Обманка (якобы славянское фэнтези)

Навеяно валом постов о славянском фэнтези. Подумалось: а не выложить ли отрывок-обманку? Вдруг кто поверит, что это тоже славянское фэнтези! ;)

Таким вот образом Здравко и сделался оруженосцем. И, надо сказать, поначалу новое положение совсем его не радовало. Старые обязанности от него никуда не делись, а вот новых к ним добавилось немало. И убедиться в этом ему пришлось уже на следующее утро. Спозаранку сбегав на кухню за завтраком, а потом вычистив сэру Владимиру одежду и вымыв посуду, Здравко намерился было привычно свалить к себе за ширму, где его гостеприимно поджидала складная койка, – а не тут-то было! Сэр Владимир вдруг окликнул его:

– Э, а куда это ты собрался?

Здравко замер, растерянно заморгал.

А сэр Владимир загадочно посмотрел на него и распорядился:

– Вот что, пошли-ка на ипподром!

И добавил, странно произнося слова, – точно стихи читал: – Начинается отделка щенка под рыцаря!

Так у Здравко настало время учебы. Осваивать пришлось очень многое – начиная с езды верхом. Прежде Здравко не то чтобы не видывал лошадей, однако дела с ними в общем-то не имел. То, что он с малолетства постоянно обретался у отца в кузнице, ничем особо не помогало: лошадей в его краях отродясь не подковывали. Да и верхом местные жители особо не ездили: вот в повозку коня запрячь или в плуг – это пожалуйста!

Случалось, впрочем, что в Подгоряны по торговым и прочим делам наведывались степняки – булгары и авары, – и вот те всегда являлись верхом. Здравко хорошо помнил свой испуг от первой встречи с булгарскими всадниками: они показались ему жуткими чудовищами – наполовину людьми, наполовину конями. Отец тогда вволю посмеялся над ним – однако и сам он, и другие взрослые удивлялись и искусной верховой езде степняков, и их необычной конской сбруе. Особенно Здравко почему-то запомнилось, с каким интересом отец разглядывал аварские кованые стремена. 

В один из таких приездов степняков Здравко – тогда еще совсем ребенок – впервые побывал в седле. Веселый бритоголовый парень в белой длиннополой одежде – то ли сын, то ли слуга булгарского купца – подманил его к себе и, зачем-то нахлобучив ему на голову свою шапку – остроконечный кожаный колпак с меховой оторочкой, – посадил на коня. Тогда Здравко ничуть не испугался – лишь изо всех сил вцепился обеими руками в торчавший впереди выступ седла, чтобы не упасть. А парень, широко улыбаясь, торжественно провел коня в поводу через добрую половину Подгорян – на зависть приятелям Здравко и, как потом оказалось, к ужасу его матери. Думал ли тогда маленький мальчик из славянской деревни, что когда-нибудь ему придется осваивать и седло, и стремена, и поводья по-настоящему, по-взрослому?

Как ни странно, на александрийском ипподроме тот, казалось бы, совсем пустячный детский опыт все-таки пригодился: по меньшей мере он помог Здравко не бояться коня и вообще придал уверенности в себе. А остальное пришло со временем – во многом благодаря помощи Каэла. Тот, как оказалось, был не только искусным наездником, но и большим знатоком лошадей. Так что заодно Каэл принялся обучать Здравко еще и уходу за боевым конем – навыку, очень полезному для рыцаря и совершенно необходимому для оруженосца.

На первых порах Каэл часто заменял сэра Владимира также и в обучении Здравко бою – как оружному, так и рукопашному. С фехтованием у Здравко поначалу не ладилось: силы хватало, но очень недоставало скорости. Плохо давались ему и рукопашные схватки: подводила всё та же медлительность. Зато глаз у Здравко оказался неожиданно метким, а рука твердой, и к удивлению обоих – и учителя, и ученика, – он легко овладел искусством метания ножей и дротиков. Особенно хорошо управлялся он с плюмбатой – коротким метательным копьем со странной тяжелой штуковиной возле наконечника. «Ты прямо как ши», – заявил удивленный Каэл после первого же занятия, когда Здравко быстро, непринужденно и без единого промаха поразил ею все мишени.

Вот так Здравко и узнал о странном народе ши, жившем бок о бок с людьми на далеких островах, откуда были родом и Каэл, и сэр Владимир. Народ тот, как оказалось, не только славился удивительной меткостью, но и владел великими древними знаниями – по сути дела, волшебством. Затем со слов Каэла внезапно выяснилось, что как раз из народа ши происходила мать сэра Владимира – ныне правительница крошечного королевства на его родном острове, а когда-то в прошлом великая богиня.

Услышав такое, Здравко оторопел: к тому времени он, конечно, догадывался, что сэр Владимир – человек происхождения весьма непростого, но чтобы тот приходился сыном богине – пусть и бывшей, пусть и принявшей римскую веру!.. Но не успел он прийти в себя от этой новости, как Каэл огорошил его следующей, еще более удивительной. Мать Владимира, мало того что была бывшей богиней, – она почему-то считалась хранительницей почти всего острова и – самое главное – каким-то уж совсем непостижимым образом приходилась родной сестрой императрице Анастасии. А еще, по словам Каэла, получалось, что именно она-то и подарила людям те самые волшебные штуки, о которых Здравко успел наслушаться еще в Карфагене, – от пуговиц, невероятно облегчивших надевание одежды, и трубок со стеклами, позволяющих словно вблизи видеть далекие предметы, до совсем уж загадочных паровых кораблей, будто бы не нуждающихся ни в ветре, ни в гребцах.

Некоторое время Здравко молча шагал рядом с Каэлом – они как раз возвращались с ристалища к казармам и палаткам – и тщился уложить в голове всё услышанное. Больше всего потрясло его не волшебство, не великие знания и даже не древние боги, а близкое родство сэра Владимира с императрицей Анастасией. Здравко полагал, что вдоволь насмотрелся и волшебства, и тайных знаний в отцовской кузнице. Богами его тоже было, в общем-то, не удивить: те жили по соседству со смертными и знакомств с ними вовсе не чурались. Тот же Сварог, по словам отца, не раз наведывался к нему в гости – чтобы присоветовать что-нибудь по кузнечному ремеслу, а заодно и подглядеть полезное для себя. Зато императорская чета, несмотря на досужие сплетни подруг бывшей хозяйки, казалась Здравко далекой, непостижимой в своих помыслах и при этом невероятно могучей.

На следующий день, собравшись с духом, он стал выспрашивать у Каэла подробности о его родной стране. Прежде всего, конечно же, – о родне сэра Владимира, о его матери, о волшебном народе ши. И кое в чем преуспел – даже выпытал, что у сэра Владимира имелась младшая сестра, будто бы тоже владеющая волшебством и вообще очень похожая на мать. Больше, правда, про сестру сэра Владимира узнать не удалось почти ничего: Каэл тут же начал мяться, краснеть и прятать глаза, словно был то ли влюблен в нее, то ли в чем-то перед нею очень виноват. Однако вывод для себя Здравко все-таки сделал, причем весьма простой: от этой сестры-колдуньи, ежели она вдруг объявится в Александрии, и Каэлу, и ему самому лучше держаться подальше: будет и спокойнее, и, пожалуй, безопаснее.

Наверное, Здравко продолжил бы и дальше мучить Каэла расспросами – не о сестре сэра Владимира, конечно, а о загадочном острове Придайн и о стране Глентуи. Но не успел. Мирные времена внезапно закончились: после долгого, более чем векового перерыва вновь напомнили о себе южные соседи Египта – воинственный народ блеммиев. Нет, до раскинувшейся в устье Нила Александрии блеммии, разумеется, не дошли – однако приграничный южный город Сиену захватили и вроде бы двинулись дальше на север.

Новость с юга страны Александрия, еще не до конца оправившаяся после нашествия мусульман, восприняла очень болезненно. Со времени объявления о вторжении блеммиев не прошло и дня, а город уже наполнился слухами. До Здравко стали долетать совершенно невероятные, безумные россказни о новых врагах: будто бы те даже и не людьми были, а безголовыми чудищами с лицами на груди. Впрочем, поначалу Здравко россказням этим поверил. С чего бы не жить в далеком неведомом краю безголовому народу, рассуждал он, если даже в Славеевых горах, совсем неподалеку от Подгорян, водились не менее странные создания самовилы – колдуньи в облике девушек с козьими ногами? И, разумеется, при первой же возможности он поделился этими мыслями с сэром Владимиром.

Возможность эта, надо сказать, предоставилась Здравко далеко не сразу. Это александрийские обыватели могли себе позволить праздно обсуждать тревожные новости да разносить вздорные слухи – да и то многие горожане самых, казалось бы, мирных родов занятий – рыбаки, ремесленники, мелкие торговцы – принялись на всякий случай вспоминать боевые навыки и приводить в порядок оружие. А британским легионерам полагалось выполнять то, ради чего, собственно говоря, они в свое время и прибыли в Египет, – защищать подвергшуюся нападению врагов провинцию дружественной страны.

На второй день Здравко уже точно знал: ставшая ему привычной жизнь в Александрии со всеми достоинствами и недостатками подошла к концу. Половине Британского легиона, в том числе и Второй але, которой командовал сэр Владимир, предстоял далекий южный поход – за Мемфис, за Фивы, за Малый и Большой Аполлонополисы... Разумеется, учеба у Здравко закончилась: сэру Владимиру, да и Каэлу тоже, стало теперь не до того.

Свободного времени, впрочем, от этого у Здравко не прибавилось – скорее, наоборот. Теперь он, как и полагалось оруженосцу, изо всех сил помогал своему господину собираться в дорогу. Вот только сэр Владимир был не простым рыцарем, а предводителем нескольких сотен конных воинов – по-здешнему, префектом. А значит, и забот у него было куда больше, чем у того же Каэла. Теперь сэр Владимир, и прежде-то имевший не так уж много свободного времени, был постоянно занят – то выслушивал рапорты командиров турм, то сам ходил по казармам, а то даже уносился куда-то верхом на Эрэре. Конечно же, на Здравко легла забота обо всем его имуществе – о доспехах, об оружии, о конской амуниции и еще много о чем. Судя по всему, скорого возвращения алы в Александрию не предвиделось – так что, по мнению Здравко, вещей следовало забрать с собой как можно больше – а у сэра Владимира одних только книг был целый сундук. И при этом грузить свое добро на обозные повозки тот не позволял категорически. Рассчитывать, похоже, можно было только на пару вьючных мулов – и всё. А как самому понять, что́ нужно забрать с собой непременно, а чем можно и пожертвовать? Вот и ломал Здравко голову, и все время сомневался – но все-таки на свой страх и риск что-то укладывал в дорожные сумы и сундуки, а что-то оставлял.

К позднему вечеру сэр Владимир вроде бы наконец освободился. Ввалившись в палатку, он окинул быстрым взглядом собранные в дорогу вещи, затем отыскал на складном столике загодя принесенный и уже успевший остыть котелок каши и, привычно поблагодарив за заботу, приступил к ужину. А потом вдруг загадочно посмотрел на Здравко и, подмигнув, спросил:

– Ну что, оруженосец, готов к первому походу?

Тут-то Здравко и решился. Взял, да и спросил:

– А как эти безголовые доспехи носят? Им же из-под брони не видно ничего будет – с глазами-то на груди!

И, устремив глаза на сэра Владимира, он замер в предвкушении интересного рассказа.

Сначала сэр Владимир пожал плечами. Затем недоуменно переспросил:

– Кто-кто безголовые?

– Ну враги эти – которые на юге... – промямлил в ответ Здравко. Слово «блеммии» он уже успел подзабыть и очень боялся его исковеркать. И вообще почувствовал, что выболванил что-то не то – да уж поздно было.

А сэр Владимир вдруг расхохотался – да так, что чуть кашей не подавился:

– Ты что, моего Плиния втихаря читаешь?

Здравко испуганно помотал головой. Кто такой Плиний, он не знал и даже имя это услышал впервые. Хуже того, читать он не умел вообще. Карфагенские хозяева его, понятное дело, грамоте не учили, а в родной деревне о таком чуде, как письменная речь, похоже, и не слыхивали. Ну а таких чудных книг, как у сэра Владимира, – не свитков пергамента, а стопок белых листов в твердых кожаных корочках – ему прежде видывать и вовсе не доводилось.

– Да я и читать-то не умею, – неохотно признался он. Деваться все равно было некуда: с сэра Владимира сталось бы вручить ему книгу и велеть прочитать.

Сэр Владимир удивленно хмыкнул. Потом нахмурился. Потом с досадой вздохнул:

– Эх... Моя оплошка, – и в конце концов подытожил: – Ладно. Вернемся – исправим.

Кстати, заметьте: мир-то у меня никакой не "чисто славянский": представители очень разных народов находятся на одной стороне. Вот я и думаю: а ведь у той же Марии Семеновой (от "Волкодава" я получил впечатление неоднозначное, но зацепило однозначно) тоже ведь действует очень многонациональная команда.И это, имхо, хорошо и правильно.