танеевых.

Иван Липаев так описывает Сергея Танеева :

"Дитя провинции, полненький от ухаживания за ним отца и матери, одетый по моде того времени, в бархатный казакинчик, в пеструю, клетчатую шелковую рубашечку, перепоясанную наполовину, в напускных шароварах, будущий ученик с первого своего появления привлек симпатии к себе профессоров"

Петр Ильич Чайковский передаёт первое впечатление от встречи с Танеевым :

"  увидел юношу некрасивого, но с милым русско-татарским лицом… Ни в выражении глаз, ни в чертах лица, ни в мягком по-московски нараспев голосе не отражалось ничего не только гениального, но даже просто даровитого. Передо мной был только хорошо выкормленный симпатичный барчук. Таким предстал передо мной впервые мудрейший и лучший из смертных, каких мне привелось видеть".

По воспоминаниям Ростислава Геника, девятнадцатилетний золотой медалист Сергей Танеев выглядел так:

"с неправильными чертами лица, с подслеповатыми глазами, в очках, с добродушной застенчивой улыбкой, с каким-то странным крякающим голосом, с неловкими угловатыми манерами, тяжелой поступью, - непритязательный в туалете, чуждый всякого поползновения к нынешнему изяществу и артистическому декоруму".

Имя Танеева - первое на доске золотых медалистов выпускников консерваторииИнтересно, что на 4-й доске перечень золотых медалистов 1949-го года, далее традиция не поддерживается...

Ученик, самый, наверное, из композиторов "танеевский" Рахманинов так писал в некрологе о Танееве:

"6 июня скоропостижно скончался Сергей Иванович Танеев: композитор-мастер,образованнейший музыкант своего времени, человек редкой самобытности,оригинальности, душевных качеств, вершина музыкальной Москвы, уже с давних пор, с
непоколебимым авторитетом занимавший по праву свой высокий пост до конца дней своих. Для всех нас, его знавших и к нему стучавшихся, это был высший судья, обладавший, как таковой, мудростью, справедливостью, доступностью, простотой. Образец
во всём, в каждом деянии своём, ибо что бы он ни делал, он делал только хорошо. Своим личным примером он учил нас, как жить, как мыслить, как работать, даже как говорить, так как и говорил он особенно, «по-танеевски»: кратко, метко, ярко. На устах у него были только нужные слова. Лишних, сорных слов этот человек никогда не произносил…"

Б.В. Асафьев:

"На музыке его,  лежит отпечаток мудрой сосредоточенности и принципиальности: путь искателя истины. Каждая мысль принимает у Танеева облик зрелого, обдуманного высказывания".

Музыкальный критик, музыковед и композитор Л. Л. Сабанеев отмечал:

"Танеев был велик и гениален своей нравственной личностью и своим исключительно священным отношением к искусству".

Сочинения Танеева казались его современникам сухими, слишком учеными и устаревшими. А сегодня  ч музыковеды пишут, что это "самобытное явление Серебряного века с его склонностью к ретроспективности".  Но часто и сейчас утверждают, что его произведения сложны для понимания, сухи, математически выверены... 

Вот и на титульном листе его "Подвижного контрапункта строгого письма" в качестве эпиграфа ко всему произведению размещается крылатая фраза Леонардо да Винчи "Никакое человеческое знание не может претендовать на звание истинной науки, если не прошло через математические формулы выражения" 

И в самой книге математические формулы... Опять же, отношение к творчеству, высказанное в одном из писем к Чайковскому : "Без вдохновения нет творчества. Но не надо забывать, что в моменты творчества человеческий мозг не создает нечто совершенно новое, а только комбинирует то, что в нем уже есть, что он приобрел путем привычки. Отсюда необходимость образования как пособия творчеству".
Мне же ближе точка зрения Луначарского :

"весь художественный облик Танеева снискал ему величайшее уважение как своеобразному высшему математику музыки. Но это обстоятельство послужило к большой недооценке Танеева как творца широкой публикой. Я разумею публику, не принадлежащую к небольшому кругу квалифицированных и особо высококультурных в музыкальном отношении лиц… О Танееве прошёл слушок, что он решает свои музыкальные проблемы, как математик задачи, потому-то он-де очень любопытен для цеховиков, но оставляет холодными слушателей. …не думаю, чтобы кому-нибудь пришло в голову отрицать эту сразу охватывающей вас атмосферу немного строгой и очень сильной мысли, которая царит в его музыке. Но этого мало. Танеев был человек глубоко сердечный, волнуемый всеми волнениями интенсивной человеческой жизни… и скорбь, и надежда, и негодование, и любовь, и чувство одиночества, и радость общения с природой и людьми, и многое, многое другое заставляло трепетать это твёрдое, но чуткое сердце"

Несмотря на мягкость, Танеев всегда правдиво выражал своё отношение к творчеству других музыкантов и композиторов. Так, он не принимал многое из творчества Скрябина и утверждают, что однажды заявил ему:   "Меня прямо тошнит от Вашей музыки". Тем не менее рекомендовал с ней знакомиться и заботился о самом Скрябине.
Хрестоматийным является пример с симфонической поэмой Чайковского "Воевода" на стихотворный перевод Пушкиным Мицкевича.
Гольденвейзер описывает так:

"Незадолго до смерти Чайковский сочинил симфоническую поэму "Воевода" на одноименное стихотворение Пушкина (из Мицкевича). Я был на репетиции и на концерте, когда она исполнялась . И на концерте, и на репетиции что-то не ладилось. Чайковский кривился и был явно недоволен тем, как и идет и звучит эта вещь. После концерта, когда Чайковский спросил у Танеева, которого он чрезвычайно высоко ставил как музыканта, его мнения по поводу "Воеводы", Танеев, не умевший кривить душой, откровенно сказал ему, что это произведение ему не понравилось. Чайковский сам был недоволен "Воеводо" и, придя к себе в номер, сжег в камине партитуру. К счастью, Зилоти, в концерте которого это произведение исполнялось, успел спрятать оркестровые голоса, и спустя несколько лет после смерти Чайковского партитура была восстановлена по этим голосам и напечатана фирмой Беляева [в 1897 году]. Я как раз был у Танеева, когда ему от Беляева прислали экземпляр партитуры "Воеводы". Танеев предложил мне вместе с ним по партитуре сыграть в четыре руки эту вещь. Мы это сделали и оба были поражены чудесными достоинствами произведения. Сергей Иванович, с одной стороны, был восхищен красотами "Воеводы", с другой же — ему было чрезвычайно тяжело вспомнить, что благодаря его неблагоприятному отзыву Чайковский это сочинение уничтожил и пережил, вероятно, в связи с этим тяжелые минуты. "

Необходимо заметить, что сам Чайковский тогда мучился сомнениями в своем даре, ему казалось, что он исписался и теперь повторяет самого себя.  
В переписке с Юргенсоном он утверждал:

"Голубчик, не сожалей "Воеводу", туда ему и дорога, я нисколько не раскаиваюсь, ибо глубоко убежден, что это сочинение, компрометирующее меня".

Пианист  Танеев был первым и одним из лучших исполнителей фортепианной музыки Чайковского. До Рахманинова он был едва ли не единственным исполнителем фортепианных сочинений Чайковского, к которым многие пианисты относились пренебрежительно. На протяжении почти сорока лет (последний раз Танеев выступил с произведениями Чайковского в феврале 1914 года) музыка Петра Ильича неизменно включалась в программы выступлений Танеева.   В год окончания консерватории он впервые в Москве исполнил только что написанный Первый фортепианный концерт Чайковского, и автор отозвался об игре Танеева в газете "Русские ведомости" :

"Он умеет до тонкости проникнуть в мельчайшие подробности авторских намерений и передать их именно так, в том духе и при тех условиях, какие мечтались автору".

Танеев - первый исполнитель Второго и Третьего фортепианных концертов, Концертной фантазии и других сочинений, а также участия в премьере Трио "Памяти великого художника" - Н.Г.Рубинштейна, своего учителя по классу фортепиано. Танеев принял большое участие в подготовке консерваторского спектакля - первой постановки "Евгения Онегина".
Сергей Иванович был одним из самых близких Чайковскому друзей и музыкантов. Их переписка на протяжении почти четверти века - интереснейший глубоко содержательный документ музыкальной истории своего времени. Младший из музыкантов с благоговением относился к Учителю. Постепенно они перешли на "ты". Модест Ильич Чайковский, брат и биограф композитора, посвятил свой  трехтомный труд , как напечатано на титульном листе,

"Сергею Ивановичу Танееву и всем, кому столь же дорога и священна память Петра Ильича Чайковского".

В свою очередь, Чайковский высоко ценил и композиторское дарование, и человеческие качества младшего друга. Он посвятил ему "Франческу да Римини". В письме от  17.08. 1880-го года Петр Ильич отмечал:

"... в глубине души я ни минуты никогда не сомневался, что Вы... будете крупной личностью в сфере русской музыки".

Особенно высоко оценил Чайковский кантату "Иоанн Дамаскин", а также Увертюру к трилогии "Орестея", которая была впервые исполнена в концерте под его управлением.  Чайковский, оценивая исполнительские мастерство и культуру, особенно выделял два положения: он требовал сдержанности чувств и выступал против преувеличенно темпераментного исполнения и чрезмерной чувствительности. Г. Ларош отмечал, что он

"как огня, боялся сентиментальности и вследствие этого в фортепьянной игре не любил излишнего подчёркивания и смеялся над выражением "играть с душой" ".

Чайковский  ценил в пианисте  понимание замысла композитора, осознанность своих исполнительских намерений, продуманность и логичность исполнительского плана.
Танеев разделял общие положения о музыкально-исполнительском творчестве, высказанные Чайковским в музыкально-публицистических статьях и письмах, и, опираясь на них, смог выработать свою стройную систему исполнительского мышления, свой рациональный, строго продуманный подход к исполнительскому творчеству. Так же как и Чайковский Сергей Иванович не терпел  сентиментальности и чувствительности.
Танеев был продолжателем Н. Г. Рубинштейна, бывшего для него лучшим образцом понимания средств инструмента и способов их применения.
Многие музыканты "приспосабливали" и "приспосабливают" сочинения композиторов к своей индивидуальности, допускали отклонения и вольности в интерпретации - "я так вижу".  А. Рубинштейн писал по этому поводу, что распространился

"индивидуальный взгляд на понимание и на характер исполнения произведений классиков"

при котором 

"практическая цель — исполнение сочинений в духе их авторов — оставлена совершенно без внимания". 

Другие исполнители впадали в противоположную крайность, провозглашая требование «объективного» исполнения. Пусть они играют и безупречно, но это игра безучастна, формальна и отдаёт
Михаил Николаевич  Курбатов писал:

"идеальное исполнение — это серьёзно продуманная и глубоко прочувствованная мысль композитора, усвоенная до того, что она сделалась личным достоянием исполнителя. Идеальное исполнение требует безусловной искренности душевных движений и настроений, указанных композитором. Только в этом случае звуки становятся живыми и производят глубокое впечатление. Но сколько продумать, сколько прочувствовать должен исполнитель, чтобы почувствовать за собой право передавать художественные намерения композитора слушателям, как свои собственные!"

Танеев разделял эту точку зрения в полной мере.
Один из взыскательнейших судей —Ростислав Владимирович Геника , в прошлом, как и Танеев, также ученик Чайковского и Николая  Рубинштейна , писал о выступлении Танеева в Харькове в 1907 году:

"Каждый раз, как слушаешь Танеева, жалеешь, что этот совершенно исключительный по своим достоинствам пианист так редко выступает. Я положительно затрудняюсь поставить наряду с Танеевым по благородству приёмов, красоте удара, по художественной простоте и правдивости, по уму и интересу передачи кого-либо из ныне живущих пианистов, которых мне приходилось слышать, например, д'Альбера, Зауэра, Гофмана и т. д."

Хотелось бы немного обратить внимание на зарубежное турне уже зрелого композитора и пианиста - в 1908 и 1911–12 годах Танеев гастролировал с исполнением своих сочинений в Германии и Австро-Венгрии. Выступал в Берлине, Вене и Праге.
Рецензент одного из концертов в Германии назвал Танеева "русским Брамсом". Российский музыкальный критик В. Г. Каратыгин пошел даже дальше, утверждая , что "историческое значение Танеева для России больше, нежели Брамса для Германии".  Сам Танеев этого сравнения не любил.
Гастроли продолжались до января 1912 года, когда в Праге состоялся "Большой русский концерт", на котором была исполнена картина из второй части оперы Танеева "Орестея" и Концертная фантазия для фортепиано с оркестром Чайковского. Солировал сам С. И. Танеев. Другой день концертной программы состоял из его Симфонии до минор, а хор общества пражских учителей исполнил "Прометея" из хорового цикла Танеева на стихи Якова Полонского. Во время гастролей в декабре 1911 года Сергей Танеев приезжает в Зальцбург, на родину Моцарта, чтобы изучить его детские нотные тетради. В них — "скучные" упражнения по контрапункту , выполненные маленьким Вольфгангом под руководством отца. Из этих ученических заданий и выросли великолепные контрапункты будущих моцартовских шедевров.
После зарубежных гастролей Танеев выступал нечасто, давал концерты все реже и реже, чем сильно огорчал своих поклонников.  А. Т. Гречанинов, один из его учеников выразил досаду поклонников следующим образом:

"Про Танеева в шутку говорили, что в Москве три достопримечательности: царь-пушка, которая не стреляет, царь-колокол, который не звонит, и царь-пианист, который не играет".

Однако в узком кругу знакомых и коллег Танеев все же играл. В печати встречаются упоминания, что игра Танеева была записана на валики, но мне эти записи найти не удалось, к великому сожалению.

Когда Танеев взял под свое управление консерваторию, она находилась на пороге финансового краха. Дыра в бюджете была  такого размера, что пессимисты утверждали - положение безвыходное, консерваторию не спасти. Однако за годы директорства Танеева доходы превысили расходы, финансовые и хозяйственные дела  поправились. И такую деловую хватку проявил не финансист, а композитор.
Как отмечал Чайковский :

"Управление его обличает в нем стойкость, твердость, энергию и вместе с тем способность стоять выше всяких дрязг, мелких препирательств."

При этом, по словам тогдашних учащихся:

"Художественный дух в консерватории стоял в то время на очень высоком уровне... Таково было влияние Сергея Ивановича на нас, тогдашних учеников. Осуждения его боялись не из страха, а из уважения, и больше всего - художественного осуждения".

Танеев постоянно слышит упреки в том, что мало пишет музыки, а если пишет что-то, то долго. Его ответ:

"Положим, что количество сочинений от этого несколько уменьшится. Но разве это уже так важно? 360 кантат Баха, 118 симфоний и 83 квартета Гайдна, 20 томов сочинений Вольтера — эти цифры производят какое-то устрашающее действие на потомков этих великих людей и отбивают охоту изучать эти произведения. Кончается тем, что из 180 или 83 сочинений выбирается 10 — 12, и целые поколения, одно за другим, слушают эти 12, без всякого желания познакомиться с 13-м или 14-м"

В марте 1889 года умирает мать композитора Варвара Павловна. Через месяц после ее смерти Танеев решает уйти в отставку. Он пишет Чайковскому:

"Теперь, после смерти мамаши,   мне более, чем когда-либо хочется быть подальше от людей, мало для меня интересных, освободиться от мелких хлопот, которыми наполнена моя жизнь, быть наедине с самим собой и заняться делом..."

В течении своей жизни несколько раз меняя дома, С.И. Танеев всегда старался поселиться в районе Арбата и Пречистенки, по возможности невдалеке от родителького особняка в Обуховом переулке. Под жилье он выбирал, по мнению современников,

"возможно более старомодную берлогу и по возможности без всяких культурных удобств, вроде водопровода, канализации, отопления (электричества тогда еще не было). Он любил особняки, чтоб ему не мешали соседи".

По поводу водопровода у Танеева было такое твердое и непоколебимое мнение:

"Я теперь не могу зависеть от чего-то мне неизвестного, а вдруг водопровод испортится? То ли дело водовоз - я ему дам на чай и он мне всегда привезет воды".

Однако Танеев с энтузиазмом встретил возникновение эсперанто, овладел им, вообще был одним из первых эсперантистов в России, пропагандировал его среди родственников, знакомых и учеников, переписывался с Л. Заменгофом и первыми эсперантистами. Утверждают, что на языке эсперанто написаны несколько романсов, но нот не сохранилось, на этом языке  С. И. Танеев вёл свой дневник.
Еще одним увлечением композитора  были велопрогулки, к которым его приохотил Лев Толстой. Мешковатый и близорукий Танеев часто спотыкался и опасался ходить вечером в одиночестве. Но, будучи  уже в солидном возрасте  велосипед освоил. Катался с удовольствием, хоть и сильно рисковал при  слабом зрении - очки или пенсне он не носил. Один из веловояжей завершился тяжелой травмой ноги, и от любимого хобби пришлось отказаться.
Рахманинов вспоминает:

"- Какой это был удивительный человек! Как он умел
смеяться! Звонко, как счастливый ребёнок! Он был неспособен ни на малейшую неискренность. Его так огорчала наша лень.
Нас было четверо в классе, но я помню только Скрябина и себя. Мы совсем ничего не делали. Сергей Иванович упрекал нас, пытался стыдить, но ничто не помогало. Наконец, он обратился к Сафонову, который был директором консерватории; тот нас вызвал и пробовал убедить, что не надо огорчать такого человека, как Танеев. Но даже и это на нас не подействовало, - молодость! Теперь я жалею, что недостаточно ценил его. Но такова молодость:
легкомысленная, незадумывающаяся, непонимающая.
Наконец, Танеев придумал новый способ заставить нас работать. У Пелагеи Васильевны, его знаменитой няни, была племянница. Вдруг она появилась на нашей кухне с листом нотной бумаги, на нём была написана тема и просьба написать на неё фугу. «Ладно», - сказал я. Но она не уходила, потому что Сергей Иванович сказал ей дождаться фуги и принести ему. Раз или два я попался таким образом, но потом приказал говорить, что меня нет дома, так что ей пришлось оставить нотную бумагу. Точно так же её посылали и к Скрябину."

На страницах "Русских ведомостей"  4 сентября 1905 г. было опубликовано короткое письмо Танеева :

"Вследствие совершенно неблагопристойного поведения директора Московской консерватории Сафонова я выхожу из состава профессоров этой консерватории. С. Танеев".

Василий Ильич Сафонов, сын выдающегося отца, выслужившегося из простого казака до генерал-лейтенанта, был старообрядцем-единоверцем, действительным статским советником, сподвижником Чайковского, пианистом и дирижёром, одним из лучших педагогов. Великолепный администратор, сумевший выбить из московского купечества и государства деньги на постройку нового здания Московской консерватории , а также  Большого концертного зала, поддерживал неимущих студентов, улучшал материальное положение консерватории. Но при этом  был ярым монархистом, крайним консерватором, агрессивно-конфликтным, злопамятным и мстительным человеком. Консерваторией управлял в стиле командира полка времен Николая Первого и относился к студентам и преподавателям соответствующим образом. Нужно сказать, что он всё же неоднократно до своей отставки с поста директора в 1906-м году пытался примириться с Танеевым. Но тот даже после отставки Сафонова в консерваторию не вернулся.

Танеев очень переживал, утратив мать и часто вспоминал ее любимое стихотворение - "По прочтении псалма", автором которого является Алексей Степанович Хомяков, человек талантливый, поэт, художник, богослов, философ, член-корреспондент Санкт-Петербургской Академии наук.  Умер он в возрасте 56 лет, заразившись, когда занимался лечением крестьян во время холерной эпидемии. С 1912-го по 1915-й год Танеев писал кантату на это стихотворение.На ее титульном листе написано – "Памяти матери моей, Варвары Павловны"…

В клавире кантата была написана 23 сентября 1914 года, партитура дописана 3 января 1915. Премьерой, состоявшейся 11 марта в Петрограде, на которой присутствовал Танеев, руководил Кусевицкий.
Так случилось, что "По прочтении псалма " стало апофеозом творчества Танеева, его последним произведением и одновременно его художественным завещанием.
Рахманинов в некрологе написал:

"Танеев написал две кантаты, являющиеся его крайними сочинениями… В первой кантате устами Иоанна Дамаскина он пел: «Иду в незнаемый я путь». Во второй в уста господа вложены слова: «Не я ль светила зажег над вашей головой?»
Мне хотелось бы связать эти вырванные фразы и сказать, что «незнаемым» путем Сергей Иванович шел недолго: силами своего ума, сердца, таланта он отыскал свою дорогу, широкую и прямую, показавшую ему путь к последней вершине, где так ярко засиял зажженный им светильник."

Прощание с Танеевым проходило в консерватории, похоронили его на территории московского Донского монастыря рядом с матерью. Существуют кадры прощания и  похорон.

Звучала музыка самого Танеева - Симфония No. 4, до минор.


Позже останки перенесли на Новодевичье кладбище, и сегодня они покоятся между могилами его учителя Н. Г. Рубинштейна и ученика К. Н. Игумнова.

Невдалеке, рядом с могилой Рубинштейна, захоронен ученик Танеева Скрябин